Тело Алана сначала пробил озноб, потом жар. Люди без лиц! Рыцари Дебрей! Алана поразила страшная догадка: его друзья взяты в заложники проклятыми Рыцарями.

— Нет! — Он прыгнул на черного человека, замершего позади Кассии.

Тишина в одно мгновение взорвалась криками, шарканьем, лязгом металла. Все задвигались. Алан не отвлекался на шум, его целью был черный человек. Узкое лезвие шпаги свистнуло, рассекая воздух. Алан миновал Кассию, возликовав в душе: теперь он находился между Кассией и черным человеком. Человек-тень беззвучно отлетел назад, в руках появились палки. Знакомые палки! Держа их обратным хватом, черный человек парировал атаки Алана.

Слишком знакомо! Алан знал, чем закончится этот поединок, даже если никто из остальных не вмешается. Его мимолетно поразило то, что им никто не мешает. Наверное, черные люди отвлеклись на бой с другими Пилигримами. В любом случае, думать об этом некогда. Алан швырнул шпагу в голову соперника, не особо надеясь попасть. Действительно, черный человек отбил шпагу куда-то в угол комнаты. Но этот отвлекающий маневр позволил Алану броситься вперед и схватить врага обеими руками поперек тела.

Миг — и Алан прогибом назад швырнул черного человека через себя на пол. Он оседлал врага и принялся наносить удары. Злость и восторг по поводу того, что удалось победить врага, оглушили Алана. Он не чувствовал, как его оттаскивают от поверженного человека. Его мускулы налились жестокой, тяжкой силой, он бил и бил, не ощущая боли в разбитых костяшках, и сдвинуть его не могла бы никакая сила.

Кто-то нежно коснулся пальцами его шеи. И внезапно силы покинули Алана. Навалившаяся слабость буквально превратила его в груду тряпья. Он повалился на пол рядом с избитым человеком в маске. Комната повернулась вокруг оси, сбоку выскочила пара ног, загудели голоса. Затем в поле зрения теряющего сознание Алана вплыло морщинистое лицо старика.

— Хороший воин! — сказал он с акцентом, похожим на акцент Тэна. — Хороший смелость, хороший танден, полный Ки! Честный и не боятся смерть! Если быть мой ученик, получается хороший синоби. Жаль, уже слишком поздно и скоро умирать.

Сознание ускользало от Алана, не покидая его насовсем. В ушах шумел прибой, перед глазами плыл туман, тело будто растворилось в небытии. Эмоции слабым дуновением колыхались на границах сознания, а мысли обрели текучесть и поразительную логичность. Алан еще никогда не мыслил столь беспристрастно.

Он думал, что Рыцари Дебрей поймали их. Пилигримы проиграли и, вполне вероятно, скоро умрут. Кассия умрет также. Это скверно. Старик говорит с акцентом, а тот, что убил Эмиля, акцента не имел. Это странно, но объяснимо. Старик — житель Зэн Секай, а убийца — нет. Но оба они — одного поля ягоды, взять хотя бы палки, которыми они дерутся, и черные костюмы.

Сколько продолжалось бесцельное плавание на грани сна и реальности, Алан сказать бы затруднился, но придя, наконец-то, в себя, он обнаружил, что лежит на открытой веранде какой-то старой лачуги, а черное небо полно звезд. Рядом кто-то проворчал басом:

— Алан очухался… Интересно, чем это его приложили?

Голова у Алана кружилась. Он с трудом приподнялся, оперся на локоть и замер от отвратительного чувства, что пол под ним встает на дыбы. Под навесом тускло горели бумажные светильники, и в их свете просматривалось прямоугольное пространство веранды, устланное набитыми соломой тюфяками. На них в разных позах лежали и сидели Пилигримы. Что-то в их позах Алан почудилось странным, но мысль не успела оформиться: Кассии среди них не было.

— Где она? Где Кассия? — хрипло спросил он, пытаясь найти взгляд Матиаса. В полумраке сделать это было сложно.

— У старикашки, — ответил Матиас. — Они держат ее внутри дома.

Алан замычал и вскочил на ноги. Выпрямиться не получилось, что-то с силой дернуло его на пояс, и он повалился обратно на соломенный матрас. Тонкая и скользкая на ощупь веревка обвивала его за пояс и приковывала к стальному крюку в полу у стены. Длины веревки не доставало, чтобы выпрямиться. Алан сообразил, почему позы друзей показались ему странными: они должны были сидеть возле своих крюков у стены, а лечь, выпрямившись, мог только один из них. Алан схватился за шпагу — ее не было. У него забрали оружие.

