– Слава Богу, свои…
– Свои говоришь! – зло ответил ему один из автоматчиков и с размаху ударил парашютиста прикладом автомата по лицу. – А ну-ка, вежи его, ребята! – приказал он.
Калужская область. Сухиничи
Зося очнулась от того, что кто-то лил ей на лицо воду. Вода попала в нос. Зося закашлялась и открыла глаза. Кругом стояла колющая глаз темнота. Зося различила вокруг себя силуэты людей и, к ее удивлению, они говорили по-немецки. Зося машинально нащупал на боку свою полевую сумку. Её не было.
– Господин обер-лейтенант, она очнулась, – послышался из темноты голос.
– Отлично! – ответил ему второй. – Поднимите её…
Зосю подняли с земли и поставили на ноги. Вначале её повело в сторону, но затем она всё же смогла удержать равновесие. Её голова нестерпимо болела, её подташнивало, но стоять и ходить она всё же могла. К ней приблизилась из темноты фигура человека и на плохом русском языке спросила:
– Вы можете идти, лейтенант?
Зося поспешно ответила:
– Да, могу…
Она прекрасно понимала, что с ней сделают немецкие диверсанты, а то, что это были именно они, Зося уже не сомневалась, если на этот вопрос она ответит отказом.
– Тогда, идите за нами, – приказал ей тот же голос. – Впереди у нас большой переход.
Зосю окружили с двух сторон две двухметровые фигуры и, как в тисках, повели за собой. Из-за темноты она не видела сколько всего было диверсантов. Судя по голосам их, было не более дюжины. Зосю долго вели по лесу. Она старалась, чтобы ветки деревьев не так сильно хлестали её. Затем диверсанты почти бегом пересекли большое ржаное поле, на котором уже начали всходить озимые, и, наконец, когда на востоке занялся восход, они очутились в, заросшей папоротником, берёзовой роще. Едва диверсанты в ней скрылись, как ночная темнота куда-то исчезла и всё вокруг озарил яркий солнечный свет.
Наконец-то Зося смогла рассмотреть своих похитителей. Как она и предполагала их было двенадцать. Ими командовал офицер, с испещрённым шрамами лицом. Своей фигурой он напоминал борца профессионалам. Зося обратила внимание на радиста группы – совсем юного веснушчатого юношу лет двадцати. В группе был снайпер, вооружённый винтовкой с оптическим прицелом и несколько подрывников, которых Зося определила по, висевшим у них за спиной, тяжёлым ранцам. Диверсанты уселись на, ещё не оттаявшую землю, и усадили Зосю рядом с собой. Обер-лейтенант спросил ее:
– Где вы служите, фрау лейтенант?
– Вы же отобрали у меня документы, – хмуро ответила Зося.
– Где вы служите, фрау лейтенант? – чуть повысив голос, повторил свой вопрос обер-лейтенант.
Зося посмотрела на его лицо и поняла, что будет лучше ему ответить.
– В НКВД… – тихим голосом ответила она.
Обер-лейтенант поморщился.
– Служащих вашего ведомства мы убиваем, – сказал он злым голосом. – Я хотел вас допросить и затем ликвидировать… – обер-лейтенант сделал паузу и со значением посмотрел на Зосю. От его взгляда по спине Зоси пошли мурашки. – Но я передал ваши данные своему командованию, и они приказали доставить вас живой. Вы их почему-то, сильно интересуете…
Зося ощутила холод в груди. Она вдруг поняла, почему ею так заинтересовались командиры обер-лейтенанта. Она лихорадочно пыталась понять, что ей теперь делать. Попасть за линию фронта она не могла ни при каких обстоятельствах.
Белоруссия. Минск
Телефонный звонок поднял оберфюрера Лемке с постели. Он долго искал в темноте трубку телефона и, наконец, найдя ее и услышал в ней взволнованный голос шарфюрера Кригера:
– Извините, господину оберфюрер, что беспокою вас… Но я счел необходимым вам доложить.
– Что случилось? – спросил Лемке, сонно глядя на часы. Было шесть часов утра. – Говорите яснее, Кригер! – недовольно буркнул он.
Кригер быстро заговорил.
– Роттенфюрер Зальцман из четвёртого штутцпункта полчаса назад доставил к нам русского парашютиста. Его поймали люди этого Шестуна. Он свалился им прямо на голову…
– Ну так займитесь им, шарфюрер. – зевая приказал Лемке. – Стоило меня будить из-за этого в такую рань.
