Не могло быть сомнений, что на Вента напал дикий зверь, обладающий немалой силой. Брат отделался всего лишь ударом в грудь. Причем досталось ему от коня, а не от лесного хищника.

«Почему зверь не тронул Лорента?»

Стефани попыталась предположить, какое животное побрезговало бы человечиной ради конины. Но при мысли, что на опушке она могла найти растерзанное тело брата, живот скручивало в тугой узел. Ее затошнило от подступившего страха. Паника давящей волной ударила в лицо, и она взволновано огляделась. Мысль о кровожадном хищнике пробрала до самых костей, и девушка словно ощутила на себе тяжелый взгляд.

– Что с-с вами, госпо-ожа? – поинтересовался Чинвенду, заметив беспокойство провожатой. Он почему-то растягивал некоторые буквы в словах. Мужчина ехал верхом на рыжей кобыле, ведя за собой груженную вещами лошадь такой же масти.

– Да так… – Поначалу Стефани отмахнулась, а потом подумала, что с камердинером вполне можно поговорить о случившемся. – Размышляла о том, кто мог так расправиться с конем.

– Да, госпо-ожа, странно это для этих мест. – Мужчина облизал пухлые губы. – Вот на родине такое встречалось.

– И что это было? – встрепенулась девушка.

– Стая гиен. Они бросаются в лицо-о. Разрывают жертву на куски.

– Но здесь не водятся гиены.

– Поэтому и странно, госпо-ожа.

Стефани потянула повод Боны и ощутила тянущую боль в руке, по которой ударил Эдриан, чтобы выбить пистолет.

– Боли-ит?

– Немного. – Девушка потерла ладонь и подумала, что хоть кто-то поинтересовался ее состоянием. – Ваш господин всегда так осторожничает?

– Да, госпо-ожа. Не обижайтесь на него. Служба сделала его нервным. – Чинвенду дернул поводья груженной вещами лошади, чтобы та шла быстрее.

– Он попадал в неприятности? – озвучив вопрос, Стефани поняла, насколько наивно такое спрашивать.

– Иногда. Один раз его чуть не уби-или. Это была банда голово-орезов.

– Ого! – Стефани уставилась на гриву Боны, силясь вообразить, в какую переделку попал мужчина. Воображение упрямо рисовало придорожную таверну или беспорядки в порту среди матросов. Но подробности от камердинера застали ее врасплох.

– Я не знаю то-очно. Мне не говорили. Но знаю, что там был ребенок. Дево-очка. Маленькая. – Чинвенду повел рукой по воздуху, словно пытаясь показать ее рост. – В крови. Она выбежала на дорогу, и госпо-один решил помочь.

– Жуткая история. И что же там случилось?

– Я не знаю, госпо-ожа. – Чин пожал плечами. – Спросите у госпо-одина.

Стефани стало любопытно узнать подробности этой истории, поэтому она пообещала себе непременно задать интенданту жандармерии вопросы. Но когда она вместе с Чинвенду оказалась в городе и подъехала к гостинице, в которую обещала привезти камердинера, этот разговор уже забылся. Все мысли занял брат.

Возле входа девушка встретилась с Эдрианом.

– Как мой брат? – первым делом спросила она.

– В палате, жив. – Мужчина придержал кобылу под уздцы, когда юная особа собралась спешиться. При этом Бона стояла совершенно спокойно, никак не реагируя на незнакомца.

– Благодарю за помощь, месье. – Стефани забрала у него поводья. После разговора с камердинером она с большим уважением отнеслась к мужчине. Расспрашивать о Лоренте не стала. Главное, что он жив. А подробности лучше узнать у доктора.

– На опушке вы показались мне немного неловкой, поэтому я решил помочь вам слезть. – В его серьезных глазах на краткий миг блеснул лукавый огонек.

– Какой вы недогадливый, – усмехнулась девушка. Она решила, что может позволить себе этот обмен дерзостями. В конце концов, мужчина так настырно предлагал ей поиграть в «гадость или… снова гадость». – Я говорила о той помощи, что вы оказали моему брату.

Эдриан хмыкнул и подарил ей хитрую улыбку. Игра началась.

