– Добрый день, господин оберфюрер! – поздоровалась с Лемке Олеся и одарила его приветливый улыбкой.

Она подошла к стулу и села на него, закинув ногу на ногу.

– Вы меня вызывали? – спросила она Лемке.

Тот сел в кресло и, открыв сейф, вытащил оттуда папу с документами. Затем он обратился к девушке:

– Фройлян Кебич, мы арестовали очень опасного преступника. Я хочу, чтобы вы его опознали…

– Кто?.. Я?.. – удивлённо спросил Олеся, изобразив на лице растерянность.

– Да, именно вы, – ответил Лемке, прищурив глаза. – Возможно вы его где-то видели…

– Ну хорошо, я согласна… – пожав плечами, ответила Олеся

Дверь кабинета распахнулась и в него вошёл шарфюрер Кригер, таща за собой Анджея Скавронского. Тот шёл, шатая из стороны в сторону, с трудом переставляя ноги. Руки Анджея, замотанные окровавленными бинтами, бессильно свесились вниз. Увидев его, Олеся непроизвольно вскрикнула и закрыла рот рукой в перчатке. Кригер поставил шатающегося Анджей рядом со стулом, на котором сидела Олеся, и обеими руками стал придерживать его за плечи. Олеся безмолвно смотрела на него.

– Вы знаете этого человека? – спросил Олесю Лемке.

Та, продолжая молчать, кивнула головой.

– И кто это? – снова спросил Лемке, впиваясь глазами в лицо девушки.

Это, с-сапожник… – заикающийся голосом ответила Олеся. – Я у него чинила обувь фрау Маргариты Кубе.

– Ну, а вы, господин Скавронский? – обратился Лемке к Анджею.

Тот с трудом разлепил опухшие кровоточащие губы и с презрением ответил:

Это, шлюха гауляйтера… Я ей в обувь гвозди всегда подкладывал.

– Ах ты мразь! – Олеся вскочила со стула и с размаху влепила Анджею звонкую пощечину.

Ее лицо до этого бледное и растерянное вдруг стал красным и злым. Лемке внимательно следил за этой сценой. Некоторое время он размышлял. Затем по его губам скользнула еле заметная усмешка. Он дал Кригеру знак, чтобы тот вывел Скавронского. Когда за ними закрылась дверь, он сказал:

– Благодарю вас, фройлян Кебич! Вы нам очень помогли.

– Я могу идти? – спросил его Олеся, вытирая платком покрасневшие от слёз глаза.

– Да, можете… – ответил ей Лемке.

Когда Олеся пошла к двери, Лемке проводила её долгим задумчивым взглядом.

Анне Зегерс шёл двадцать пятый год. Это была высокая стройная девушка с венчиком коротко подстриженных золотистых волос. Она, как бы олицетворяла собой идеал женщин Третьего рейха. В ней с избытком имелось всё то, что так ценили его вожди – Адольф Гитлер и Йозеф Геббельс. Живя в Германии, Анна вполне могла бы сделать успешную карьеру театральной актрисы или фотомодели. Несмотря на свою внешность и цвет волос, Анна обладала цепким аналитическим умом, сильным характером и выдержкой. В отличие от своих сверстниц на долю Анны выпало немало испытаний и жизненных невзгод. Её отец Альфред Зегерс, видный член Коммунистической Партии Германии, после прихода нацистов к власти эмигрировать в Советский Союз. Анна выросла и повзрослела в этой стране и по праву считала её своей второй Родиной. Она искренне верила в её идеалы и ненавидела фашизм и для этого у неё были веские причины. Ее мать была замучена нацистами в концлагере Равенсбрюк.

Незадолго до войны Анной Зегерс заинтересовалось НКВД. Она окончила специальную школу и ей было присвоено звание – сержант госбезопасности. За прошедшее с тех пор время, Анна выполнила уже несколько сложных заданий и два раза побывала за линией фрунта. Её наградили орденом Красной Звезды. Теперь ей предстояло выполнить новое задание.

Тёплым апрельским днём Анна Зегерс сидела в кабинете начальника четвёртого управления НКВД старшего майора Судоплатова и внимательно слушала то, что он ей говорил.

