Должно быть, это у нее из-за уз сопряжения с моим братом – тебе приходится ненавидеть тех людей, которых ненавидит твоя пара, даже если у тебя нет на это причин. Это просто из-за искажения понятия верности, я так считаю.

Грейс явно мыслит одинаково с Джексоном, потому что, когда она останавливается передо мной на этот раз, она снова полна воинственности.

– Откуда я могла знать, как выглядит твоя берлога? – спрашивает она. – Если мы действительно заперты в моей голове, то почему это место выглядит как твоя комната?

Это логичный вопрос, и я уже задавал его себе. Но мне не нравится, как она задала его. В ее устах он определенно звучит как обвинение, а обвинениями я и так уже сыт по горло.

Поэтому, отвечая, я стараюсь сделать так, чтобы мой тон сочился сарказмом:

– Это классный вопрос. Когда ты найдешь способ установить связь со своим подсознанием, то сможешь спросить его об этом.

Не только она умеет вести себя невежливо. Когда живешь при Дворе Вампиров, то учишься этому с детства.

– Я просто говорю, что это ни с чем не сообразно.

– И, по-твоему, в этом виноват я? – спрашиваю я, и мое раздражение вмиг сменяется злостью. – Я занимался своими делами, ни о чем таком не подозревал, и вдруг начинается настоящее светопреставление. Я вижу, как моя бывшая подружка взрывается на алтаре, и сразу же переношусь в то мгновение, когда мой придурок-брат попытался снова убить меня, только на этот раз в нашу схватку встревает какая-то девица. И прежде чем я успеваю понять, что вообще происходит, и остановиться, чтобы преподать этому говнюку урок, эта самая девица – которая, судя по всему, сопряжена с моим братом, – похищает меня и запирает в некоем подобии моей берлоги. При этом она еще и нападает на меня так, будто это я во всем виноват. Извини, но у меня пока нет ответов на все эти чертовы вопросы.

Не дожидаясь ответа Грейс, я быстро иду на кухню и беру из холодильника бутылку воды. Выпив ее в несколько больших глотков, я бросаю пластик в контейнер для вторсырья.

Потому что в каком бы странном горячечном сне эта девица ни заперла нас, здесь, конечно же, имеется контейнер для утильсырья. Мы можем поубивать друг друга или стать закуской огромного уродливого дракона, но тем не менее наши несуществующие использованные пластиковые бутылки будут отправлены на несуществующую вторичную переработку.

Ну еще бы.

– Ты прав, – говорит она.

– Что? – Я почти кричу, потому что никак не ожидал, что с ее хорошеньких губ сорвутся именно эти два слова.

Не то чтобы я обращал хоть какое-то внимание на форму ее губ, но я удивлен.

– Я сказала, что ты прав. – Она произносит каждый слог нарочито четко. Да, эта девица способна дать сдачи любому, а может, и дополнительно накостылять.

Так как же она может быть сопряжена с таким типом, как мой брат, который явно не способен оценить ее потенциал? Раздумывая об этом, я не могу не влезть в самую глубину ее сознания, чтобы взглянуть на узы сопряжения, соединяющие их.

Подло ли это?

О да.

Делаю ли я это, невзирая на подлость?

Само собой.

Будем считать, что это просто еще один раз, когда я обманываю ожидания. Я же говорил, что в этом деле я мастак.

Однако… что-то тут не так. Заглянув в глубину, чтобы посмотреть на узы сопряжения, я нахожу там не одну нить, а десятки, причем окрашенных во все цвета радуги.

Я никогда не видел ничего подобного, больше того, я никогда о таком не слышал. Я знаю, что Грейс считает себя обыкновенным человеком, но все это лишний раз доказывает, что это совсем не так.

Чтобы удостовериться, что я не ошибся местом, я протягиваю руку и провожу пальцем по всем нитям. И тут же понимаю, что совершил огромную тактическую ошибку. Такую, которая будет дорого мне стоить.

Я отдергиваю руку так быстро, как только могу, но уже поздно. На меня обрушивается целая буря эмоций, притом таких сильных, что я с трудом могу удержаться от крика и устоять на ногах.

