– Охренеть, малышка, – ещё один выпад, и он кончает, а его член, извергаясь внутри меня, подрагивает.

Я выдыхаю, когда он вытаскивает член, снимает презерватив.

– Ты умница, Лика. Сегодня оставайся спать со мной. Думаю, захочу тебя утром.

Он уходит в душ, а я скручиваюсь улиткой и закрываю глаза, чтобы не полились слёзы. Всё хорошо, Лика. Всё так, как и должно было быть. По-другому не бывает. Только так и никак иначе.

Глеб возвращается слишком быстро. Я ещё не успела успокоиться. Подтягиваю колени, натягиваю на себя одеяло.

Матрас прогибается под тяжестью мужского тела, и Зарецкий ложится рядом. Притягивает меня к себе, целует в лоб, а я так и не открываю глаз, чтобы думал, будто я сплю. Конечно, это глупо. Он всё понимает.

– Я знаю, что тебе сейчас тяжело, Лика. И возможно, ты не хотела этого секса. Но всё это я делаю для тебя. Чем раньше ты включишь в себе стерву и перестанешь себя жалеть, тем же лучше для тебя. Кстати, секс с тобой мне понравился. А меня, как ты уже подозреваешь, удивить чем-то довольно сложно. Ты прекрасна, Лика, и я рад, что нашёл тебя. Главное слушайся меня. И перестань плакать.

Одна слезинка всё же просочилась сквозь плотно зажатые веки. Зарецкий вытер её пальцем.

– Простите… Мне нужно в душ, – вскакиваю, как ошпаренная, бегу голышом в ванную комнату и там закрываюсь, припадаю спиной к прохладной, кафельной стене.

Спустя пять лет

Смотрю на себя в зеркало, поправляю макияж и завязываю на шее платочек. Мне идёт форма стюардессы. Мне идёт всё, потому что я безупречна внешне и внутри. Так я себя чувствую.

– Мне нравится, – Глеб отпивает из рокса виски. Только макияж слишком броский.

– Ему это нравится.

– Думаешь? Что ж, тебе виднее. Ты ведь все эти годы изучала своего врага, – взгляд у Глеба мрачный, нехороший. Как и всякий раз, когда речь заходит о Романове.

– Ты что, ревнуешь? – приподнимаю бровь, глядя на него через зеркало.

– А ты? Ждёшь вашей встречи? Как думаешь, он тебя узнает? – слышно, как Зарецкий поскрипывает зубами. Ему не нравится этот разговор. А мне нравится его дразнить. Я вообще многому научилась за эти пять лет. И в том, как вести себя с мужчиной преуспела.

– Жду, разумеется. Я много лет этого ждала. Не зря же ты трахал меня, как свою куклу. Я должна получить кое-что взамен. Ты – компанию, я – месть. Таким был изначальный договор.

– Я рад, что у тебя такая хорошая память и трезвая голова.

– Всё, как ты учил, – улыбаюсь ему стервозно.

– Сучка, – усмехается.

– Твоя жена.

– Моя.

Про себя хмыкаю. Его жена Анечка. Побитая, несчастная собачонка. А я – Волгина Лика Александровна. Совершенно свободная, как вольная птица. Вернее, стану ею, когда отомщу своим врагам. Все они будут гореть в том пламени, в котором горю я вот уже долгие годы. Какая ирония… Завтра ровно семь лет. И завтра я увижу Романова. Смогу ли сыграть свою роль? Вынесу ли эту встречу спокойно? Получится ли у меня подцепить его на свой крючок.

Я знаю о Романове всё. Каждую мелочь. Я изучала его, как маньячка. Каждую повадку, каждую тёлку, с которой он проводил хотя бы одну ночь. Каждый его вздох. Я знала всё о его бизнесе, тут меня долго вводил в курс дела Глеб. Я знала всё о жене Романова. Даже о том, когда у неё начало цикла. Кстати, забеременеть Инга не могла уже пять лет. Опять же как символично. Я знала всё о Романове-старшем – одним из самых страшных врагов. Я знала о них всё. Каждый скелет семейки Романовых, которые они прятали в своих шкафах. Я же видела их насквозь.

– Провала не боишься? – криво усмехнулся Глеб, рассматривая мою фигуру в форме.

– Нет. Он всегда был падким на стюардесс, официанток и насилие. Я ему понравлюсь.

– И что, так спокойно ляжешь с ним в постель?

