Братья переглянулись, и Костя пожал плечами.

— А если мы еще и на другую выиграем? — спросил Павлик.

— Если еще выиграем, — улыбнулась мама, — тогда положим деньги на книжку, а летом поедем на юг.

Павлик и Костя нахмурились. В другой раз такой ответ мамы им бы очень понравился, но сейчас поездка на юг их совсем не устраивала. Чай допивали молча. После чая мама стала вышивать.

— Дайте мне с комода шкатулку с нитками, — попросила она, — только осторожнее, она вся развалилась.

— Неужели развалилась?! — воскликнул Костя и многозначительно посмотрел на Павлика.

— Вот хорошо-то! — прошептал Павлик.

На следующее утро мальчики раздобыли фанеры, взяли у Костиного товарища Сени Родионова лобзик и принялись за работу. Было решено сделать в подарок маме новую шкатулку для ниток.

На дощечках, которые предназначались для стенок шкатулки, Костя вырезал звездочки, а на фанерке для крышки нарисовал павлина. Павлин получился очень похожим на индюка из книжки-раскраски Павлика, но фанера все равно получилась красивой. Однако Павлик все-таки был недоволен. Все интересные вещи делал Костя. Ему приходилось только держать фанеру, чтобы она не подпрыгивала, когда старший брат выпиливал всякие украшения. Павлик не выдержал и сказал:

— Дай мне что-нибудь выпилить, а то я этот подарок и дарить не буду.

Костя попробовал убедить Павлика, что он тоже делает очень важное дело, потому что без его помощи Костя не выпилил бы ни одной дощечки. На это Павлик заявил:

— И не уговоришь! Все равно я больше держать ничего не буду. Я пилить хочу.

— А я не дам! — сказал Костя.

— А я все равно буду!

Павлик схватил лобзик, забегал по комнате и закричал:

— Буду пилить! Буду, буду!

Костя погнался за братом. Но Павлик убежал в другую комнату и закрылся на крючок.

— Если не дашь что-нибудь выпилить, я твою линейку распилю, — сообщил он и застучал Костиной линейкой.

Костя постоял перед закрытой дверью и решил уступить. Он дал Павлику фанерку, на которой был нарисован павлин, и сказал:

— Отпили вот этот краешек.

Павлик принялся старательно водить лобзиком по фанерной дощечке. От усердия он даже запыхтел и высунул язык. Вдруг пилка неожиданно поехала в сторону, и Павлик стал отпиливать павлину хвост.

— Стой! — закричал Костя. — Что ты пилишь?!

Павлик отдернул лобзик и задел им настольную лампу, которая упала на пол. С минуту братья молча смотрели на зеленые черепки разбитого абажура. Павлик громко заплакал.

— Не реви! — строго сказал Костя и принялся собирать черепки.

Потом он отнес их в кухню и выкинул в мусорное ведро. А когда вернулся, стал снова выпиливать. А Павлику теперь даже смотреть не хотелось на лобзик. Он лег на диван, лицом к стене, и всхлипывал до тех пор, пока Костя не позвал его помогать.

Часа через два шкатулка была почти готова. Оставалось только прибить к ней крышку. Но в это время в передней раздались два коротких звонка.

— Это мама, — сказал Павлик упавшим голосом.

— Мама, — нахмурился Костя и добавил: — Я пойду открою, а ты убери шкатулку.

Костя выбежал из комнаты, а Павлик первым делом схватил полотенце и закутал им лампу. Пусть мама хоть не сразу заметит, что на ней нет абажура. Потом он на секунду задумался, куда бы получше убрать шкатулку, но Костя и мама уже вошли в комнату.

— Что же ты! — укоризненно прошептал Костя и, заметив, что мама увидела шкатулку, торопливо сказал: — Пожалуйста, не смотри. Это мы тебе подарок готовим к восьмому марта, он еще не доделан.

А Павлик ничего не сказал, только покосился на закутанную лампу.

— Спасибо вам, — улыбнулась мама и спросила: — Ну, а что же мне подарить вам на день рождения?

И тут Павлик, не дожидаясь Кости, выпалил:

— Подари нам абажур!

Маленькая роль

В этот день семиклассник Ваня Чугунов пришел из школы намного позднее обычного, хмурый и недовольный.

«Наверное, двойку получил», — решила Ванина сестра, первоклассница Оля.

Но Оля ошиблась. Дело было совсем не в двойке.