Радость, горе, гордость, чувство одиночества, смятение, отчаяние, любовь, страх, возбуждение, тревога – такая острая тревога, что я чувствую, как мое собственное сердце начинает неистово колотиться. Я пытаюсь сдать назад, но меня атакуют самые разные эмоции, захлестывая так неумолимо, что я не могу ни разделить их, ни назвать.

Неудивительно, что Грейс все время на взводе. Ни один человек не может одновременно чувствовать все это и оставаться в здравом уме. И сразу к стольким людям? Это же просто немыслимо.

И ужасно.

Определенно, это мое наказание за то, что я сунул нос не в свое дело. Тем более что среди всей этой какофонии отыскать узы сопряжения просто невозможно.

Я мог бы выбраться отсюда, протиснувшись сквозь нити – и сквозь все те эмоции, которые связаны с ними, – но это причинило бы Грейс боль, чего я совсем не хочу. Что бы она и все прочие ни думали обо мне, я не имею привычки намеренно ранить других. И уж тем более причинять боль беззащитной девушке из-за собственной ошибки.

И поэтому вместо того, чтобы попытаться выбраться, я замираю и жду, пока вся эта гребаная буря эмоций утихнет.

Это занимает всего несколько секунд, но в них столько накала, что мне кажется, будто проходит целая вечность. Когда этот ураган стихает, я наконец начинаю осматривать нити во второй раз.

Теперь я наклоняюсь над ними, не дотрагиваясь. Нет уж, я больше не буду через это проходить.

Все это очень интригует. Если все эти нити символизируют разные отношения и разных людей, то это по-настоящему впечатляет. Как может какая-то сирота из Сан-Диего так быстро завести в моем мире столько отношений? И как могло получиться, что такая общительная девушка оказалась сопряжена с моим младшим братцем, который всегда держится особняком?

Что-то непохоже, чтобы это сопряжение возникло на небесах – я говорю о небесах моего мира, мира сверхъестественных существ.

Поэтому я не могу удержаться от того, чтобы присмотреться повнимательнее, хотя и слышу, что Грейс говорит мне что-то вроде «хочешь – соглашайся, не хочешь – не нужно».

Я понятия не имею, о чем она, и, по правде говоря, мне все равно. Потому что, рассмотрев эти чертовы нити ближе, я замечаю три вещи.

Во-первых, черная нить с вплетенными в нее странными зелеными прожилками – я все больше убеждаюсь, что это и есть узы ее сопряжения с Джексоном, – кажется менее яркой, чем остальные. Больше того, ее можно назвать почти полупрозрачной, чего, разумеется, быть не должно. Во всяком случае, если то, чему меня учили о них – как мой наставник, так и учителя в школе, – соответствует действительности.

Во-вторых, зеленая нить в самой середине начинает слегка мерцать, когда я придвигаюсь ближе. Я медленно подаюсь назад, и мерцание прекращается. Я понятия не имею, с чем связана эта нить, но что-то подсказывает мне, что это нечто такое, с чем лучше не шутить. Вообще никогда.

И, наконец, в этом клубке есть еще одна нить, от которой я не могу отвести взгляд. Она ярко-синяя, цвета электрик, и тонкая, как паутинка, но она точно есть, и я ее вижу. Она слегка светится.

И я откуда-то знаю, еще до того, как протягиваю палец, чтобы коснуться ее, что она связана со мной.

Когда это доходит до меня, я отшатываюсь так быстро, что едва не опрокидываюсь назад.

– Эй, в чем дело? – Грейс протягивает ко мне руку, но я не даю ей коснуться меня. – Ты в порядке?

Я смотрю на нее, настолько пораженный увиденным, что не сразу понимаю ее слова.

А поняв их, бормочу:

– Да, со мной все путем. – И отхожу еще на шаг.

В это время что-то вспыхивает в ее глазах, но мое сердце неистово бьется, в ушах у меня стучит кровь, и у меня нет времени, чтобы выяснять, что с ней происходит.