Иногда Говард полностью приходил в себя и сразу стискивал зубы, чтобы не завопить от нестерпимой боли. Раскаленные веки обжигали глаза, когда он пытался сморгнуть; окружающее он видел теперь урывками, сквозь вращающиеся огненные колеса и полыхающие цветные пятна, будто картинки в безумном калейдоскопе.

Теплоящер шагал вдоль извилистого потока, со злобным шипением перетекавшего с одной стремнины в другую среди покореженных скал и изрезанных расщелинами склонов. Время от времени ветер сдувал на землянина полотнища и столпы раскаленного пара, которые обваривали обнаженные руки и лицо. Когда зверь перепрыгивал через огромные трещины, разверзшиеся в накалившемся камне, кожаные ремни невыносимо впивались в тело.

Казалось, мозг в голове закипает, а кровь в жарящемся заживо теле обратилась в огненный поток. Говард силился вдохнуть, но воздух обжигал легкие. Вокруг закручивались вихрями испарения, непонятно откуда долетал приглушенный рев. Теплоящер остановился, и, чуть повернув голову, Говард увидел, что животное стоит на каменистом краю бездонной пропасти, в которую рушатся в облаках пара потоки воды.

Сердце не справлялось, органы чувств отказывали, Говард из последних сил, словно умирающий, пытался вдохнуть горячий воздух. Пропасть и чешуйчатый монстр качнулись и завертелись, заклубились вихри пара, и Говарду показалось, что его странный скакун ринулся прямо в огромную, укрытую пеленой бездну.

И вдруг из обжигающего тумана всплыли какие-то демоны, закутанные в сияющие белые одежды с капюшонами, схватили его и поволокли куда-то в свою неведомую преисподнюю. Перед Говардом промелькнули странные нечеловеческие лица, его обожженной плоти коснулись неестественно прохладные пальцы, а потом все окутала тьма…

Говард очнулся в какой-то совершенно непонятной и дикой обстановке. Он сразу и с невероятной ясностью вспомнил, что случилось перед тем, как он окончательно потерял сознание, но нынешнего положения все это никак не объясняло.

Он лежал на спине, окутанный зеленым сиянием – успокаивающим и мягким, цвет которого наводил на мысль то ли о молоденькой травке, то ли об изумрудных морских волнах далекой Земли. Свет был со всех сторон, и сверху, и снизу, он омывал тело прохладной рябью, даруя ощущение невероятной бодрости.

Говард понял, что на нем нет одежды; он чувствовал необычайную легкость, как будто пребывал в невесомости. Не веря своим глазам, он обнаружил, что на теле нет ожогов, а еще он не ощущает боли – не осталось вообще никаких последствий, которые неизбежно должны были наступить после страшного испытания в меркурианской пустыне.

Вначале Говард не различал вообще ничего, кроме зеленого сияния, словно вокруг больше ничего и не было и он парил в огромной пустоте. Но потом он осознал свою ошибку. Вытянув руки, он наткнулся на стены и понял, что лежит в узенькой камере, крыша которой располагается всего в нескольких футах над ним. Внизу на таком же расстоянии был пол, а сам он без какой-либо поддержки лежал прямо в воздухе между ними. Загадочный зеленый свет струился со всех сторон, и потому казалось, что он завис в беспредельном пространстве.

Внезапно у него в ногах зеленое сияние померкло, сменившись ярким белым заревом, напоминавшим солнечный свет. Из этого зарева вынырнули длинные гибкие шестипалые руки, ухватили Говарда за лодыжки и осторожно вытянули из зеленой камеры. Когда его ноги, а затем и тело прошли через белый ореол, к нему вернулось ощущение тяжести, и спустя мгновение он уже стоял посреди большой комнаты, стены которой были облицованы каким-то блестящим светлым металлом. Подле него странное неземное существо закрывало дверцу, через которую Говарда и вытащили из изумрудного сияния камеры, а рядом стояли еще двое таких же, и один из них держал его одежду.

Землянин, все больше изумляясь, вгляделся в этих невероятных существ. Роста они были довольно высокого и обладали похожим на человека сложением, но при этом отличались почти богоподобной красотой и грацией, какую редко увидишь даже у прекраснейшей древнегреческой статуи.