«…Ну и не надо, — думал Ваня. — Если так, то и совсем не надо. Завтра же скажу Виктору Семеновичу, что выступать не буду. И зачем только старался… Три дня мороженое не ел, голос берег…»

Ваня вспомнил, как недели две назад он усердно готовился к конкурсу, который был объявлен в школе для желающих заниматься в драматическом кружке. Приходя в те дни из школы, Ваня сейчас же подбегал к зеркалу и, придав своему лицу грозное выражение, кричал:

— «Над седой равниной моря ветер тучи собирает…»

Ваня не случайно выбрал стихотворение Горького «Песня о Буревестнике». Его всегда влекло к героическому. В драматическом кружке он мечтал сыграть Чацкого, а потом Жана Вальжана из «Отверженных».

В день конкурса Ваня затащил в свободный класс своего друга Федю Михеева и попросил его послушать, как он читает. Федя слушал внимательно, а когда Ваня кончил, сказал:

— У нас скоро кружок техников организуется, давай лучше туда запишемся.

— Что ж, по-твоему, в драмкружке не интересно заниматься? — возмутился Ваня и побежал в актовый зал, где уже собирались будущие артисты.

Вскоре в зал пришел и руководитель кружка, учитель литературы Виктор Семенович.

Оглядев собравшихся, он спросил:

— Ну, кто из вас самый храбрый?

Ребята молчали и переглядывались.

— Кто же все-таки храбрее всех? — повторил Виктор Семенович и почему-то остановил свой взгляд на Ване.

Ваня поежился, но встал и, выйдя на середину зала, закричал:

— «Над седой равниной моря ветер тучи собирает…»

От волнения он забыл объявить название стихотворения. По залу прокатился смешок, а потом ребята притихли и слушали со вниманием. Когда Ваня кончил, Виктор Семенович сделал ему несколько замечаний и попросил прочитать еще раз. Ваня выполнил все указания и, к великому огорчению Феди, был принят в кружок. Его даже назвали способным. Но все это было уже позади. Позади было и сегодняшнее занятие, на котором Виктор Семенович читал отрывки из пьесы Островского «Свои люди — сочтемся». Некоторые сцены из этой пьесы он хотел поставить с ребятами-старшеклассниками.

— Одну из ролей сыграет Ваня Чугунов, — сказал тогда учитель. — Мне кажется, он хорошо с ней справится.

Во время чтения Ваня примерял себя то к одной, то к другой роли и, наконец, пришел к заключению, что больше всего его «актерские данные» подходят к роли Подхалюзина. Голос у Вани был сильный, черты лица, как он сам считал, волевые. Вот только рост не совсем удался. Ну, да это не беда. Во время представления можно подложить в сапоги бумаги, и все будет в порядке. Однако Виктор Семенович поручил Подхалюзина девятикласснику Борису Косторскому.

«Ладно, — мысленно согласился Ваня, — сыграю стряпчего, тоже хорошая роль».

Но и тут Ваню ожидал жестокий удар. Стряпчего тоже отдали старшекласснику.

— А Чугунов сыграет у нас Тишку, — услышал Ваня голос учителя.

— Кого? — растерянно переспросил он и помрачнел.

— Тишку, мальчика на побегушках, — повторил Виктор Семенович и, сказав, чтобы к следующей репетиции ребята переписали свои роли, окончил занятие.

Из школы Ваня шел один. Всю дорогу он ругал себя за то, что сразу не отказался от роли. И дома у него был такой сердитый вид, что сестренка не выдержала и затеребила Ваню.

— Ну, что ты все молчишь?

— А мне теперь много говорить не полагается, — усмехнулся Ваня. — Роль такую дали. В ней всего несколько слов.

— А когда на представление приходить? — обрадовалась Оля.

— Отстань, — отмахнулся от нее Ваня и сокрушенно вздохнул.

Весь вечер Ваня не знал, чем бы заняться, чтобы хоть немного отвлечься. Он попробовал помочь матери сосчитать дневные расходы, но сложил килограммы с рублями и, все перечеркнув, взялся за уроки. После уроков, которые, кстати сказать, он тоже выучил сегодня несколько хуже обычного, Ваня прямо из-за какого-то пустяка повздорил с сестренкой. В общем вечер прошел очень невесело. Да и спалось плохо. Три раза Ваня видел один и тот же сон. Будто он вышел играть Тишку, а говорит все за Подхалюзина. Приснится же такое!