Орлы один за другим улетели в долину. Я же последую туда своим путем, на животе, по камням. Надеюсь, что буду там вовремя и поспею к началу большого сбора, который они планируют провести в этом месте. Ведь спускаться вниз гораздо легче, чем подниматься наверх. Итак, я отправляюсь вниз, через бревна и камни. Может быть, некоторым змеям было бы гораздо приятней лежать весь день на солнце и никуда не ходить, но только не мне. Происходит что-то замечательное. У орлов есть очень смелый план, но нельзя сказать, сработает ли он. Сейчас я вижу, как они устремились вниз, далеко, далеко, за вершины деревьев, поднимающихся над джунглями, и их крик наполняет воздух.

Они парят на ветру, взывая к джунглям: "Сюда, сюда!"

Орлы, я иду, я тоже иду!

За мной, змеи! Идите, присоединяйтесь к нам в джунглях для большого… сбора…

– Выглядит так, будто на наше счастье старый док Рэт совсем потерял голову.

– Я и раньше видел его в таком состоянии. Отнесите его в термостат и подержите некоторое время на льду. Но только не спускайте с него глаз. Он всегда склонен выкинуть что-нибудь.

– …парадектомия щитовидной железы… Журнал токсикологии… имеем судороги… сравнительная психология… спасибо, спасибо… я рад поблагодарить за вот эти дополнительные стимулы, полученные мной в лабиринте, за этот апоплексический удар, и особенно доктора Гальваническая Активность и профессора Взаимосвязь, соответственно…

– Замолчи пожалуйста, док.

– Вот и правильно, хватай его за хвост.

– …лопнуть со смеха, какой гротеск, все, что я знаю, должно иметь вес, Рэт не должен запутать процесс, он с радостью выдержит прессы пресс, ведь последний наш опыт имел несомненный прогресс, все студенты на отдыхе - вот же эксцесс, здесь есть лишь шимпанзе, уже впавшая в стресс, и все лишь потому что ей сделали легких разрез…

– Несколько чокнутых вздрогнули и свалились на пол, но этот псих…

– …да, мои ученые коллеги, я проткнул кошку и заставил ее визжать, нет, вы не должны задавать этот вопрос "почему", о, спросите лучше "зачем"…

– …думает, что он поэт-песенник.

– …а затем и глаза ей проткнули, чтобы грант получить к середине июля, итак, мои дорогие питомцы, если вы классифицируете бабочек, и дружно колыбельную конгрессу затянули, вы получите степень которая сможет вас поддержать, чтоб в воду кипящую кошку сажать, снять с нее мясо, язык оторвать, при этом не следует вам забывать, особенно, занимаясь подобным мучением, о том, что вы можете предсказать что будет в старом Шанхае с его населением, а все для того чтоб себя восхвалять, и еще постоянно всех поучать: животные - ваш кусок пирога, режь их на части, и вся недолга…

– Поднимай его. Хватай его за хвост, вот так, а я возьму за уши.

– … столбенеть и цепенеть, составлять и выяснять, систематизировать и фальсифицировать, но прежде всего, вам не надо упрощать, чтобы грант в июле получать, не беспокойтесь вы о кошках, ими будут вас снабжать, и не бойтесь идентификации, у вас хорошая квалификация, вы получите совершенное алиби, так что вас уличат едва ли, можете смело кошку брать, чтобы щелок на ней испытать, верно, щелок лучше для глаз применять, а всякий раз, когда кошка будет страдать, ваш декан факультета санкционирует это, если же визг будет слышен кому, вы просто соврите про это ему, и успокоится добрый декан, отправится спать на свой старый диван, я верю, что это хороший пример, как можно уже по студенту узнать, годится ли он чтобы засесть в кабинет и окостеневать…

– Поднимаем… поднимаем… Поднимаем!

Они подбросили меня вверх, достаточно высоко, швырнув прямо в воздух, и я собрался уже расставаться с жизнью, опускаясь в термостат, да, да, да-а-а-а!

Однако и холодновато же здесь, черт-вас-побери! Зубы так и по-с-с-ст-т-тукивают. Но, слава богу, мой у-ж-ж-асный повтор-р-рный курс завершен.

