Ночь с 29 на 30 сентября 2004 года Францу Кафке Резво и борзо, Выпучив линзы, Азбукой Морзе, Пластикой ниндзя, Донельзя близко, Лезвийно резко, Чтоб одалиской — За занавеску; Пулей сквозь гильзу, Нет, безобразней: Смёрзшейся слизью, Скомканной грязью, Чтоб каждый сенсор Вздрогнул, как бронза: «Боль – ты – мой – цензор, Боль – ты – мой – бонза»; Медленно, длинно, Словно он сам – за, В панцирь хитина Бросят вонзаться (Вот бы хребтину Перегрызать за!..) Яблоко в спину Грегора Замзы. Как в самом деле Просто до жути: Боли хотели — Так торжествуйте. Небо как пемза. Окна без солнца. Боль – ты – мой – цензор. Боль – ты – мой – бонза. Будто угрозу, Видно не сразу Зоркую язву, Что одноглаза; Казнь вызывала Стыдные слезы: Сеет заразу Злая заноза — Вьёт свои гнёзда, Ширится бездной. И стало поздно. И бесполезно. Тельце, как пнули — Лязгнуло гильзой Пущенной пули. Ночь с 7 на 8 октября 2004 года «Без всяких брошенных невзначай…» Без всяких брошенных невзначай Линялых прощальных фраз: Давай, хороший мой, не скучай, Звони хоть в недельку раз. Навеки – это всего лишь чай На верхние веки глаз. Всё просто, солнце – совьёт же та Гнездо тебе наконец. И мне найдётся один из ста Красавчик или наглец. Фатально – это ведь где фата И блюдечко для колец. И каждый вцепится в свой причал Швартовым своим косым. И будет взвизгивать по ночам Наверное даже сын. «Любовь» – как «обувь», не замечал? И лучше ходить босым. 19 октября 2004 года Кому-то Впитать – и всё унести под кожей. И ждать расстрела auf dem Hof. Сутуло слушать в пустой прихожей Густое эхо твоих духов. Инфинитивами думать. Слякоть Месить и клясться – я не вернусь. И кашлять вместо того, чтоб плакать, И слушать горлом проклятый пульс, Что в такт ударным даёт по шее, Пытаясь вырваться изнутри. Из тесных «здравствуй», как из траншеи, Хрипеть – оставь меня. Не смотри. Фотографировать вспышкой гнева Всё то бессчётное, что не мне. И сердцу будто бы – ты вот, слева! А ну-ка быстро лицом к стене! И хохотать про себя от злобы, В прихожей сидя до темноты: Со мной немыслимо повезло бы Кому-то, пахнущему, как ты. 1–2 ноября 2004 года Сиренами Парализуя солнечным «Ну, в четверг?» — Опытно, аккуратно, до костных тканей. Самым необратимым из привыканий, Где-то внутри всплывающим брюхом вверх. А они говорят: Не лезь! А они говорят: Уважь, Что в тебе за резь? Что в тебе за блажь? Где в тебе тайник? Где в тебе подвох? Ты мой первый крик. И последний вздох. Глядя в глаза с другой стороны воды. Шейкером для коктейля полов и наций. Самой невозмутимой из интонаций, Вывернутой в синоним большой беды. А они говорят: Не здесь! А они говорят: Не трожь! Что в тебе за спесь? Что в тебе за дрожь? Это что за взгляд? Это что за тон? Ты мне верный яд И предсмертный стон. Спутавшимся дыханием, как у двух Мальчиков, засыпающих в позе ложек. Выстрелами. Сиренами неотложек, Чтобы от страха перехватило дух. А они говорят: Позволь! А они тычут пальцем: Вон! Что в тебе за боль? Что в тебе за звон? Побежишь – мы в бок Сыпанем свинца. Если ты мне бог — Значит, до конца. 10 ноября 2004 года Жреческое Город стоит в метельном лихом дурмане — Заспанный, индевеющий и ничей. Изредка отдаваясь в моём кармане Звонкой связкой твоих ключей. К двери в сады Эдема. Или в Освенцим. Два поворота вправо, секунд за пять. Встреть меня чистым выцветшим полотенцем. И футболкой, в которой спать. * * * |