– Твоё основное задание, Анна, – говорил Судоплатов, глядя в глаза девушки. – Возобновить контакт с подполковником Бауэром и получить у него информацию о подготовке нового немецкого наступления под Курском. Генеральный штаб интересует: дата начала наступления, направления ударов немецких войск, их численность и вооружение. Все остальные дела можно пока отложить. Понравишься ты Бауэру или нет, сейчас не так важно. Еще раз повторяю, главное это та информация, которой он располагает.

Анна Зегерс с пониманием кивнула головой.

– В Минске ты будешь работать с двумя людьми, – Судоплатов положил перед Анной папку с документами. Это Иван Михальчук и Анджей Скавронский… Где они живут и как с ними связаться указано в этой папке. Внимательно изучи её… – Судоплатов сделал паузу и затем продолжил. – Я на всякий случай дам тебе адрес еще одного нашего человека в Минске, но воспользоваться им ты можешь только в крайнем случае. Дело в том, что Скавронский несколько дней назад должен был нам передать сообщение от него, но он почему-то этого не сделал. В Минск ты пойдёшь тем же маршрутом, что и Михальчук. Тебя сбросят на парашюте в урочище Шершуны. Дальше ты сядешь на станции Весняки в поезд и через два часа будешь в городе. – Судоплатов снова надолго замолчал, видимо решая, говорить ему или нет, но потом, решившись, сказал. – У майора Николаев есть сомнения относительно Ивана Михальчука. Несмотря на его анкету. Я с ним согласен. Непонятно, как он себя поведёт в критической ситуации. Поэтому, приехав в Минск, вначале проверь, всё ли там в порядке…

Анджей очнулся в камере. Он лежал на цементном полу. Рядом с ним сидел на корточках ещё какой-то человек. Он мокрой тряпкой стирал с лица Анджея кровь. Анджей удивился, что он не чувствует боли. Видимо, ему опять вкололи наркотик. Шарфюрер, который его допрашивал, всегда так делал. Доводил почти до смерти и затем, сделав укол, опять возвращал его с того света. Мучения Анджея становились всё нестерпимее. Он чувствовал, что находится на грани своих человеческих сил. Несколько раз он был на волосок от того, чтобы стать предателем и, только потеря сознания, спасала его от этого. Он понимал, что может не выдержать и только смерть может спасти его. Поэтому, он желал и ждал смерти. Смерть была его избавлением от мучений. Перед глазами Анджея вдруг стали проноситься картины из его прошлого. Он стал как бы проваливаться в другой мир, где не было войны и смерти, где все люди любили друг друга. Вдруг Анджей почувствовал, как его сердце начинает биться все реже и реже и он, как ни странно, обрадовался этому, так как это сулило ему избавление от мучений и предательства.

Майор Николаев прибыл Сухиничи через три часа после выезда из Москвы. Шофёр майора гнал машину, нарушая все правила и отчаянно сигналя на перекрёстках. Несколько раз машину останавливала дорожная инспекция, но увидев удостоверение Николаева, сразу пропускала дальше. Приехав в Сухиничи, Николаев первым делом пошел искать генерал-майора Сивцова. Тот принял его в кабинете начальника штаба фронта. Рядом с Сивцовым сидели еще несколько офицеров. Доложив Сивцову о своем прибытии и получив разрешение присутствовать на совещании, Николаев присоединился к ним.

Докладывал командир дивизии войск НКВД, которая охраняла тылы Западного фронта, полковник Первухин.

– После поступления сигнала о пропаже лейтенанта Скавронской, – говорил он. – были подняты по тревоге все подразделения дивизии. Они перекрыли возможные пути отхода немецких диверсантов через линию фронта к своим. Сейчас ведется радиопеленгация района вокруг Сухиничей. Прочёсываются районы, где могут скрываться диверсанты.

Генерал-майор Сивцов спросил:

– С момента похищения прошли почти сутки. Могли ли диверсанты за это время перейти линию фронта?

– Нет, товарищ генерал, это исключено, – ответил полковник Первухин. – Диверсанты могут двигаться только ночью. Днём они вынуждены скрываться. Сухиничи это прифронтовая полоса. Здесь находится много наших войск. До линии фронта около ста километров. За день они могут пройти в лучшем случае километров двадцать – двадцать пять. Я уверен, что группа, захватившая лейтенанта Скавронскую, находится на нашей территории.