– Да, – герцог кивнул.

Руки у него тряслись, а на лбу была испарина. Но глаза горели радостью. Еще бы, ему дают свободу. Просто так.

Оливия в ужасе прикусила губу. Выходит, налет на кортеж затевался ради нее? Разбойник был прав: если герцог лишится невесты, а сам останется жив, то позор будет такой, что об этом узнают все! Удар по репутации окажется сокрушительным – какие-то лесные тати, крестьяне, смогли отбить у благородного лорда невесту. И какую – баронессу де Соль! Милость короля исчезнет, как туман.

И тогда у племянников будут развязаны руки. Наверняка его светлость в ближайший месяц свалится с коня или подавится супом. А без прямых наследников его земли быстро поделят между собой ушлые родичи.

Разбойники, может, и были деревенщиной, но рассчитали точно: герцог из шкуры вывернется, но золото достанет. Только вот Оливии от этого не легче. За что такое наказание?! Сначала мерзкий жених, который только и мечтает, как подсунуть ее в чужую постель. Теперь плен и, возможно, страшная смерть, если герцог не сможет достать денег.

– Мне нужно больше времени, столько золота за такой короткий срок…

– Ничего, найдешь! Помни, за каждый день просрочки платить придется милой куколке. Если опоздаешь больше, чем на неделю, то невесту получишь, только вот ее невинность будет уже того… – Ройс пошло подмигнул, уселся на кровать рядом с Оливией и властно притянул ее к себе.

Она не посмела сопротивляться. Руки у разбойника были горячие и жгли плечи даже через плотную ткань платья.

– …не при ней. Если задержишься больше, чем на десять дней, то она умрет. А вместе с ней и твоя репутация, фамильная честь и прочая херня, за которую вы, благородные скоты, режете друга друга не жалея.

– Я понял, – процедил герцог и смерил Оливию уничижительным взглядом, будто это она была виновна во всех злоключениях. – Вы говорили про припасы в дорогу. И мне нужны карта и провожатый.

– Тогда пошли, найдем тебе достойную клячу.

Тайлер подождал, пока герцог, одышливо пыхтя, начнет спускаться по ступеням, и пошел за ним, а вот Ройс остался рядом с Оливией. Мало того, даже не подумал отпустить ее плечо, а напротив – сжал крепко и жестко.

– Не дрожи, куколка, мы свое слово держим, – белозубо оскалился он. – Выйдешь замуж за своего ублюдка. Не факт, что целочкой, но живой. Если герцог проявит благоразумие. Впрочем, что-то я не заметил на твоем личике счастья, когда он лазил тебе в корсет. Ты наверняка любишь побольше и покрепче. Верно?

Оливия промолчала. Что тут ответишь? Что жених вызывает у нее тошноту? Так жаловаться недостойно благородной леди. Тем более кому тут жаловаться, разбойнику?

– Ты голодная небось?

Оливия кивнула несмело и рискнула сказать:

– Если вас не затруднит, сударь, дать мне воды.

– Воды? – разбойник снова захохотал. – Нет, твоя светлость, воды тут нет. Зато найдется вино и мясо. Самое то для благородной девицы. Правда, вот столового серебра не держим, а спускаться вниз и потрошить твои тюки неохота.

Ройс наконец отпустил Оливию, встал, нахмурился, увидев ее разодранные туфли, подобрал их и сунул за пазуху. Потом открыл один из сундуков и достал оттуда кожаные черные башмачки – конечно, попроще, чем испорченные атласные туфельки, но зато с крепкой подошвой и мягким верхом.

– Держи. И смотри под ноги, за невесту со сломанной шеей нам выкуп не заплатят.

– Благодарю вас, сударь, – вежливо ответила Оливия, а разбойник снова развеселился.

– Сударей тут нет. Зови меня Ройс, сладкая. По ноге обновка?

– Да, благодарю вас.

Туфельки оказались чуть велики, но жаловаться Оливия не посмела – еще отнимет, и тогда придется ходить босиком, а разбитые от непривычной ходьбы ноги и так болели.

Пока она завязывала шнурки, разбойник достал откуда-то флягу с вином, снял с печки горшок и наполнил простую глиняную миску. В воздухе запахло мясным бульоном, и Оливия голодно сглотнула, а в животе у нее совсем не по-благородному запело.

