Иддия послушалась и принялась ловить воздух ртом, как ошпаренная.

– Эльчек обычно разбавляют, – с легким сожалением сказал король, – но, увы, в моей берлоге совсем нет воды. Ни капли. Так может и лучше, быстрее расслабится.

– Мой великий брат! – прохрипела Иддия. – Освободи моего сына, не обрекай его на горькую и безрадостную жизнь со старухой.

– Ваше Величество, посмотрите, как велико горе моей матери! – проникновенным тоном начал Мел, гладя руку Иддии. – Разве сможет совладать она с ним прилюдно? Вы наказываете меня, король, и я не спорю с этим. Но так ли сильно провинилась ваша сестра?

– А разве нет? Она отвратительно тебя воспитала. – резонно заметил король, пригубив из стакана тот же напиток, что опалил горло его сестры.

– Но разве это ее пробел? – поднял брови Мел. – Наоборот, она меня всегда упрекала в легкомысленности. И я скрывал от нее свои похождения. А вот отец…

– Что отец? – король поставил стакан.

На Иддию начало действовать питье. Глаза ее заблестели, тело чуть обмякло. Щеки порозовели. Она больше не выглядела слишком страдающей.

– Ну, отца, кажется, порадовало, как все сложилось. Он тоже любит пощекотать маме нервы.

Сказав это, Мелдиор в кармане сложил пальцы колечком. В детстве они так делали с Илифадом, когда врали родителям. Этот кружок будто бы низводил их грех в пустое место. Обнулял, как бы сказали в мире Риммы Федоровны.

Король недолюбливал мужа сестры. И меньше всего бы хотел, чтобы их мнение хоть в чем-то совпадало. Да и, если на то пошло, Иддию ему и правда было жалко. К тому же она и впрямь способна истерику из-за любимого сыночка устроить.

– Хорошо, – строго посмотрел на племянника король, – разрешаю тебе использовать синее зеркало для волшебства.

– Синее? – разочарованно протянул Мел. – А может…

– Не может, – стукнул по столу король, – я не хочу, чтобы ты забывал, кто перед тобой. Сестра!

Эмихар обратился к расслабленной Иддии.

– Станет ли тебе легче, если твоя невестка будет выглядеть юной красавицей?

Женщина поправила выбившуюся из прически прядь и кивнула.

– Да, это очень щедрая уступка, Эмихар.

– Мама, но учти, – вступил Мел, – что для обряда мы используем синее зеркало. Это значит, что в нем будет отражаться прежняя, внутренняя суть этой женщины. И оно же должно постоянно находиться в наших … брачных покоях, напоминая, на ком я женился. И более того, от полуночи до первых рассветных лучей моя жена сможет принимать свой изначальный облик!

Несчастный новобрачный рассчитывал, что мать снова расстроится и начнет умолять брата разрешить полное преображение. Дабы ее сын мог построить полноценную супружескую жизнь.

Но Иддия, которая привыкла вести трезвое существование, с одного глотка эльчека стала такой беззаботной, что только отмахнулась:

– Ой, сынок, зачем ты меня посвящаешь в пикантные подробности? Это дело мужа и жены, что там у них в спальне стоит. Зато на людях у меня будет молодая и прекрасная невестка. Ты ее, главное, по ночам никому не показывай.

– Что ж, – король хлопнул себя по бедрам, стараясь не рассмеяться, – у тебя есть время до бала, Мел. Иди к своей жене и уговаривай ее изменить внешность.

Римму Федоровну с почестями провели в царские палаты. Двухкомнатные апартаменты, по которым сразу видно – гостевые, для временного пребывания. Красивые, но пустые.

Она присела на музейного вида кровать. Мягко. Не ортопедический матрас, но чего от этих современников Шекспира требовать?

Хотя тут она погорячилась, конечно. Римма Федоровна и сама понимала, что все происходящее сперва походит на сумасшествие, а во вторую очередь на попадание в магический мир. Никак не в прошлое. Ну или в альтернативное прошлое, с магией.

Она встала и прошлась. Неплохая комнатка, даже под ее размеры подходит, вполне просторная. Зеркало в полный рост, тумба, заставленная духами и баночками-скляночками. Рядом – стеллаж с разными приспособлениями для завивки, расчесывания и разглаживания волос. Это с первого взгляда понятно. Добротная такая женская комната. Вопрос только, сколько тут постояльцев было и всеми этими благами воспользоваться успело.

