— Ну и красотища! — восторженно обратился я к Меркулову. Лицо моего начальника ничего не выражало. Он взял фонарик из рук хозяина и начал водить им по полу. В углу стояла груда ящиков. Меркулов, сделав двухметровый шаг по направлению к ним, резко спросил:

— Что здесь?

— О, это самая большая ценность, — почти испуганно заговорил Ромадин, — это разные виды роз — «Калифорния», «Малютка». Это, конечно, ещё не цветы, это рассада…

Но все уже было понятно, все. Световой зайчик забегал по ящикам — на углах отчетливо виднелись маскировочные знаки — 1 р, 2 р… Мы с Костей вытащили ящик, помеченный «15 р».

— Извините, Люциан Германович, эту рассаду мне придется вам испортить.

Старик беспомощно глянул почему-то на Риту, как бы ища у нее защиты. Но Меркулов уже вытаскивал из земли, вздымая рыхлый грунт с жалкими побегами будущего чуда природы, тугой сверток, завернутый в обыкновенную клеенку.

Я опять было сунулся со своими понятыми, но Меркулов оборвал меня:

— К чертовой матери всех понятых.

Люциан Германович перекрестился…

Знаете ли вы, что такое финиш при рысистом заезде? Финишем называются последние сто метров перед последней чертой. Это расстояние лошадь в упряжке должна промчаться с наибольшей скоростью, за последней чертой она может хоть издохнуть. Это ее личное дело! Финиш — это полнейшее, максимальное напряжение сил, и, чтобы выжать из рысака финиш, его истязают хлыстом до крови…

Грязнов появился на Московском ипподроме в половине четвертого. Было довольно тепло для конца ноября — около пяти градусов. Скачки были в полном разгаре. К финишу в четвертом заезде рвался «Топаз», любимец публики, ведомый знаменитым жокеем, мастером-наездником Хаджимуратовым.

Взмахнув перед носом контролерши удостоверением, капитан прошел на центральную трибуну и сел недалеко от входа. Ему во что бы то ни стало нужно было отыскать букмекера по кличке «Анджела Дэвис».

Московский ипподром гудел, как встревоженный улей. Близился финиш. Заезд выигрывал не любимец публики «Топаз», а «темная лошадка» жеребец «Гранит».

«Остается всего двести метров. В лидирующей группе „Топаз“, „Гранит“, „Звездочка“, — сообщал радиокомментатор, и голос его передавал все возбуждение от совершавшегося в заезде. — Последние сто метров. Впереди на полкорпуса „Гранит“, за ним „Топаз“, третьей идет „Звездочка“… Вот они уже у финиша. Остаются последние десять метров…»

— «Конюшня!», «Топаз на мыло!», «Мурат, кончай ночевать!», «Гранитик, миленький, поднажми!» — кричала возбужденная толпа. Люди вскакивали с мест, вставали на лавки, забирались на барьеры, бежали вниз по лестнице к месту финиша.

— Я говорил, что «Гранит» придет в шансах десять к одному! — простуженным голосом выкрикивал высокий здоровяк. На голове его росла прямо-таки самшитовая роща черных жестких волос. «Вот он „Анджела Девис“», — решил Грязнов. Кудрявый стоял на возвышении прямо при входе, держа в руке бумажку с расчетными операциями, а вокруг него роились игроки.

Собравшись на ипподром, Грязнов навел кое-какие справки в МУРе, и теперь у него в кармане лежал «компрматериал» на этого «Анджелу Дэвис», из которого проистекало, что он, гражданин Аваков, жулик и мошенник. Поэтому Грязнов надеялся на быстрый раскол: он пообещает Авакову похерить материал, взамен получит данные на «короля ипподрома». Капитан Грязнов располагал и другими интересными сведениями.

