Отец сперва вытаращил глаза, затем расхохотался:

— Ты серьёзно думал спросить у них о такой… ерунде? Ты хоть представляешь, как они к этому отнесутся? К тому же, экспедиция в их родовые земли — конечно, у нас есть график общения с ними, но точно не в ближайшие недели.

— Не представляю. Очень плохо понимаю их психологию. Но как её искать, если она телепортировалась?

— Есть подозрение, что она не ушла далеко. Я уже написал письмо, запросил помощь с «Зари-15». Там сейчас смена нашего человека из Общества, Сергей Рязанский, недавно началась экспедиция.

— «Заря-15»? Это же какая-то космическая станция?

В местной космической индустрии я по-прежнему «плавал». Привычки смотреть в небо у меня не было — почти все миры, которые я уничтожал ранее, были крайне бедны до космических технологий.

— Какая-то⁈ — отец аж закашлялся. — Военная. Единственная полярная. Лет десять назад Общество испытывало орбитальный сканер телепортационных вибраций. Принцип в том, что каждая телепортация вызывает незначительный скачок в мощных потоках силы. Если сопоставить данные с нескольких точек… Дальше — триангуляция и прочая геометрия, на рихнере можно рассчитать. Вся проблема в том, что стихийные круговые течения силы недостаточно изучены, и заработает ли прибор, и освоит ли его Сергей Рязанский. И получится ли у РИКО выбить часы работы — там же циклограмма, всё расписано.

Аббревиатуру РИКО я знал — Российское Императорское Космическое Общество.

— Мощные потоки, говоришь… Получается, не зря мы соскакивали с темы. А если не с неба, а с земли засечь. Что насчёт потоков с месторождений на атомные станции? Это же очень мощные потоки, и наверняка их изменение как-либо фиксируется тем самым «ядром» сенсетивов?

Отец вытаращил глаза.

— Слушай, а это… очень хорошая мысль. Всего в Антарктиде четыре крупных атомных станции и десять малых, на военных базах. Надо будет собрать с них статистику. В общем, постарайся брать меньше командировок, возможно, понадобится помощь. Сейчас свободных членов Общества на Антарктиде, сам понимаешь, по пальцам одной руки. Хотя, конечно, в самое пекло, к драконам, я тебя не отправлю.

— Почему это — не отправишь? Очень бы хотел увидеть.

— Нет уж. Обойдёшься. Расскажи лучше… как у тебя с той афророссиянкой? Или кто там у тебя.

— Эх, папа…

Остаток беседы мы проговорили про моих женщин и на разные темы — повспоминал и прошлые миры, поговорил про их политическое устройство и причины, по которым мне было приказано их разрушать. Теперь я чувствовал себя развязанным по рукам и ногам. Я порвал с прошлым, и практически не было тем, которые я не мог бы обсудить, и от этого было неожиданно легко на душе.

На следующий день началась работа. Патефон Аккордеонович рано утром вызвал меня планёрку и хлопнул на стол здоровенную пыльную папку.

— Инспекция филиалов. Начинаешь сегодня же.

— В смысле — инспекция?

— В том самом! На высшие чины особого отдела Императорской Курьерской службы в особых случаях отдалённых отделениях возлагается… кхе-кхе… обязанность проведения проверок и инспекций гражданских и почтовых отделений службы. Не проводилось уже полгода, меня Поликарп Семёнович потом взгреет за такое. И тебя — тоже! Бери своих крепостных, робят бери, кто с навыком дознания, если хочешь, составляй сам график — чтоб за две недели семь городов проверил!

Мне не хотелось знать, кто такой Поликарп Семёнович, да и помотаться по городам я бы не прочь, и я кинулся в работу, держа телефон наготове.

А письма от Нинели Кирилловны пока так и не было…

Проверками я заниматься умел. График составил за день. В подчинении у региональной конторы было две провинции и семь городов, включая парочку крупных. В первый же день с Патефоном Аккордеоновичем мы навестили офис в Акулаевске, где он продемонстрировал весь алгоритм проверки. На следующий день я отправился по близлежащим городам — в серый, пропахнувший рыбой портовый пригород Пискарёв и небольшой прибрежный Сидорозолотицинск, полный старинных церквей, с огромной верфью напротив. Ездили на машине, вдвоём с Дмитрием. В первом случае в отделении был полный порядок, а во втором же — полный раздрай, журнал жалоб был переполнен, а журнал хозяйственных расходов заполнен с ошибками.