— Не дергайся, братишка, — сказал Димитрий. — Мы уже пробовали. Веревку не разорвать, не протереть, не прокусить. Эти проклятые зэн-секайцы умеют плести веревки.

— Что им он нее надо?! — вскричал Алан.

— Ты, парень, совсем сдурел, как эта девчонка появилась среди нас, — прорычал Димитрий. — Надо говорить: “Что им от нас надо?” Мы все в одной упряжке, сечешь?

Алана посетило сильнейшее желание ударить Димитрия прямо по бородатой физиономии. Понадобилась вся сила воли, чтобы подавить это желание. Димитрий был, в конце концов, прав.

— У нас не было шансов, — спокойно сказал Матиас. Алан подумал, что спокойствие напускное. — Они дерутся как боги войны.

— Рыцари Дебрей дрались так же, — прохрипел Алан.

Матиас покачал головой.

— Сомневаюсь, что это они. Рыцари Дебрей были Пилигримами, а эти — Оседлые.

Алан уселся со скрещенными ногами, как Тэн, который сидел с закрытыми глазами, словно воплощенная невозмутимость. Происходящее его будто бы не касалось.

Головокружение у Алана, кажется, прекратилась, хотя слабость осталась. Действительно, чем его приложили? Он помнил лишь легкое прикосновение к шее. Он потрогал шею; ни шея, ни другая часть тела не болели.

— Люди в черном разоружили нас и посадили сюда, как слепых щенков, — рассказал Матиас. — Кассию тот дед увел в дом. Никаких звуков мы не слышали.

— Каких еще звуков? — набычился Алан.

Димитрий вдруг загоготал и издал несколько звуков страсти и похоти, сопровождая их недвусмысленными движениями. В его исполнении пантомима выглядела омерзительно. Даже у Тэна задергалось закрытое веко.

— Вообще-то я подумал, что ее будут пытать, — пояснил Матиас. — Но вроде бы обошлось. Наверное, дед — джентльмен и предложил Кассии… более комфортные условия.

Димитрий снова разразился смехом.

Алан дотянулся до него сапогом и ударил по бедру.

— Заткнись!

Димитрий вскочил с неожиданной для его громоздкой комплекции легкостью. Веревка не позволила выпрямиться, и бородатый Пилигрим застыл на полусогнутых ногах, являя собой зрелище одновременно страшное и комичное.

— Я сам тебя сейчас заткну, щенок!

— Закрой рот или… — начал Алан, тоже вскочив и стоя на полусогнутых. Кровь стучала в груди и висках.

— Или что? — заорал Димитрий. — Убьешь меня, да? Из-за девки? Ты же, салага, вырос рядом со мной, Эмилем и другими, а стоило этой стерве покрутить задницей, и ты расстался с остатками разума! От этих бешеных дикарей она отобьется, не сомневайся, я-то помню, как она заехала мне локтем! А не отобьется — так хоть кто-то научит ее, как правильно вести себя с мужчинами.

— Димитрий, прекрати, — сказал Матиас, не поднимаясь.

Тэн открыл глаза, но не сменил позы.

— Кто тебе сказал, что ты мужчина? — тихо произнес Алан. — Ты до сих пор помнишь, как она заехала тебе локтем за то, что ты лапал ее!

— Ах, вот как? — прошипел Димитрий. — Значит, ты у нас заделался настоящим мужиком, а остальных ни во что не ставишь? Как выберемся из этой заварушки, мы с тобой поговорим по-другому.

— Договорились, — сказал Алан, кипя от злости.

— Да что с вами такое…

Договорить Матиасу не дала невысокая и тоненькая девушка, завернутая в белый, украшенный цветами лотоса, халат, что появилась из дома. Она отодвинула дверь, почему-то сидя на коленках, потом подняла с пола поднос с чашками и дощечками, на которых лежала какая-то еда, и переместилась через порог. Ее черные блестящие волосы были уложены в высокую прическу, из которой торчали деревянные спицы.

Она снова опустилась на колени, аккуратно подоткнув под них полы халата, и поставила поднос между Пилигримами.