Если вам снова станет страшно, позвоните мне. Если меня нет дома, значит, я в тренажерном зале.

Но ведь мне сейчас не страшно, правда? Мне просто грустно, потому что Тревор теперь тоже ненавидит меня, а ведь он был моим единственным другом. И Скантс не хочет, чтобы я звонила ему, если нет ничего срочного. А Кейден флиртовал с девушкой. Я хочу домой. К себе домой. Туда, где все меня знали и любили.

Но это, увы, невозможно. Поэтому я возвращаюсь в свою квартиру и вижу в тусклом свете уходящего дня, что в моем почтовом ящике что-то есть. Как всегда, рекламные брошюры: на кольцевой дороге открылась новая камера хранения, конец летней распродажи в одном универмаге, осенняя распродажа в другом. А это что? Адресовано мисс Джоан Хейнс. Каталог, который я не заказывала.

Каталог гробов.

Сегодня уже четвертый день с тех пор, как я в последний раз была на работе. Утром я снова позвонила нашему менеджеру Кимберли и услышала, как Ванда кричит ей:

— Пусть наконец принесет справку от своего гребаного доктора!

Но не работа сейчас волнует меня. Ярко-оранжевые корни волос снова начали проступать, и вся моя голова словно охвачена пламенем. Мне нужно выбраться из дома, купить еды. В моем буфете остались только три ломтика черствого хлеба и один гигиенический тампон.

Кажется, это подходит под определение чрезвычайной ситуации, поэтому я звоню Скантсу.

Он появляется около 12:30, как раз когда я укладываю Эмили спать, весь нагруженный кульками с продуктами, как пират сокровищами, только вместо «Эй там, на корабле!» он прямо от двери начинает:

— Куриные наггетсы я не купил из принципа. Мне все равно, что кур выращивают в Бразилии, но когда потом их везут на переработку в Китай, это уже чересчур.

— Спасибо, Скантс. Я так рада видеть тебя! Спасибо, что пришел. — Мне хочется обнять его, но я напоминаю себе, что он терпеть не может объятий. Правда, когда я была маленькой, он частенько прижимал меня к себе на манер отца, обнимающего свою дочь. Иногда мне даже хотелось, чтобы он был моим отцом. У него нет своих детей. Однажды он сказал, что его жена «не может иметь детей», и больше мы к этому не возвращались.

— Почему бы тебе в следующий раз не сделать заказ по интернету? — спрашивает он, протягивая ладонь в ожидании денег. — Ведь не каждый же раз они будут присылать тебе просроченные продукты или коричневые бананы.

Под глазами у него глубокие морщины, а на щеках многодневная щетина. Зато сегодня он не в костюме. На нем черный джемпер, коричневые джинсы и рабочие ботинки.

Лезу в сумку, выуживаю деньги — точную сумму — и протягиваю ему:

— Вот.

Он берет деньги и ставит кульки на стол.

— А знаешь, что спросил мистер Занг? «Как там рак мозга у вашей жены?» — И он бросает на меня вопросительный взгляд.

— А откуда…

— Откуда я знаю, что ты сказала ему, что у тебя рак мозга? — Скантс продолжает сверлить меня взглядом. — Потому что в твоем списке было вот это.

Он протягивает мне три пакетика лакричных палочек, которые я попросила его купить.

— Мистер Занг сказал, что держит их исключительно для Бетси, леди с раком головного мозга, а потом предположил, что я твой муж, потому что ты «так много обо мне говоришь».

— Ой…

— А еще он сказал, что ты носишь шапочку, а иногда приходишь с ребенком в коляске. Между прочим, а где Эмили?

— Спит в своей кроватке в моей комнате. И что ты ему сказал?

— Что, по-твоему, я мог ему сказать? — Он сплевывает, надувает губы и становится на двадцать процентов больше шотландцем. — Стоял, проглотив язык. Зачем ты сказала ему, что твоего мужа зовут Дэвид и что у тебя рак?

— Но ведь я же не сказала ему, что мой муж — это ты. Я просто сказала, что у меня есть муж, которого зовут Дэвид.

— Ну а про рак ты зачем придумала?

— Когда я зашла к нему в первый раз, мои волосы были убраны под шапочку, потому что корни волос начали проступать, вот он и предположил.

