С пшеницей, рожью и овсом. –

И росс, царств многих покоритель,

Гордыни буйной укротитель,

Росс мужество везде явил,

Но саранчи не победил!

Вотще желают умудриться,

Над ней победой похвалиться,

Чтоб сгинул жадный сей злодей.

О, сколько вымыслов, затей!

Там в косы звучно ударяют,

Отвсюду пламенем грозят,

Там рвы глубокие копают,

И в них врага зарыть хотят;

А там, там ловят неводами,

Среди пространных нив, полей

Сидящу саранчу стадами,

Как будто в Волге стерлядей. –

Всё тщетно! – враг всё презирает.

Кому ж судьба предоставляет

Воздать врагу достойну месть

За оскорбленну россов честь? –

Какие храбрые кащеи

Толикий подвиг совершат?

Никто, как Х...... Орфеи.* –

Они без копьев и без лат,

Вооружёны лишь смычками,

Кларнетом, скрипками, басами,

В кафтане или в епанче,

Подступят храбро к саранче,

И в миг расставивши пульпеты,

Оркестром полным проскрипят –

И паки, паки повторят

Симфонию, потом концерты:

Исчезнет саранчи упорство,

Накажется её презорство;

К спасенью ей лишь два пути:

Оглохнуть должно, иль уйти!

_____________

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не знаю, почему здесь вздумалось Природе

Разумны существа по-птичьему одеть:

Прилично ли уму под перьями потеть?

Сей гордый господин, любимый небесами,

Покоиться привык у нас под колпаками!

Не должен ли, скажи, краснеть бессмертный дух,

Когда по плоти он сыч, филин, иль петух? –

Но что! … не будем мы указывать натуре,

И об умах судить не станем по фигуре:

Разумней, подлинно, иная здесь сова,

Чем с носом греческим французска голова!

Великие умы летают здесь стадами,

И славны мирными и бранными делами.

Там храбры коршуны воздвигли птичий Рим,

Когтисты римляне гроза врагам своим;

Здесь хищны замыслы проникнув ястребины,

Витийствуют скворцы за вольность и Афины;

С покляпым носом там наёжился Невтон,*

И, мудростью гордясь, топырит крылья он;

Здесь филин – Ришелье, иль Питт глазища жмурит,*

И ставя сеть царям, коварну рожу хмурит.

Толики здесь умы и доблести цветут,

Однако в мире сем не ангелы живут.

Пройдём мы все миры, рассмотрим все народы,

Увидим, что везде есть жалкие уроды!

Вот, например, идёт, надувшися, Павлин:

При здешнем он дворе имеет знатный чин;

Такую заслужа высоку царску милость

Чрез толь обманчиву наружности красивость,

Гордиться мог бы он сиятельным хвостом,

Но нет! он хвастает прескаредным умом.

А вот шестёркою промчалася ворона,

Имея гордый вид немецкого барона,

И подлинно, её знатнее в мире нет:

Придворным конюхом её был славный дед!

Ба! вот ещё сова нарядная тащѝтся:

Возможно ль филину богиней не прельститься!

Какая выступка! какой на ней убор!

На всех пылающий она бросает взор;

Такие красоты̀ в Москве, в Париже редки,

И пред совой должны смиряться все кокетки.

Вот кстати и журавль за модницею вслед

На длинных толь ногах в большой пустился свет:

Он легче воздуха, непостоянней ветра,

И ролю важную играет петиметра.

Влюбляться – долг его; повесой быть – закон;

Занятие – игра, похожа на бостон.

Но вот падучею страдает жалкий кобчик.

Ах! как кобенится сей бедненькой господчик;

Не Карачун ли то с ланцетами стоит?*

Нет! Тетерев глухой пред кобчиком пыхтит;

И кобчик корчится пред знатностью глухою,

В надежде, может быть, учтивостью такою

Защиту, иль чинок, иль место получить,

Чтоб после снегирей и воробьев душить,

Сдирать без жалости с бессильных птичек кожу,

И, наконец, себя преобразить в вельможу! –

Ну! вот ещё урод: – ощипанный петух!

Повеса промотал и перье всё и пух;

Обрили петуха пиры, игра и мода,

И стал бесхвостый мот посмехом для народа.

Тьфу, пропасть! И ещё двух вижу чудаков:

Один задумчив, горд, и важен и суров;

Другой ужасную имеет образину.

О, Муза! помоги списать сию картину;

Стань грозно со щитом ты ныне предо мной,

Чтоб глупость мстительна не ранила стрелой.

Представь себе, мой друг, без лести и отважно

Сие позорище толь дивно и толь страшно,

Когда латынию напыщенный педант,

Превыше облака свой вознеся талант,

Встречается с другим ему противной секты;

С обеих вдруг сторон стремятся аргументы:

Тот Аристотелем сопернику грозит,

Схвативши Канта сей, противника разит;

Трещат софизмами начѝненны дилеммы,

Ревут по воздуху огромные системы,