Римма Федоровна решительно поставила кружку, которую незадачливый муженек ей все же вернул, посреди миниатюрного столика из красного дерева.

Оценила высокие окна, бархатные и не запыленные шторы. Стекло наполовину витражное, наполовину простое, прозрачное и отмытое. Позволяет разглядеть что там, на улице.

Римма Федоровна подошла, присмотрелась. Похоже на задний двор средневекового замка, подвода с лошадью стоит, бочку какую-то выгружают. Небо почему-то не чисто голубое, а легкого зеленого оттенка. Да и солнце скорее лимонное, чем белое или желтоватое.

Другой мир, да.

В дверь осторожно постучались.

– Открыто! – зычно крикнула Римма Федоровна.

Плохо смазанные петли скрипнули. В комнате появилась средних лет женщина. Испуганная, глазами лупает на гостью.

Платье длинное, коричневое, из плотной ткани. С голубым передником. И платок, скрывающий волосы, тоже голубой.

– Здравствовать вам, благородная эдери, – произнесла она явно заученную фразу, – не желаете ли употребить легкий обед.

– Легкий? – усмехнулась Римма Федоровна. – Вы меня хорошо разглядели?

Служанка затравленно кивнула.

– Разве такую мощь салатиком напитаешь? Вот что, уважаемая работница общепита. Принесите мне, пожалуй, все лучшие блюда от вашего шеф-повара. Как я понимаю, у меня теперь супруг имеется. Так на его счет и запишите.

– Как скажете, эдери, – служанка неслышно упорхнула, скрипнув дверью напоследок.

Эдери, значит, здешнее вежливое обращение, надо запомнить, пока она тут застряла. В ерунду про тридцать лет Римма Федоровна не верила. Должен же быть выход. А если нет – проломим. Она женщина пробивная.

Служанка вернулась нескоро.

Римма Федоровна успела осмотреть вверенное ей жилое помещение вдоль и поперек. Обнаружила санузел. Блага оказались под стать цивилизации. Тоже средневековые.

Ванна в форме ракушки, куда воду надо было наливать из большого котла, стоявшего в углу. Серебряным ведром. Котел, по счастью, с подогревом, только как работает розжиг, Римма Федоровна не разобралась сходу. Скорее всего, магические штуки какие-то.

Умывшись холодной водой, она вернулась в комнату.

Вскоре пришла служанка, да не одна, с высоким угодливым мужчиной в ливрее. Они вкатили столик, на котором были и тарелочки, и салатницы под крышками, и блюда, и кастрюльки.

Мужчина остался прислуживать. Еду накладывал, напитки подливал. Столовые приборы были привычные.

Примерно в середине трапезы в комнату пожаловал и женишок. Точнее, муж молодой.

Римма Федоровна уже благосклоннее взглянула на него сытым взглядом.

Высокий, одет в темный костюм, который сидит на нем как влитой. Стрижка идеальная, легкая щетина, покрывающая щеки, смотрится нарочито, потому как ее специально оставили, чтоб потом обихаживать.

– Выйди, – махнул он небрежно рукой прислужнику, – сам за… женой… поухаживаю.

Когда официант удалился, Римма Федоровна неодобрительно покачала головой, не отрываясь от хрустящего куриного крылышка.

– Зря вы так с прислугой, молодой человек. Вас от этого мужчины отличают только лишь обстоятельства. А они, как видите, могут и поменяться резко.

– Благодарю за науку, – ответил Мелдиор, пытаясь быть вежливым. Еще бы, ему с ней договорить нужно. Он хотя и не сомневался, что эта шумная большая женщина с восторгом примет его предложение, но может просто из вредности ведь отказать.

– Вы присаживайтесь, угощайтесь, – Римма Федоровна гостеприимно обвела стол рукой. Она помнила, за чей счет банкет.

Мужчина присел на пафосный стул с высокой спинкой, взял тарелочку, положил себе в нее всего понемногу.

– Как зовут вас, дорогая моя супруга? – спросил он вежливо, наливая себе и даме напиток цвета рубина.