Они направляются в кабинет, где наносятся постоянные метки, и каждая поднимается к механизму для производства татуировки, смотри патент "Приборы для научных исследований", 1956. Там имеются иглы, вставляющиеся в особые гнезда таким образом, что их конфигурация может образовывать необходимые идентификационные литеры. Но бунтовщики вытаскивают зубами эти иглы и переставляют их так, чтобы они образовали их эмблему, круг с крестом внутри, напоминающим тонкие волоски оптического прицела. Бесспорно, это очень мощная эмблема, сила которой в состоянии создавать интуитивное поле, приближать все удаленные предметы, при очень тонкой цветовой настройке. И теперь они принялись делать татуировку с изображением этой эмблемы всем крысам в лаборатории.
Это уничтожит все проведенные нами эксперименты! Ведь никто не сможет определить, чья железа была разрушена или где находятся жертвы привитой опухоли, потому что все старые отметки теперь перечеркиваются этим проклятым колесом. Но мне нужно подвергнуть себя такой же татуировке, в целях беспрепятственного передвижения по лаборатории. Я должен выглядеть как все остальные крысы. Время, когда я был ученым доктором-безумцем, проходит. Моя медицинская подготовка должна дать мне возможность заняться контршпионажем, для чего необходима новая внешность. Итак, я готов принять эмблему бунтовщиков.
– Следующий.
Крыса, стоявшая впереди меня направляется к записывающему стенду, где ей задает вопросы следователь.
– Ячейка в блоке?
– 27.
– Каков характер проведенных над тобой экспериментов?
– Они вызывали у меня кровотечение, вводя иглу в мой череп и пронзая мои полости.
– Опустите пожалуйста голову.
Затем бунтовщики вспрыгивают на пружину татуировального устройства, проштамповывая своей эмблемой крысиное ухо.
– Следующий.
– Да, вот я.
– Каков характер проведенных над тобой экспериментов?
– Ох, да на самом деле ничего особенного. Меня лишь на короткое время поместили в лабиринт. Мне очень нравится еда. И действительно, это было великолепное времяпрепровождение…
Следователь внимательно разглядывал меня.
– …если не считать того, что они оторвали мне яйца.
– Опустите пожалуйста голову.
Кончики иголок устремились вниз, и эмблема бунтовщиков пронзила мое ухо. И тут же я получил интуитивный сигнал. Перед моими глазами заколебалось абсолютно круглое изображение, напоминающее сверкающий мыльный пузырь. И внутри него был виден корабль бунтовщиков, "Тритон II", вместе со всеми этими людьми, занятыми проблемами общения. Как неудачно, что и "Би-би-си" присоединилась к этой революции!
***
– Фонтан!
– Это из корабельного громкоговорителя раздался голос капитана, и теперь мы все можем разглядеть стаю кашалотов по правому борту. "Тритон II" направился прямо к ним. Сэр Джеймс поднял дирижерскую палочку, и его оркестранты бросились через всю палубу к инструментам. Наши звукооператоры занялись усилителями, с помощью которых звуки симфонии, исполняемой оркестром сэра Джеймса, должны быть усилены, чтобы заполнить пространство над водой. На палубе установлены гигантские громкоговорители, которым обеспечена надлежащая устойчивость, во всяком случае какую только можно было создать на такой необычной поверхности, как палуба "Тритона II", который как раз сейчас замедлил свой ход, плавно скользя по направлению к китам.
– Как только мы подходим к ним, корабль, как и было задумано, останавливается. Киты в этой стае очень большие, сейчас их огромные выгнутые спины скрываются под водой.
– Не беспокойтесь, сэр Джеймс. Они вновь появятся на поверхности.
– Вы только что слышали из корабельного громкоговорителя голос капитана Блека. Масляное пятно, которое киты оставили после себя, все еще заметно на поверхности воды, и "Тритон II" входит в него. Праздничный оркестр уже на месте, готовый начать написанный сэром Джеймсом "Гимн глубине", в работе над которым он использовал в качестве базовых компонентов музыкальные элементы, найденные им в песнях китов.
