Во всех этих случаях пропавшие тела принадлежали молодым крепким мужчинам, которые были убиты или стали жертвой несчастного случая, а не умерли от изнурительной болезни. Некоторые были преступниками, казненными за свои гнусные деяния, другие – солдатами или стражниками, которые погибли при исполнении своих обязанностей. Немало в их числе было и рыцарей, сложивших головы на турнире или поединке, а также тех, кто стал жертвой грабителей, шайки которых наводняли в ту пору Аверуань. Были среди исчезнувших мертвецов и монахи, и торговцы, и дворяне, и фермеры, и священники, но объединяло их то, что все до одного находились в самом расцвете лет. Старые и немощные, судя по всему, демонов воскрешения не привлекали.

Наиболее суеверные видели в происходящем предзнаменование надвигающегося конца света. Сатана со своими присными пошел войной на крещеный мир и захватывал тела христианских мертвецов в адский плен. Смятение стократ усилилось, когда очевидно стало, что даже обильное кропление святой водой и самые грозные и действенные экзорцистские обряды никоим образом не в состоянии положить конец этим дьявольским набегам. Церковь признала себя бессильной справиться со странным злом, а светские власти не могли ничего сделать, чтобы привлечь к суду или наказать эти неуловимые силы.

Из-за охватившего всех страха никто даже не пытался разыскивать пропавшие трупы. Однако запоздалые путники рассказывали леденящие душу истории о встреченных ими покойниках, которые в одиночестве или группами шагали куда-то по дорогам Аверуани. Мертвецы казались глухими, немыми и начисто лишенными всех чувств, но при этом c ужасающей скоростью и целеустремленностью двигались к какой-то далекой цели. Все они направлялись на восток, но лишь с прекращением исхода, когда исчезло несколько сотен мертвецов, зародились подозрения относительно истинного места их назначения.

Ходили слухи, что место это – развалины замка Илурнь за населенным оборотнями лесом, на гористых плато на окраинах Аверуани.

Илурнь, мрачная каменная громада, возведенная пресекшимся ныне родом жестоких воинственных баронов, наводила на местных жителей такой страх, что даже пастухи со своими стадами предпочитали обходить ее стороной. Поговаривали, будто разгневанные призраки кровожадных владельцев в неистовстве бродят по полуразрушенным залам, а хозяйничает в них теперь нежить. Никто не осмеливался селиться в тени этих прилепившихся к скалам стен, и ближайшим человеческим жильем в округе был маленький цистерцианский монастырь, расположенный более чем в миле от замка, на противоположном конце долины.

Монахи этого сурового братства практически не поддерживали сношений с миром за холмами, и желающих вступить под его высокие своды было не много. Однако в то чудовищное лето после исчезновения мертвецов странная и пугающая история просочилась в Аверуань из монастырских ворот.

На исходе весны цистерцианцы стали замечать, что на давным-давно заброшенных развалинах Илурни, которые виднелись из монастырских окон, творятся весьма странные вещи. Монахи видели огни там, где никаких огней быть не могло: зловеще-голубые и кроваво-красные, они мерцали в заросших бурьяном осыпавшихся бойницах или вспыхивали над зубчатыми стенами. По ночам вместе с огнями с развалин доносились страшные шумы, лязг, напоминавший не то грохот дьявольских молотов о наковальни, не то звон гигантских доспехов и булав, и монахи решили, что Илурнь стала местом сборища чертей. Удушливое зловоние, похожее на запах серы и горящей человеческой плоти, распространилось по долине, и даже днем, когда шум смолкал, а огни потухали, легкая голубоватая дымка оставалась висеть над зубчатыми стенами замка.

Очевидно, решили монахи, развалины заняли подземные обитатели, пробравшись туда снизу, ибо никто не видел, чтобы кто-нибудь приближался к руинам замка по пустынным склонам и скалам, открытым всем взглядам. Видя все признаки поселившегося по соседству Сатаны, они с удвоенной частотой и рвением крестились и беспрестанно бормотали «Отче наш» и «Аве Мария», ибо надеяться приходилось лишь на заступничество свыше. Их трудолюбие и аскетизм тоже удвоились. Более никаких мер предпринято не было, ибо, зная, что замок давно покинут людьми, святые братья сочли за лучшее заниматься своими делами, коль скоро сатанинские силы не проявляют открытой враждебности.