Глава с бухгалтером на меня едва не накинулись с кулаками, отчего я был вынужден продемонстрировать пистолет и воспользоваться артефакторским навыком, чтобы взломать огромный сейф у них в кабинете, к которому они меня никак не подпускали. Там оказались купюры разного номинала, различные драгоценности и мелкие артефакты, не то приподнесённые в качестве взяток, не то — украденные из посылок.

Через пару дней мне пришла машина, но воспользоваться ею я толком не успел — совершил перелёт на стареньком шумном геликоптере и отправился в турне по Новой Якутии, которая была чуть ближе к столице.

Сперва я посетил промышленный старинный город Романочтецовск, коптящий заводскими трубами сумеречное небо. В отделении, на удивление, всё оказалось пристойным, в анкете я не заполнил ни одной графы со статусом «удовлетворительно» или ниже. Видимо, потому что отделением управлял пожилой офицер подмосковного полка Тимофей Тимофеевич. В семьдесят лет он самостоятельно освоил старенький рихнер и перевёл весь документооборот в цифровую форму, чего я не видел в нескольких филиалах. Вечером я позволил себе вольность — мы засели в кабак, и он расспрашивал меня про нынешние обычаи в столице.

— А дуэли? Дуэли у вас проводятся?

— Ну… случались.

Я рассказал коротко про дуэль с Мамонтовым, старик слушал, затаив дыхание, потом залпом допил пиво.

— Девушка хоть потом… согласилась на близость после такого поступка?

— Мы некоторым образом состояли в отношениях, поэтому…

— Повезло тебе, парень. А меня вот — сослали. А она за мной не поехала. Так и остался один.

После таких встреченных характеров и судеб я тоже всё больше чувствовал себя в ссылке. Хоть ситуация была другой — за мной тоже не поехала любимая девушка, я тоже начинал чувствовать одиночество и тосковать под гнётом вечных сумерек и нехватки солнечного света. Теперь становилось понятным, почему местные так прилично пьют и ходят по борделям.

Бордель. Всё чаще вспоминались наставления, в пыльных отелях всё чаще снились сны о шумных роскошных покоях, полных обнажённых и чрезвычайно-распутных девиц. Большинство их них напоминали Нинель Кирилловну, но некоторые лицом и фигурой походили на Аллу, Веронику и Ольгу Лекаря. На последней я обычно просыпался.

На пятый день меня встретил Аксюткинск — третий по величине город в стране, стоящий на берегу небольшого залива. Он выглядел куда более мирным, и стен, подобных Акулаевску, был лишён.

— Потому что сюда не долетали, — пояснил Дмитрий, когда мы ехали от аэропорта. — На Дальней земле и в Новоуралье только.

— Кто не долетал?

— Малые антарктические. Раньше они в Приполярье много шороху наводили, а теперь как будто вымерли совсем. Говорят, что их большие все переубивали.

— А Малые — насколько они малые?

— Ну… до десяти метров, говорят. Великие-то чего, раз в пару месяцев кита сожрут, перекусят единорогами, и спят лежат. А у этих этот… ну как оно слово умное… сильный очень.

— Метаболизм? Я, конечно, читал в детстве книжки про драконов, — соврал я. — Но как так вышло, что одни драконы убивают других? Вроде же сородичи.

— О, тут смотрел умную передачу. Дескать, раньше было много видов человеков. А потом наши предки всех остальных перебили, только лесовики остались. Там что-то умное про ксенофобию, расовую нетерпимость, вся эта хрень. И, типа, рано или поздно, их тоже перебьют. Вот, получается, с драконами то же самое происходит — раньше было много разных средних, а потом Великие все остальные виды перебили, потом и за последних, за мелочь взялись.

— Как-то грустно. Или есть за что?

— Есть, конечно! У Великих какой-никакой интеллект. С ними хотя б договориться можно. А малые совсем берега путают, фермы разоряют, людей жрут. Они ж неразумные, вроде обезьян у людей.