– Ну почему же спокойно? Я буду сопротивляться. Ему понравится, – не удержалась, зацепила за живое Зарецкого. Ему мои планы в последнее время не очень нравились. Особенно те, где нужно спать с Романовым. Но он сам меня воспитал так. Никаких чувств, никаких сожалений. Только вперёд и ни шагу назад. Любыми путями добивайся своего.

И я шла к намеченной цели семимильными шагами. Я буквально летела, как птица Феникс, восставшая из пепла. Я шла вперёд, чтобы сжечь их всех в агонии, в которой горела я целых семь лет.

– Сучка, – оценивающим взглядом проходится по мне с головы до ног ещё раз и резко опрокидывает в себя виски.

– Это ты меня научил быть сучкой. Так зачем сейчас жаловаться?

– Не зли меня Аня. Дёргаешь тигра за усы, – снова наливает себе выпить, а я понимаю, что пора заткнуться. Зарецкий бывает тем ещё зверюгой. Нет, он меня не бил. Ни разу. Но оказаться под ним, когда он зол – хреново. Если не сказать хуже.

– Ты сам меня к этому готовил. Или ты решил обо всём забыть? Мне нужна моя месть, слышишь? Нужна! А ты забирай свою компанию. Мне плевать, передумал ты или нет. Я не передумала, – резко поворачиваюсь к нему, смотрю в глаза. Злость в нём тает.

– Как же он тебя искалечил, Анечка…

– Лика. Теперь я Лика, забыл?

– Это ты с ним Лика. А со мной всё та же Анечка, что и пять лет назад. Я до сих пор вижу под блеском стервозности слёзы Ани. Они не высохнут никогда. Даже после мести. Легче станет, да. Но всё забыть не получится.

Я выдыхаю. Получится. У меня всё получится.

– Поздно давать заднюю. Я пойду в рейс и буду с ним гребанной Ликой. Я обязательно добьюсь своего. Ясно?

Зарецкий усмехается.

– Мне всё ясно, Лика. Только запомни одно. Аня всё ещё моя жена. И когда твоя месть свершится, ты вернёшься ко мне.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы не забывалась, Лика. И не вздумала влюбиться в Романова.

– Я никогда не смогла бы полюбить такого подонка.

– Что ж, это радует. Так во сколько у вас вылет?

– В семь утра. А ты что скажешь? Как я тебе?

– Ты восхитительна, как всегда. Признаю, я ревную. Но данное слово уже не вернуть назад. Развлекайся, девочка. И помни, я рядом.

Съёмная квартира, которую я арендую в центре столицы уже три года, оказывается довольно уютной. Я здесь впервые, но плачу за квартиру ежемесячно. Романов обязательно мной заинтересуется и будет проверять. Я не должна провалиться.

Открываю холодильник, загружаю в него продукты. На ужин у меня стейк лосося с салатом. Если смогу, конечно, проглотить хотя бы кусок. Меня до сих пор трясёт после встречи с Романовым. Оказалось, не всё так просто. Мне ещё нужно научиться спокойно на него реагировать. Пока это слишком сложно.

Отложив лосося, варю себе кофе в турке, добавляю специй и, усевшись на диван перед плазмой, нажимаю на кнопку пульта. Кофе немного успокаивает, и я, наконец, могу выдохнуть. После долгого перелёта ужасно болит голова. Готовить сегодня, пожалуй, я не буду.

После кофе ложусь спать и долго не могу уснуть. И дело вовсе не в кофеине… Романов стал старше. Взрослее, шире в плечах. Или мне показалось. Прошло ведь так много времени, когда я видела его в последний раз. Я уже начала забывать его лицо.

Долго ворочаюсь в кровати, размышляя над своим планом. И так и эдак проворачиваю его в голове. Моя месть будет страшной. И начну я с его семейки. Жёнушкой, значит, обзавёлся. Что ж, это не надолго. Я устрою им сладкую жизнь.

Когда всё же удаётся уснуть, я вижу его лицо. Так же близко, как сегодня в самолёте. Он надвигается на меня, хватает за запястье и вот я уже под ним. Не я… Анечка. Она плачет и просит его отпустить, но он насилует её снова и снова.

А потом во сне появляется она. Ника. Моя маленькая девочка, которую мне даже не дали проводить как следует… Я плачу, кричу, бьюсь в руках врачей, а те то и дело тыкают в меня иглами.

Просыпаюсь посреди ночи в ледяном поту и зарёванным лицом. Осматриваюсь вокруг, снова падаю на подушку. Сон. Это был сон. Один из миллиона снов на эту тему. Я уже должна была бы привыкнуть.