Вот уже более 50-ти лет Московский ипподром, оказывается, кормит две столичные организации. Одна из них — Большой театр, который ещё с монаршего повеления Александра III и до сих пор содержится на выручку от ипподрома. Вторая — московская мафия, которая не только живет сама, но и дает жить московской милиции и госбезопасности. Примечательно, что за пятьдесят с лишним лет на Московском ипподроме не зафиксировано ни одного случая обмана при расчетах со стороны букмекеров. И эта заслуга мафии — тех четырех семей, что фактически управляют ипподромом. Каждый служащий этой империи — каждый букмекер хорошо знает: обманешь клиента в расчетах, хозяева убьют, как убили олимпийского чемпиона по боксу Валерия Попенченко, который отважился вступить в бой с главарями мафии…

Судья в свой ложе склонился над черно-белой фотографией, силясь разобрать, который из двух носов принадлежит «Топазу» и который «Граниту».

Неожиданно работник ипподрома подсунул ему лист, вырванный из блокнота. В листе значился столбик цифр: «1–2,2-5,3–3», а также четыре закорючки-подписи. Судья сориентировался в ту же секунду и произнес: «Первым пришел „Гранит“, вторым — „Звездочка“, третьим — „Топаз“! Судья не мог возражать против мнения „Большой четверки“.

Володя Казаков, импозантный бородач в сером импортном пальто, прильнул к цейсовскому полевому биноклю, чтобы лучше увидеть, как его „служащие“ — букмекеры — принимают ставки от играющего населения. Уже сегодня сотня его ребят разорила не одного из этой многотысячной толпы. Особенно старался этот толстомордый Аваков по кличке „Анджела Дэвис“. Этот ловкач не успевал собирать деньги от игроков на закрепленном секторе центральной трибуны и делал это элегантно. На то он и был кандидатом физико-математических наук, чтоб иметь не голову, а компьютер. У себя, в институте Курчатова, он зарабатывал всего сто пятьдесят в месяц. Зато у него, у Казакова, этот армянин имел свои триста-пятьсот в каждый игровой день, а сам Казаков снимал зараз навар от тридцати до пятидесяти тысяч и от своих букмекеров принимал конверты только с сотенными бумажками.

Кто-то легонечко тронул его за плечо. Он нахмурился и резко обернулся. Красивая брюнетка в плотно облегавшем небесного цвета свитере и дымчатой дубленке, удивительно похожая на известную актрису Быстрицкую, склонилась над ним и, благодушно улыбаясь, сказала:

— Приветик, Володечка! Василий велел передать, чтобы вы были поосторожнее с его товаром!

Узнав брюнетку, Казаков кивнул и задумался. Ему не хотелось откровенничать сейчас с посланницей „Василия“ в присутствии своих „шестерок“ — Липы и Редькина. Им он не очень-то доверял.

Приоткрыв уголок рта, обращенный к собеседнику, брюнетка тихо продолжала:

— Товар, деньги и все остальное перепрячьте как можно скорее. Но осторожно! Ваш знакомый Волин уже взят. Да и вами интересуется МУР. Видите — один из них говорит с вашим мальчиком. — И брюнетка кивнула в сторону центральной трибуны.

Казаков встал, взял бинокль и подошел к барьеру своей ложи. Рядом с „Анджелой Дэвис“ стоял рыжий парень в кожаном пальто, в руке он держал кепку. Лицо его показалось Казакову знакомым.

— Хрен собачий! — воскликнул пораженный Казаков. — Этого ещё мне не хватало! Даю кусок, что этот рыжий парень — цветной![1] — Он нахмурился и выпалил: — Значит, этот „Анджела Дэвис“ — ляпаш![2] Ссученный,[3] падла!

Брюнетка сказала задушевно:

— Не расстраивайтесь, Володя! Василий звонил в „Белый дом“, там согласились принять от вас все, что вы привезете. Под обычный процент. Вы же знаете — это самый надежный банк в нашей стране! Туда не только МУРу, но и КГБ не добраться. Поезжайте не медля. И ещё велено передать, чтобы вы на допросе — если вызовут — держались смело, не поддавались на разные провокации, вас выручат, так что, не дрейфьте! Ну, я пошла…

Она вышла из ложи, кивнув двум пижонам в глубине ложи, занятым событиями, происходящими на треке, миновала двух телохранителей Казакова с бычьими шеями, потом неожиданно вернулась и, улыбаясь жемчужным ртом, добила Казакова окончательно: — У вас, Володечка, есть в запасе примерно день-два. Дольше Волин не продержится…