– Сейчас, вот здесь, вы можете видеть стаю китов! Прямо по курсу! Зеленоватая призрачная форма начала появляться на поверхности. Сэр Джеймс повернулся к оркестру и поднял палочку.
– И вот зазвучал "Гимн глубине", как раз в тот момент, когда огромный кит наконец полностью разорвал водную поверхность, выбрасывая вверх фонтан водяных брызг. Музыка полилась из громкоговорителей, наполняя пространство над океаном. Вода была спокойной, киты двигались очень медленно, около двух десятков из них даже приблизились к кораблю, пока сэр Джеймс вел партитуру. Кинооператоры, как обезьяны, повисли на поручнях, пытаясь сфотографировать китов в разных ракурсах, в то время как оркестр гремел колоколами над водной гладью. Киты все время держались близко, будто прикованные к месту…
И вот наступил момент, когда я увидел повелителей моря… чуть медленнее, флейты, здесь не нужно торопиться… и это такая радость!
Бей барабан, веди, оркестр, свою ударную мелодию, бей барабан в честь титанов, которые снизу смотрят на меня, которые слушают наше сочинение, которые знают, что мы понимаем их. Низкая, зловещая песня ветра звучит для титанов ее величества темноты. Мы тоже вышли из глубин той же матери, из этого же моря. Они слышат меня, они слышат и тихо лежат на волнах, изумленные, а мы в исступлении переходим ко второй части, где начинается наш продолжительный вибрирующий переход к низам, когда басы опускаются все ниже, ниже, ниже. Сокровище лежит, поблескивая в темноте, ярко сияющая жемчужина, огромная, в которой отражается голова кита.
Теперь мы движемся вместе с вами, титаны, сквозь молчаливые глубины океана, где господствует темнота, где лишь неожиданный свет от поблескивающей рыбы озаряет вечный мрак. Что за звезды сияют над морским дном!
Я обрел свой триумф, я стар, и моя победа теряется среди этих, еще больших мастеров, она растворяется в их песне, которая явно превосходит мою собственную. Но прислушайтесь, певцы, и вы услышите сами себя в этом вихре виолончели, который несется по глубоким морским пещерам, где многорукие кальмары стерегут загадочные груды драгоценных камней, сокровища, на которые ни один человек не может предъявить права. А теперь, бейте колокола, гудите в глубинах, мягко и низко, взывайте к мертвым, в то время как наша вторая часть подходит к завершающему переходу.
Этот яркий рассвет, это сияющее море, камеры, раскачивающаяся палуба, мечты, страницы моей симфонии, тронутые игривым ветром, пока мы продолжаем свой спуск в глубину, на самое дно, к удирающим по песку обитателям рифов, опускаемся вниз вместе с понижающимися басами трубы, управляемой нами, опускаемся вместе с переходом к этим гигантским низам, опускаемся на дно, с ревом врываемся в пещеры, низкими голосами проникаем в неизведанные закоулки расщелин, глубоких трещин на самом морском дне, где плавают удивительные чудища, усмехающиеся светящимися зубами. Что за чудо!
Вторая часть сейчас должна передохнуть, должно закончиться ее долгое, низкое, исполненное на едином вдохе погружение, и должен начаться подъем, подъем сквозь мрак, подъем из предельной темноты, подъем сквозь течение, и скрипки действительно так вдохновенны сегодня, вы отдали мне все, отдали все, во время нашего подъема, вы все отдали мне, когда мы шли вверх, вы создали праздничный подъем, подъем к жемчужине-солнцу, которое сияет над просторами моря.
Гремите, барабаны, гремите среди рифов и коварных лагун, гремите, а мы будем всплывать на поверхность, мы, киты! В раскатах грома мы всплываем на поверхность, потому что ваша жизнь здесь, на поверхности моря, где вы, покачиваясь на волнах его теплых течений, плывете подобно богам, бесстрашные, обреченные, неистовые, озаренные солнцем, а наша музыка льется на вас, титаны, все время, пока вы лежите во всем великолепии рядом с нашим кораблем мира. Вы слышите нас и шлете в ответ свою песню. Вот уж поистине чудо из чудес! Цель моей жизни осуществилась, и теперь я - это вы!
