– Джон!

– Ты же не думаешь, что я позволю тебе ехать домой одной. Поздно. Очень темно.

– Джон, правда, я могу и…

Он протянул руку вперед и взял поводья. Иногда он огорчал ее своим упрямством. Если уже решил что-нибудь сделать, то обязательно сделает, не взирая на все ее возражения, вполне законные, надо сказать. Хотя она должна признать, что все, что Джон делал до сих пор, было приятно ей. Она была рада, что второпях не оседлала лошадь, потому что было бы неудобно ехать вдвоем на одном седле.

Он держал поводья в левой руке, лежащей у нее на бедре, хотя она вовсе и не должна была там быть. Но ведь Джон столько заботился о ней, оберегая ее и больше ничего. Бесс ощущала, как напрягаются мышцы на его ногах. Она чувствовала себя с ним в полной безопасности. Он сидел теперь позади нее, и ей не нужно было бороться с соблазном взглянуть на его грудь.

Жаль, что до Нью-Уэксфорда было всего лишь три мили.

Он громко застонал, как будто его пронзила жуткая боль. «А вдруг он был ранен в лагере, а она даже не заметила?» – пронзила Бэнни мысль. Как это жестоко с ее стороны.

– Джон, с тобой все в порядке?

Нет! Чуть не сорвалось с его губ. О, Боже! И с каждой минутой становилось все хуже. После мучений, которые он вытерпел, пока нес ее на руках, он думал, что ехать с ней верхом будет легче. Но он ошибался. Сейчас он остро ощущал, что его правая рука свободна, и он мог бы провести ею по бедру Бэнни или обнять ее.

– Все нормально, – выдохнул он. – Только немного устал.

Она зевнула:

– И я тоже. Ночь была такая длинная.

Джон обнял ее за талию. Это он мог себе позволить.

– Удобно?

– М-м-м.

Он обнял ее еще крепче.

– Спи, Бэнни. Я держу тебя, ты не упадешь.

– Бесс, – прошептал он.

Она спала минут десять. Он понял, что Элизабет заснула, потому что ее тело сразу расслабилось. Сознание того, что она доверяла ему настолько, что спокойно заснула у него, доставляло ему странное удовлетворение. Ему не хотелось тревожить ее сон, но они уже приехали.

Их лошадь остановилась напротив «Дансинг Эля». Ставни были закрыты, не слышно было ни звука, как будто в доме все спали или же там вообще никого не было. Ему хотелось остаться с Бесс, согревать ее, просто охранять ее сон, но он должен возвращаться в крепость. Когда Лэйтон ушел из лагеря, там еще царила суматоха, так что вряд ли кто-то заметил его отсутствие. Но он не был уверен, что это долго продлится. Да и нужно было найти Бэна Уолтера, того самого солдата, которого он ударил в лесу, пока тот не успел все рассказать капитану.

Капитану Ливингстону не было свойственно действовать поспешно. Вряд ли он сразу поверит словам совсем еще молодого солдата о том, что тот видел какую-то женщину в лесу, ночью. К несчастью, нельзя было поручиться за остальных солдат, которые были ранены в ту ночь или просто возмущенных поджогом. Они могли потребовать тщательного расследования и наказания виновных. Джон намеревался уговорить их не делать этого.

– Бесс, пора просыпаться, – произнес он спокойно.

– А?.. – она сонно потянулась, выгнув спину, как красивая кошка после полуденного сна.

Он сжал зубы, его терпение подходило к концу. Не осознавая этого, она была страшно соблазнительна.

– Мы уже дома.

– Дома? – Бэнни почувствовала, что не хочет расставаться с его теплым телом, но она сделала над собой усилие и отодвинулась от него, как можно дальше.

– Ну, хорошо, – она уже было приготовилась спрыгнуть, когда он сказал:

– Подожди.

Он соскользнул с лошади и, не дав ей время опомниться, взял ее на руки.

– Джон, правда, я и сама могу дойти до таверны. Здесь всего лишь несколько шагов.

– Ты что, опять будешь спорить со мной?

– Нет. Просто ты и так сделал для меня слишком много сегодня.

– Так было нужно. Тихо.

– Джон…

– Споришь со мной? – он выразительно посмотрел на нее.

