Поехали к Куште. Остановились возле его плетня, у калитки. Луна стояла уже высоко над садами и хатами. Кушта давно уже спал. Его разбудили. В высокой соломенной шляпе он вышел к нам под лунную яблоню.

– Вы сообщили в Москву, в редакцию радио, стихотворение Лермонтова,- извиняясь, говорю я ему.- Нельзя ли мне посмотреть альбом, где это стихотворение?

– Его нет у меня.

– А откуда же стихотворение, простите?

– Из альбумчика. Только он был не мой. Я его возвернул хозяйке.

– Откуда же текст, который вы нам прислали?

– Он был у меня на листочке списан. Только тот листочек пропал ще при Петлюре.

– За столько лет,- говорю я, стараясь скрыть разочарование и мысленно браня себя за опрометчивый вылет,- за целых полвека текст в памяти мог претерпеть изменения… Вряд ли это может быть то, что вы читали в альбоме. Скорей – приблизительный текст…

– Да нет, у меня память хорошая,- степенно говорит Павел Алексеевич Кушта.- Я помню точно. Правда, признаюсь, я две строфы позабыл. Я и писать их не стал. А за другие строчки ручаюсь… Спросите меня Шевченка стихи или Пушкина… Я их ребенком учил, а и теперь скажу без ошибки. Что ж вы думаете – я только с печатного помню? Я и с писаного так же хорошо помню.

Не возразишь – убедительно.

– А кому принадлежал тот альбом? – спрашиваю.

– Соболевской Анне Андреевне…

И Кушта обстоятельно объясняет. До революции в Верховке служил агроном Игнатий Балтазарович Соболевский. Поляк. Жена у него была украинка – Анна Андреевна Подольская. Ее сестра работала в Одессе зубным врачом. По словам Павла Алексеевича Кушты, Анна Андреевна «была хороша, как у Рафаэля Мадонна». Детей Соболевских звали Еленой, Казимиром и Антониной – Антосей. Сам Павел Алексеевич, окончив учительскую семинарию в Коростышеве, вернулся в Верховку преподавать. Соболевские пригласили его репетитором к детям. Антосю Кушта отличал более всех: старательная, красивая, стройненькая, умная, похожа на мать.

Однажды Анна Андреевна показала Куште старинный альбомчик. В нем учителю понравилось стихотворение «Mon Dieu» («Мой бог»). Он списал его на листок – альбомчик вернул.

– Кому,- спрашиваю,- принадлежало имение?

– Бибиковой, помещице.

Это сведение показалось мне интересным. Бибиковы состояли с Лермонтовым в родстве. У одного из Бибиковых хранился лермонтовский альбом со стихами, которые так и остались нам неизвестными – пропали вместе с альбомом.

Спрашиваю:

– Может быть, это Бибиковых альбом?

– Нет,- задумчиво качает головой Кушта.- Не думаю. Я Бибикову, помещицу, знал. Бибочкой ее звали. Невзрачная была, пигалица, можно сказать. А Соболевская Анна Андреевна – как у Рафаэля Мадонна. Она, как передавала альбом, говорит мне: «Вот, погляди, учитель Павел Алексеевич, какой у меня есть старинный альбумчик». Эти слова не забывают.

Ну, ему видней, чей альбом! Стало быть, Соболевских!

– А куда девались они?

Идет украинская ночь. Идет разговор потихоньку.

– В тысяча девятьсот шестнадцатом году,- рассказывает Кушта не торопясь,- Соболевские купили участок земли тут же, на Винничине, в Могилев-Подольском уезде. Из Верховки уехали. Жили они от Могилева-Подольского к югу двенадцать верст… Название села… вроде… Садки…

– Садова! – подсказывает кто-то из моих спутников.

– Нет, не Садова… Садова – двенадцать верст к северу. А это – на юг.

Во время гражданской войны Павел Алексеевич встретил в Могилеве-Подольском Антосю. Он пульвзводом командовал, а она служила в военкомате. И все. Больше не знает…

Старик провожает нас. Сняв шляпу, дожидается, покуда мы сядем в машину. На чесучовом его пиджаке фестоны лунного света.