Я - гигант волн и супруга величайшего из королей течений, чей плавник величественно выступает из морской пены. Мы плаваем в Атлантике, и наша любовь так велика, что разносится эхом над волнами, подобно громовой песне.

– А-мооооооооооооооооооо! А-моооооооооооооооооо!- зову я его, и поэтому он воспринимает меня как Амоо, белобрюхую, красивую, когда мы плаваем и ныряем на самое дно, к песку, где лежим среди мерцающих зеленым светом водорослей.

Вот так мы и лежим в теплом Гольфстриме, предаваясь мечтам. Морские глубины - наша любовь, могущество - наша мечта. Все окружающее в океане восхищает нас, потому что наши тела огромны, и столь же велика сила нашего разума.

Мы наблюдаем настоящий танец жизни, струящийся, исчезающий в глубине, и как раз сейчас я уже ношу внутри себя его семя, и поэтому у меня неуемный аппетит. Мы поднимаемся со дна мелководья и направляемся подальше от берега, чтобы догнать огромный косяк серебристых рыб, заглатывая на ходу большое число их. Я прокладываю себе путь сквозь них мощным плавником, мой рот постоянно открыт. Косяк поворачивает к берегу. Я по-прежнему следую за ними в поблескивающей воде, пока не ударяюсь о песчаную отмель.

И глаза, и плавник, и часть моего тела выскакивают из воды, но мой живот застревает в песке. Одним мощным рывком я бросаюсь вперед, прямо в небольшой залив.

Я медленно плаваю там по кругу и пытаюсь выбраться назад, так же, как и вошла сюда, через ту самую песчаную отмель. За ней плавает мой король, поднимая в воздух огромные массы воды. Я ударяюсь об отмель и сползаю назад. Я пытаюсь перепрыгнуть ее, но она отбрасывает меня. Я зову его через разделяющую нас воду. Сигнал, который он посылает в ответ, звучит зловеще и настойчиво, и я вновь наскакиваю на мель, поскольку мое стремление к нему и к открытому морю подталкивает и ускоряет биение моего сердца, которое проявляется в быстрых и нервных выбросах из моего дыхала. Тщетно я борюсь с песком и камнем.

В ловушке. Огромная беда настигла меня.

– Нам следует дождаться прилива, - говорит он, пытаясь оставаться спокойным, ради спасения того крошечного, что находится внутри меня. Перед моим взором проходят все самые идиллические картины моря, пока я болтаюсь на мели, вся романтическая история любви кита и дельфина, зловещее нападение прячущихся змей, и безжалостная погоня за нами жестокой обезьяны.

День тянется медленно. Ночь должна принести с собой лунный прилив. И вместе с ним я обрету свободу под звездами. С этого времени мы будем держаться подальше от берега и оставаться на глубине, куда не может проникнуть никто, кроме королей. Мой дурацкий голод, моя отчетливо видимая тень.

– Берегись, - предупреждает он. - Зло совсем близко.

Я уже слышу и вижу, как маленькие лодки отчаливают от берега. Прямо ко мне направляются обезьяны. Я опускаюсь вниз, но не могу оставаться там долго. Я поднимаюсь на поверхность, прямо во враждебный мне круг. Громкий звук наполняет мои уши, а тело, в самых разных местах, пронзает боль от жгучих ран, которые появляются одна за одной, при каждой очередной сверкающей громоподобной вспышке, извергаемой окружившими меня обезьянами.

Я вновь погружаюсь и лежу на дне, переживая свое горе. Я чувствую, как мой малыш бьется внутри. Мои раны не смертельны. Если бы только наступила ночь! Я поднимаюсь в дикой ярости на поверхность, чтобы глотнуть воздуху, и получаю новую порцию боли, которая прознает все мое тело.

Еще раз опускаюсь на дно и ощущаю привкус крови во рту. Я уже не могу чувствовать, бьется ли внутри меня мой малыш. Вода темнеет. Я всплываю на закате дня, а они еще раз обрушивают на меня боль. Когда наступает ночь, они освещают воду сверкающими как бриллианты глазами. И я плыву сквозь них прямо к отмели.

– Иди ко мне, - говорит он. - Иди.

Мои силы кончились. Мой хвост больше не направляет меня. Слабо и неуверенно я плыву к отмели под светом бриллиантовых глаз, а боль моя все возрастает.