Разбойник сунул ей в руки плошку, полную пшенной каши с кусочками жилистого мяса, и положил рядом на тряпицу ломоть хлеба и сыр. Добавил ложку и кивнул, разрешая есть. Но стоило Оливии поднести еду ко рту – перехватил руку и сказал:

– Сначала оплата. Мы люди бедные и на дармовщинку никого не кормим.

– Оплата? – Оливия удивленно округлила глаза.

– Да, баронесса, за еду и кров надо платить. Пока будет достаточно одного твоего поцелуя. Остальное пока останется при тебе – слово мы держим.

Оливия прикусила губу, не зная, что делать. Есть хотелось так сильно. И пить. А еще было понятно, что уехавший только сейчас герцог вернется еще не скоро и все это время ей придется…

– Я не умею, – наконец призналась она, чувствуя, как краснеют щеки.

Разбойник расхохотался, чем поверг ее в еще большее смущение. Потом легко забрал миску, поставил рядом с топчаном и привлек Оливию к себе – так близко, что она сквозь плотные слои платья ощутила жар его тела.

– Так я научу, – сказал и прижался к ее губам.

Это ничуть не походило на те целомудренные поцелуи, которые Оливия видела на картинах – чужие губы смяли ее рот с напористой жадностью, а сильная рука подхватила под шею, не давая уклониться.

Оливия потрясенно ахнула, приоткрыла губы, и чужой язык мгновенно воспользовался этим – ловкой змей скользнул внутрь, прошелся по губам и толкнулся дальше. Обнял язык, исчез, чтобы снова возникнуть.

От напора у Оливии закружилась голова, и она закрыла глаза, не в силах вынести ощущений. Потому что ее тело – слабое и подверженное соблазнам – не выдержало. Ответило на чужой жар.

Странное томление разлилось по груди и стекло в живот, а потом и ниже. Грудь неожиданно напряглась, и она ощутила, как ее соски царапает ставший неожиданно жестким лиф платья.

Ройс прижался к ней еще сильнее, снова скользнул языком внутрь, и Оливия, не выдержав, застонала. И этот звук явно не был стоном боли или отчаяния. Наслаждение. Яркое и восхитительное. Вот что она испытывала.

И тут же, поняв, в ужасе отпрянула.

А довольный разбойник утер рукавом губы, смерил ее самодовольным взглядом и всунул в руки флягу с вином, коротко приказал:

– Пей, красотка. Жаль, что приходится держать слово. Ты такая отзывчивая, что я завалил бы тебя на спину прямо тут и сейчас. И готов поставить твою золоченую карету – ты бы кричала от восторга, пока я брал бы тебя раз за разом. Без продыха… А потом, – Ройс наклонился ближе, взял Оливию за запястье, заставляя поднести флягу к губам и сделать глоток, – а потом пришел бы Талер. Мы с ним братья. Сводные. Но знаешь, привыкли все делить по-честному. Так вот, потом бы пришел он и взял бы тебя, распаленную и текущую, прямо по моему семени.

Оливия, у которой щеки уже не просто пылали, а горели огнем, сделала глоток и закашлялась. Вино оказалось куда крепче того, что она пробовала в жизни. Когда она проморгалась и перестала давиться, оказалось, что топчан опустел – разбойник уже стоял рядом с сундуком, перекладывая содержимое.

– Спать будешь внизу, – внезапно помрачнев, сказал он и достал из сундука стеганое одеяло. – В карете. Ночи сейчас теплые, переживешь. Чего застыла? Ешь давай, пей и пошла вниз. Или ты хочешь добавить к оплате свои прекрасные губки на моем члене?

Оливия поспешно уткнулась в миску, спеша поужинать.

Спаси ее все ангелы, в какую же переделку она попала! И даже когда герцог приедет за ней… Вернее, не “когда”, а “если”… От этой мысли стало еще хуже.

Потому что после поцелуя разбойника она уже не знала – радоваться своему пленению или горевать. Ведь при мысли о герцоге внутри сразу поднималась волна отвращения. А Ройс… при всем при том, что он душегуб и разбойник, но его губы были слаще всего, что она пробовала в жизни.

Наверно, про этот грех соблазна предостерегала ее наставница-монашка. Нужно быть стойкой и с честью перенести все невзгоды, а потом выйти замуж за герцога де Фонтени. И стать ему верной и преданной женой.