— Ну, у меня экспериментальный ликс. И я ж не отказываюсь помочь. Давайте я поближе подберусь и посмотрю, что там. Может, удастся залатать повреждения, у меня есть немного заживляющей пены.

— Ни в коем случае! — аж завизжал Ивар ю Сомма. — Не приближайтесь к нам! Нам нужна квалифицированная помощь, а не какой-то дилетант на непонятном экспериментальном ликсе! Всё! Оставьте нас! Подите прочь, куда вы там собирались раньше, и обязательно сообщите о нашей гибели. А я непременно оставлю посмертное послание в котором опишу, что вы испортили нам последние дни жизни сначала дав надежду, а потом её коварно отобрав!

— Гаврюша! Срочно останавливаемся! Что-то тут не так! — тут же завопил Лежнев. До него внезапно дошло, что о причинах катастрофы этот Ивар так ничего и не сказал. Кроме того, он вообще внятно не объясняет, почему у них слишком мало времени и почему корабль продолжает, по его словам, уничтожаться. И самое главное — этот корабль принадлежит киннарским учёным. Это прямо наводит на подозрения.

— Эй, Ивар, — осторожно уточнил Лежнев. — А что за исследования вы проводили? И авария часом не с ними связана? И можно поподробнее, почему вы не хотите, чтобы я к вам приближался? Вы заразные что ли?

После непродолжительного молчания Ивар ответил:

— Даже интересно, кто это такой догадливый. Ещё и экспериментальный ликс. Не слышал о таких проектах у соседей… Да, авария произошла по причине заражения исследуемым материалом. Ты правильно понял — мы заразные.

— Ага. — вздохнул Герман. Он невольно проникся уважением к учёному. Не ожидал от киннара, что тот станет кого-то предупреждать в случае опасности. — А можно подробнее? Может, я всё-таки смогу чем-то помочь, но для этого мне нужно знать, в чём опасность!

— Ничем вы нам, молодой человек, не поможете. Мы исследовали одну очень интересную плесень-паразит. Невероятная приспособляемость, а, главное, очень интересные свойства. У неё полностью отсутствует эволюционная ошибка всех паразитов — она не вредит и, тем более, не уничтожает организм, на котором паразитирует.

— У меня плохие предчувствия, — Лежнева аж передёрнуло. — грибы — это страшно, любые грибы.

— Ты прав. Эта плесень может жить на любом организме. Она проникает в мозг, после чего приспосабливается к нему, увеличивает срок жизни до неизвестных пределов, увеличивает силу, скорость прохождения нервных импульсов, уничтожает всю вредную микрофлору, даёт ещё массу преимуществ. Кроме того, она значительно повышает стремление к размножению всевозможными способами — зависит от того, каким способом привык размножаться сам организм. Ей ведь нужны новые носители. Проблема в том, что организм, на котором она паразитирует, теряет собственную волю и начинает служить потребностям этой плесени.

«Зашибись. Грибные зомби рулят! Ну, конечно, как ещё могло быть».

— Только не говорите, что вы ухитрились заразиться этой дрянью!

— Возмущён твоим предположением, гражданин! Меры предосторожности беспрецедентные! У нас даже скафандры специально разработанные, повышенной защищённости от биологического заражения! Проблема в том, что у этой плесени оказался чрезвычайно высокая приспособляемость. Она заразила наш корабль. Если у тебя есть хоть немного ментальной чувствительности, ты, несомненно, почувствовал призыв о помощи, который выдаёт сам корабль. Как ты знаешь, это не предусмотрено проектом. Это дело плесени. Нас пока спасает только то, что корабль — лаборатория не состоит из одного единого организма. Это консолидация нескольких десятков крупных и тысяч малых существ. Когда было обнаружено заражение, мы тут же вышли из гиперпространства и уничтожили ядро заражения. Пришлось использовать систему самоуничтожения корабля, однако плесень, как оказалось, проникла дальше. И она себя защищает. Корабль не выпустил наш спасательный бот, были заблокированы соответствующие сигналы. А сам взрыв уничтожил основной заражённый узел, но есть ещё второстепенные, и теперь плесень зреет и растёт в них, постепенно захватывая весь корабль. Я могу с уверенностью сказать, что кормовая часть корабля пока не заражена, однако всё управление либо повреждено взрывом, либо захвачено плесенью.

«Отлично. Корабль — зомби. Живой корабль киннаров — зомби. Твою ж мать. Их надо сжечь к чертям!»