Крылья носа, уши, губы, ладони – вообще все черты были исполнены фантастического изящества; одежды существа не носили, а их белая, полупрозрачная кожа словно сияла внутренним светом. На крупных умных головах вместо волос переплетались тяжелые отростки, переливающиеся разными цветами, – они двигались, перевивались между собой и будто жили собственной странной жизнью, как локоны горгоны Медузы. Ноги были похожи на человеческие, только сзади на пятках торчали длинные костяные шпоры.

Все трое смотрели на землянина, и их непроницаемые глаза сверкали, точно алмазы, но были холоднее далеких звезд. В довершение всего тот, который только что закрыл дверцу камеры, обратился к Говарду высоким и мелодичным голосом, похожим на звуки флейты, и поначалу непонятная речь оказалась, к изумлению землянина, безупречным английским:

– Мы полагаем, что ты уже полностью оправился от пережитого. Тебе повезло: мы наблюдали в визиры, как дикари схватили тебя и привязали к спине гроко – вы называете их теплоящерами. Дикари приручают этих зверей: сами они не умеют добывать огонь, но при этом весьма своеобразным образом используют склонность гроко бродить по ужасным пустыням на солнечной стороне. К спинам зверей привязывают пленников – иногда представителей враждебных племен, а иногда и своих же соотечественников; ящеры заходят в раскаленную пустыню, и жертвы поджариваются живьем; как бы сказали вы, до хрустящей корочки. Потом ящеры возвращаются к своим хозяевам, и те пожирают запеченное мясо. К счастью, нам вовремя удалось освободить тебя, поскольку гроко приблизился к одному из входов в наши пещеры. Когда мы тебя нашли, твое тело покрывали обширные ожоги, ты определенно погиб бы из-за них, если бы мы не подвергли тебя исцеляющему излучению зеленой камеры. Об этом излучении, да и о многих других тоже, вашим ученым неизвестно; оно также обладает занимательным свойством – создает поле невесомости. Именно поэтому ты не чувствовал там собственного веса.

– Где я нахожусь?! И кто вы такие?! – воскликнул Говард.

– Ты находишься под поверхностью Меркурия. Я Агвур, ученый и знатный муж, мой народ повелевает этой планетой. – Тон меркурианина сделался надменным, как будто он поучал неразумного ребенка: – Мы называем себя оумнисы, мы древний народ, весьма искушенный в тайнах природы. Чтобы защититься от солнечной радиации, которая, разумеется, воздействует на Меркурий гораздо сильнее, чем на более удаленные планеты Солнечной системы, мы обитаем в пещерах, чьи стены облицованы металлическим сплавом нашего собственного изобретения. Даже тоненький лист, изготовленный из этого сплава, не пропускает вредоносные лучи, а ведь некоторые из них легко проникают сквозь любые другие виды материи. Выходя во внешний мир, мы облачаемся в защитные костюмы из этого же сплава; на нашем языке он называется моуффа. Таким образом мы всегда защищены от солнечной радиации и потому практически бессмертны и не подвержены недугам, поскольку в природе смерть и распад являются результатом определенного солнечного излучения, частоту которого не способны зафиксировать ваши приборы. Наш сплав тем не менее пропускает благотворные лучи, необходимые для жизни; при помощи аппаратов, работающих по принципу радио, мы транслируем эти лучи в наши пещеры.

Говард поспешил поблагодарить Агвура. Голова шла кругом от изумления, и мысли мчались наперегонки от одной невероятной гипотезы к другой.

Быстрым и изящным жестом Агвур отмел все его благодарности. Вперед выступил меркурианин с одеждой Говарда и с проворством хорошо вышколенного камердинера помог землянину облачиться.

Говарду хотелось задать еще сотню вопросов, ведь земные ученые даже не подозревали о существовании столь разумной и высокоразвитой расы. Больше всего ему было любопытно, как Агвур умудрился так замечательно выучить английский язык. И меркурианин будто телепатически уловил невысказанный вопрос.