Бесс быстро закрыла рот. Она ведет себя глупо. Если мужчина настаивает на том, чтобы пронести ее еще немного, надо быть дурой, чтобы отказать ему. Вряд ли кто-нибудь еще будет с ней так галантен. Нельзя упускать случай насладиться этим вволю. Если бы вход в «Дансинг Эль» был чуть-чуть дальше…

Когда Джон подошел к таверне и толкнул дверь, она бесшумно отворилась, и он вошел в дом.

В комнате горел один-единственный фонарь. Вокруг стола сидели четверо братьев Бэнни, мрачно уставившись на свои кружки. На их лицах была написана усталость и тревога. Как по команде они повернули головы к вошедшим.

– Бэнни, слава Богу! Наконец-то! – Один из них (Видимо, самый младший, – подумал Джон, – хотя все они были очень похожими) вскочил на ноги, чуть не обернув свой стул.

– Успокойся, Генри. Со мной все в порядке. Я вижу, вы вне опасности?

Генри провел рукой по вьющимся волосам, которые по сравнению с его черным, как сажа лицом выглядели очень светлыми.

– Да, конечно. А вот ты… ты так долго не возвращалась! Где ты была?

– Да, Элизабет, расскажи-ка, будет очень интересно послушать. – В голосе молодого мужчины прозвучала издевка.

«Это ведь Брэндан, тот, который так отличается от своих братьев – худой и темноволосый», – мелькнуло у Лэйтона в голове.

– Бэнни, – повторил Генри на этот раз уже удивленно. Как будто в начале он так обрадовался, увидев ее живой и здоровой, что даже не обратил внимания на английского лейтенанта, который держал на руках их сестру. Теперь же он вдруг заметил все – вены взбухли у него на шее. Сжав кулаки, Генри направился к Джону.

– Что ты делаешь с моей сестрой?

– О, Боже!

Она вдруг поняла, как это должно было выглядеть со стороны. Ее внес на руках мужчина, огромный, сильный, красивый, мужчина, на котором ничего не было кроме сапог и бриджей. Господи! Что подумали о ней ее братья? Если Господь смилостивится, старшие братья, может быть, и не узнают. А если нет? Страшно даже подумать…

Она торопливо пошевелилась, попыталась встать на ноги. Джон еще крепче сжал ее тело и нахмурился. Бесполезно. Он ее никуда не отпустит.

– Она подвернула ногу. – Лэйтон подошел к ближайшему столу и посадил Бэнни на скамейку. Он провел по ее ноге рукой, расправил повязку, и поднял глаза.

– Ну, как?

– Немного болит, но я думаю, через пару дней все будет в порядке.

Ее так согревала его забота и нежность по отношению к ней. Она привыкла, что с ней обращаются как с вполне самостоятельным, уверенным в собственных силах человеком. Привыкнув заботиться о других, она недооценивала то удовольствие, которое получаешь, когда заботятся о тебе.

– Не становись на ногу.

– Так точно, лейтенант. – Она шутливо отдала ему честь.

– А ну-ка, подожди. – Генри склонился над Бэнни. – Где, скажи нам, ты была? Что он сделал тебе? А ты… – он повернулся к Джону. – Где, черт побери, твоя рубашка?

– Вот…

Генри растерянно сморщил лоб.

– Что?

– Я перевязал рубашкой ее ногу.

– Бэнни?

Она широко улыбнулась и спокойно посмотрела на Генри. Она не торопилась успокаивать его. В конце концов это была его идея – сделать налет на лагерь.

– Бэнни, или ты скажешь мне, что произошло, или…

– Давай, давай, что же ты медлишь? Договаривай. Боишься?

– Бэнни, – повторил он уже менее уверенно.

– Если хочешь знать, меня взяли в плен.

– В плен?

– Ну, почти. Солдат догнал меня уже у самой тропинки. Думаю, что я слишком задержалась у лагеря, следя за тем, чтобы вы не сделали еще какую-нибудь глупость.

– Бэн, сестренка… – в голосе Генри уже звучала вина.

– Мне, конечно, следовало уйти раньше. Однако я почти ускользнула от солдата, как вдруг оступилась и подвернула ногу.

– Как же тебе удалось сбежать?

– Джон… – она вдруг только сейчас осознала до конца всю важность того, что он сделал для нее.

Он ударил англичанина. Одного из своих солдат. Это, может быть, рассмотрено как предательство – ранить британского солдата, чтобы помочь врагу. Если узнают – Джону несдобровать. И он сделал это для нее.