– Я так и сделал, господин оберфюрер, – ответил Кригер – Парашютист быстро раскололся и готов дать показания.
Брови на лице Лемке удивлённо приподнялись.
– Я сейчас буду… – коротко бросил он в трубку.
Спустя полчаса оберфюрер Лемке вошёл в свой кабинет и увидел в нём шарфюрера Кригера и, сидящего на стуле, раздетого до пояса человека, который прижимал к груди левую руку и тихо постанывал.
– Докладывайте, шарфюрер! – приказал Лемке.
Шарфюрер вытянулся и, вскинув в верх правую руку, доложил:
– Господин оберфюрер, арестованный парашютист готов дать показания!
– Что, вы с ним сделали? – спросил Лемке, глядя на, перекошенное страхом и болью, лицо, сидящего на стуле, человека.
Кригер пожал плечами.
– Да, почти ничего, – с недоумением ответил он – Дал несколько тумаков и вырвал один ноготь. Этот тип расплакался и сказал, что будет отвечать на вопросы…
Лемке удивленно покачал головой.
– Странно… – произнес он, продолжая рассматривать сидящего на стуле человека. – Очень странно… – повторил он. – Обычно русские предпочитают смерть предательству.
Лемке закурил сигарету и по телефону вызвал к себе переводчицу и стенографистку. В кабинет вошли две женщины в эсесовской форме. Одна из них встала рядом с Лемке, а другая села на стул и положила себе на колени раскрытый блокнот.
– Спросите его, – приказал Лемке переводчице – Пусть назовёт своё имя и расскажет с каким заданием был к нам заброшен?
Услышав слова переводчицы, человек на стуле, поднял на оберфюрера затравленные, бегающие глаза и чуть слышно ответил:
– Я лейтенант Сокольников. Я должен был поселиться в Минске под именем Ивана Михальчука и дальше ждать связного. Больше я ничего не знаю…
Оберфюрер Лемке скептически усмехнулся.
– Вы находитесь в Гестапо, господин Сокольников… – сказал он со значением. – У нас здесь очень строгие порядки. Если я начну сомневаться в правдивости ваших слов, то шарфюрер отправится с вами в подвал и поверьте мне то, что вы там ранее испытали, покажется вам невинной детской шуткой.
Лейтенант Сокольников бросил испуганный взгляд на шарфюрера Кригера и затем чуть помедлив ответил:
– На моей квартире должны проходить встречи с каким-то офицером из штаба группы армий «Центр».
Лемке и Кригер быстро переглянулись.
– А вы знаете этого офицера? – спросил Сокольникова Лемке. – Подумайте хорошенько, господин Сокольников. От ответа на этот вопрос будет зависеть ваша жизнь.
Сокольников поднял на Лемке умоляющие глаза.
– Я не знаю кто он такой. Поверьте, мне… – упавшим голосом ответил он.
Лемке долгим немигающим взглядом посмотрел в лицо Сокольникова. Затем он встал и начал в раздумье ходить по кабинету.
– У меня к вам будет ещё один вопрос, – сказал Лемке, останавливаясь рядом со стулом, на котором сидел Сокольников. – Как вы должны были сообщить вашим командирам о том, что прибыли в Минск? Раз у вас с собой нет радиостанции, значит вы должны были с кем-то встретиться?
Сокольников поднял на Лемке растерянные глаза.
– Отвечайте, господин Сокольников! – с угрозой в голосе приказал Лемке.
Сокольников опустил голову и, чуть слышно, пробормотал:
– Я должен был ждать связного…
Лемке кивнул шарфюреру Кригеру. Тот подошёл к Сокольникову и вдруг изо всей силы ударил его по лицу. Сокольников упал со стула на пол. Кригер ногами в сапогах стал избивать его. Сокольников корчился на полу, истошно крича. Наконец, он простонал:
– Не бейте меня, я всё скажу…
Кригер поднял Сокольникова с пола и подвёл к оберфюреру.
– Ну, господин Сокольников, – спросил его Лемке. – Я жду…
Сокольников стер с разбитых губ кровь и хриплым голосом ответил:
– В Минске на Вилейской улице есть магазин, в котором продают одежду и обувь. Там есть обувной ларёк Анджея Скавронского. Я должен был передать ему сообщение о том, что поселился в городе и назвать ему свой адрес.