Первую ночь в Сент-Пьере Эдриан провел в гостинице «Ришелье». Той самой, что находилась рядом с госпиталем. Он чувствовал себя измотанным после скачки с раненым юношей и потому не испытывал желания спешить в Канцелярию и извещать о своем прибытии. Приступать к обязанностям лучше бодрым. Тем более что у нового интенданта жандармерии уже имелось первое дело, которое ему поручили еще в столице.

Эдриану предстояло перепроверить обстоятельства смерти некой восемнадцатилетней Колетт де Лебон, гостившей этим летом в поместье у своей тетки в Вуароне. Сообщалось, что девушка умерла от сердечного приступа во время утренней прогулки по саду. Причину смерти подтвердил местный доктор – месье Климент де Пероль, с которым интендант уже имел неудовольствие познакомиться. Родные решили захоронить Колетт в фамильном склепе, и за останками приехал ее отчим.

Тело девушки забальзамировали, а внутренние органы разложили по специальным сосудам. В столице во время отпевания в церкви произошел скандал. Один из сосудов уронили, и он разбился. Внутри оказалась смесь из муки, зерен и крови. Церемонию пришлось остановить. Безутешный жених несчастной обратился в жандармерию. Он изначально не верил, что девушка могла умереть в столь цветущем возрасте, а после случившегося его подозрения только усилились. Мужчина предполагал, что родственники желали ей смерти, дабы не выплачивать богатого приданого, которое ей оставил умерший отец. Теперь, после внезапной кончины Колетт, все имущество оставалось у них.

Провели повторное вскрытие, но ни ядов, ни следов от смертельных ранений не нашли. А вот в остальных сосудах также не было органов. Внутренности могли уничтожить с целью сокрытия факта отравления. Но с той же вероятностью их могли использовать в магическом ритуале. И это уже привлекло внимание инкетеров[8] из Церкви Двенадцатиконечной Звезды. Главой жандармерии совместно с Первосвященником было принято решение перепроверить все факты и выяснить, замешана ли в деле магия. В этом и предстояло разобраться Эдриану. И, если возникнет необходимость, вызвать инкетера из столицы.

На ужин Эдриан в компании Чинвенду отправился в таверну на углу. Местные то и дело бросали на них любопытствующие взгляды, и нельзя было сказать точно, кто из этой парочки привлекал больше внимания – высокий статный блондин или его коренастый темнокожий слуга.

Эдриан чувствовал себя слишком измотанным, чтобы хоть как-то реагировать на окружающих. Еще в столице ему говорили, что он со своей внешностью будет сильно выделяться на юге, в Вуароне. И пока что интендант не встретил ни одного человека со столь светлыми, как у него, волосами. Зато попадались похожие оттенком кожи на Чинвенду. Сказывался тот факт, что в Сент-Пьер приходило много кораблей из колоний.

– Ты сегодня какой-то слишком хмурый. Не похоже на тебя. Где твоя доброжелательная улыбка? – поинтересовался Эдриан, когда они покинули таверну. Он подметил угрюмость камердинера еще в момент встречи около входа в гостиницу. Всегда улыбающийся и открытый к разговору Чин казался мрачнее кладбищенских сумерек. Чаще всего слуга сам все рассказывал, и интендант дал ему время, но на этот раз он был мрачен дольше обычного.

– Многое сегодня случилось, госпо-один, – понуро отозвался слуга.

– Ты имеешь в виду встречу с мадемуазель, ее братом и останки лошади на опушке?

– Да, госпо-один. – Чинвенду тяжело вздохнул. – Там… все… покрыто гнилью.

Эдриан остановился и нахмурился. Наверное, единственный в Луарии он знал секрет своего слуги, за который инкетеры могли отправить на костер их обоих. Чинвенду родился в семье бидарского жреца – мага по местным понятиям – и был благословлен тамошним божеством. Он умел входить в транс в любой момент. Ему не требовались ни благовония, ни курения, ни травные настои. В таком состоянии Чивенду мог видеть следы духов природы, остатки магии, призраков и все то, что не относилось к миру людей, находясь за гранью, надежно охраняемой инкетерами Двенадцатиконечной Звезды.

– Ты сейчас говоришь о том, что я подумал? О неестественной гнили? – уточнил Эдриан.