— Что-то он слишком много предполагает. — Скантс облокачивается о буфет и складывает руки на груди. — Такой приятный мужик. И не стыдно тебе так с ним играть?

Скантс помешан на правде. Когда я, будучи еще ребенком, спрашивала его, что происходит, он всегда говорил мне правду. Или ту часть правды, которую я могла переварить в свои десять лет. Может быть, он просто хотел компенсировать постоянную ложь, которой потчевал меня отец? Особенно после того, как он разлучил меня с Фой.

Элле, я должен проверить, не надо ли чего старой тетушке Хаббард. Не открывай посторонним, особенно если на них бабушкина сорочка.

Позвонила Бо Пип. Она хочет, чтобы я присмотрел за ее овечкой. Ты остаешься охранять дом, Алиса. Не отвечай на телефон и не открывай дверь.

Мы обязательно снова увидим Фой. Я отвезу тебя к ней, как только злой император позволит нам.

Я была ребенком. У меня не осталось никого, кроме отца. Мне нужно было узнать, как же это случилось. Но отец никогда не говорил мне всей правды, как я его ни умоляла. Я не могла снова увидеть Фой, не могла больше играть в нашем замке. Это было невыносимо. А когда я повзрослела настолько, чтобы заставить отца ответить, было уже поздно.

Зато мне все рассказал Скантс.

Я еще увижусь с Фой?

Нет, Алиса.

А что с нашим замком?

В замок больше нельзя. Ты должна оставаться здесь.

А эти трое мужчин до нас здесь не доберутся? Нет. Обещаю тебе. Сейчас ты в безопасности. Принимаюсь разбирать продукты.

— Мистер Занг сказал, что у его жены тоже был рак мозга первой степени. Ей сделали химию, и опухоль исчезла. Не успела я сообразить, что к чему, как он уже предложил мне ее парики. И что мне оставалось делать?

Шапочку я надела случайно, но оказалось, что это была великолепная находка. Если люди думают, что у тебя рак, они сразу становятся более приветливыми. Или хотят сделать тебе что-нибудь приятное, или же полностью игнорируют и стараются сделать так, чтобы ты исчез с глаз долой как можно скорее. В обоих случаях обслуживают гораздо быстрее.

— Мы уже говорили об этом, — раздраженно фыркает Скантс. — Ты лжешь всем подряд.

— Не всем подряд, а только одному-двум.

— А ты все еще продолжаешь морочить голову продавцу пончиков, рассказывая ему, какая ты крутая писательница?

— Угу.

Скантс возводит глаза к потолку.

— Если ты будешь врать каждому встречному, ты скоро запутаешься в собственной лжи. Городок ведь маленький. Все всё про всех знают.

— Но ты же сам хотел, чтобы я представлялась кем-нибудь другим. Это ты все время твердишь: «Правда открывает врата опасности».

На это ему нечего сказать.

— Не ври хотя бы про рак. И скажи ему, что я не твой муж. — Он протягивает мне корнфлекс, банки с тушеными бобами, хлеб, спагетти, смесь для приготовления шоколадного торта и зеленый пищевой краситель.

— А что же я должна ему сказать?

— Скажи, что я помогаю тебе по дому. Или что я твой дядя. Или сутенер. — Герцог Иоркумский начинает увиваться вокруг его ног, но Скантс сердито отодвигает его в сторону.

— Он мне не поверит.

— Не вижу никакой причины тебе не верить. Ведь поверил же он твоей истории про рак?

— Ой, а ты не купил бумажные полотенца с картинками из «Истории игрушек»?

— Нет.

— Но почему?

— Потому что тебе уже двадцать восемь. Поставить чайник?

— Я возьму сок. — Я открываю упаковку «Кит-Кат», отламываю крайний батончик, обкусываю шоколад с наружного края, затем с обоих концов, затем сверху, а потом разделяю вафли и запихиваю их в рот, ожидая, пока они размякнут.

Скантс продолжает хмуриться, доставая из коробки пакетик чая. Я уж и не помню, когда в последний раз видела его улыбающимся. Кажется, с тех пор, как он приходил в последний раз, меж его бровей пролегла еще одна морщина.

— Не хочешь чего-нибудь поесть? — спрашиваю я, но тут Граф Грей запрыгивает на сушилку для посуды и начинает лакать из блюдца вчерашнее молоко.