Монахи пристально наблюдали за развалинами, однако за несколько недель так и не заметили, чтобы кто-то входил в Илурнь или выходил оттуда. Если не считать ночных огней и шума, а также курящихся над стенами в дневное время дымков, никаких признаков того, что замок обитаем хоть людьми, хоть нежитью, не было.

А потом однажды утром два монаха, занятые прополкой морковных грядок, заметили в долине под террасами, на которых были разбиты монастырские сады, странную процессию, двигавшуюся со стороны Аверуанского леса по изрезанному ущельями крутому склону вверх, в направлении развалин Илурни.

Люди эти, утверждали монахи, шли с великой поспешностью, на негнущихся ногах, но быстрыми шагами, лица их поражали неестественной бледностью, а сами они были облачены в погребальные одежды. На некоторых саваны висели клочьями, и все были покрыты дорожной пылью или пятнами могильной плесени. Было их около дюжины или даже больше, а следом в некотором отдалении друг от друга показались еще несколько, одетых точно так же, как и их предшественники. С изумительным проворством и быстротой они поднялись по склону холма и скрылись в мрачных стенах Илурни.

В ту пору вести о разоренных могилах и склепах не достигли еще ушей цистерцианцев. История эта дошла до них позднее, уже после того, как они стали ежеутренне видеть мертвецов, стекавшихся к облюбованному дьяволом замку. Сотни трупов, клялись монахи, успели прошествовать мимо монастыря, и, несомненно, еще множество проскользнуло незамеченными под покровом темноты. Однако ни один из них не вышел обратно из Илурни, поглотившей их, точно ненасытная утроба преисподней.

Святые братья, хотя и были изрядно напуганы и донельзя скандализованы, все еще считали за лучшее ничего не предпринимать. Некоторые, наиболее отважные, возмущенные этими вопиющими признаками зла, выражали намерение отправиться на развалины со святой водой и распятиями, но настоятель в своей мудрости приказал им подождать. Ночные огни тем временем становились все ярче, а шум все громче.

И тут, пока монахи в своем маленьком монастыре возносили нескончаемые молитвы, произошло нечто чудовищное. Один из братьев, крепкий малый по имени Теофиль, в нарушение строжайшего устава зачастил в винный погреб. Несомненно, в вине он пытался утопить свой праведный ужас перед всеми этими неподобающими событиями. Как бы то ни было, в одну из таких вылазок он имел несчастье с пьяных глаз заплутать у края обрыва и свернул себе шею.

Оплакивая его гибель и грех, святые братья уложили Теофиля в часовне и стали служить заупокойные мессы по его душе. Мессы эти перед самым рассветом были прерваны неожиданным воскрешением мертвого монаха, который с болтающейся на сломанной шее головой выскочил из часовни с такой скоростью, словно за ним гнались черти, и помчался по склону холма к дьявольским огням и грохоту, доносившимся из Илурни.

После вышеупомянутого происшествия двое из тех братьев, которые рвались отправиться в населенный мертвецами замок, вновь обратились к настоятелю за разрешением, заявив, что Бог всенепременно поможет им отомстить за похищение тела Теофиля, равно как и за остальных восставших из своих освященных могил. Восхищенный мужеством отважных монахов, вознамерившихся бросить вызов Сатане в его логовище, настоятель благословил поход.

Монахи, которых звали Бернар и Стефан, спозаранку пустились в путь к обители зла, вооруженные кропилами, флягами со святой водой и большими крестами из граба, которые, если воспользоваться ими как палицами, вполне способны были размозжить голову рыцарю в латах. Подниматься по склону меж нависающих валунов и вдоль опасных обрывов было нелегко, но оба монаха были отважны, сильны и, более того, привычны к подобным восхождениям. День выдался жарким и душным, и белые рясы святых братьев очень скоро пропитались потом, но, ненадолго останавливаясь лишь для того, чтобы помолиться, храбрецы упрямо шли вперед и в скором времени приблизились к замку, за серыми, разрушенными от времени бастионами которого не было видно следов ничьего пребывания или деятельности.