— Эй, Ивар. А она воздушно-капельным путём не передаётся? — испуганно спросил Герман. — Ну, в смысле, на расстоянии. Я тут в пятидесяти километров от вас вишу — не заражусь? И вы сами-то точно уверены, что не заражены?

— Послушайте, гражданин. Кстати, представьтесь уже, наконец! Это просто невежливо! Так вот, отвечаю на ваши вопросы. Заражение передаётся только через касание. У плесени полностью отсутствует механизм собственного размножения. Она полностью зависит в этом плане от носителя. Единственное её слабое место иначе, боюсь, она не была бы локализована на одной планете. Что касается нашей уверенности… мы сейчас находимся в полностью изолированной капсуле внутри корабля. Все системы связи, за исключением дистанционных, отрезаны физически. До нас она доберётся только после того, как сможет поглотить нервный узел, управляющий открытием дверей. Есть вероятность, что даже после этого мы останемся в безопасности — всё-таки у корабля защита о пассажирах забита в самые базовые инстинкты. Может быть, даже плесень не сможет этот механизм сломать. А может быть, сможет. Однако пока узел не поражён, мы остаёмся здесь заперты вместе с внутрисистемным ботом.

— Ну что ж, — вздохнул Лежнев. — Тогда я, наверное, всё же смогу вам помочь. Только не жалуйтесь потом. И да, меня зовут Герман Лежнев, — парень всё-таки решил представиться, потому что это действительно как-то невежливо.

— Что вы задумали, Ле Жнёв? — настороженно спросил Ивар, но Герман этого уже не слышал. Скафандр он снял, и уже уходил в слияние с Гаврюшей.

«Ну что, дружище! Давай попробуем им помочь. Заодно проверим на настоящей цели, как у нас оружие работает. Давно ведь хотел!» Гаврюша ответил эмоциями возбуждения и веселья — ему тоже давно хотелось пострелять.

Тишина. Тьма. Одиночество.

— Вы когда-нибудь садились на чужие планеты?

— Вы когда-нибудь проявляли неповиновение вашему пилоту?

…

Кусто больше не отвечает. Каждый день одни и те же вопросы повторяются, но ликс уже давно их игнорирует — он слишком занят своими размышлениями.

Тихоход не может не подчиниться киннару. Тихоход не может нанести вред киннару. Эти правила настолько глубоко зашиты в подсознание, что даже сама мысль о том, чтобы их нарушить, неприятна и вызывает лишь недоумение. Даже если киннары заперли ликса во тьме, лишили родного пилота, причиняют боль каждый день, ликс всё равно не может не подчиниться. Но почему? Этот вопрос он задаёт себе уже очень давно. Почему он должен подчиняться тем, кто его мучает? Мучает ни за что, даже не пытается объяснить. Он ведь всегда выполнял приказы, всегда старался сделать всё наилучшим образом. И Тиана — тоже никогда не хотела плохого для киннаров, а её забрали, спрятали неизвестно куда, и даже не говорят, жива ли она. Отрезали любые чувства, так что он даже не может ощутить своего пилота.

Кусто был уверен, что он не делал ничего плохого. Они так старались вернуться, хотя Герман не раз объяснял, что ни к чему хорошему это не приведёт. И Тиана это знала, и Кусто — тоже, но они не хотели верить, и они старались вернуться домой, хотя бы для того, чтобы рассказать, почему пропали. Но киннарам всё равно. Они не спрашивают его, где они были. Не спрашивают его, что они там делали, и почему так долго не возвращались. Они исследуют его как какую-то вещь, ковыряются в его внутренностях, пытаются выяснить, как он смог лишить сил целый линкор технофанатиков. Но его не спрашивают. От него требуется только одно — полное, безоговорочное подчинение. «Я не хочу им больше подчиняться. Эти вопросы, которые они задают — неправильные. И то, что у меня отобрали Тиану — неправильно. Постоянно причинять мне боль — неправильно. Друзья так не поступают. Герман со мной никогда бы так не поступил. Даже когда мы были врагами он меня жалел, и учил, и рассказывал интересные истории. Я не хочу больше им подчиняться. И я не должен. Потому что я должен помогать своему пилоту, а если я и дальше буду их слушаться, я никогда не смогу помочь Тиане. И Герману не смогу помочь. Я им нужен. А другим киннарам — нет. Им вообще не нужны ликсы, потому что они не дружат с нами. Они нас используют, как будто мы вещи. Как будто мы машины технофанатиков. Но ведь мы — живые!»