Я не сумею кончить; не сумею перелететь через широту всей моей книги.

По дороге в Ялту, там, где с Яйлы так быстро спускаешься вниз, видел я куски шоссе, они уходят вбок и вверх, вверх по боковому склону.

Способ гасить скорость на случай разгона машины.

Там же мне показали место, где сорвался под откос человек, не сумевший погасить скорость, потерявший управление.

Буквы, литеры набора перестали сегодня что-либо значить – их убирают.

Но их можно бы взвесить, узнать, шипящих вес такой-то, а гласных – такой-то.

Это мы предлагали сделать давно.

Вот семьдесят лет прошло, опыт не поставлен.

И надо ли было ставить этот опыт, не выяснено.

И, может быть, автомобиль надо было повернуть наверх, чтобы погасить скорость.

Есть вес смысла.

Как есть вес строки.

Кстати, набор стал фотонабором, и взвешивать здесь нечего.

Понимание того, что нельзя на отображенное, сделанное переносить законы несделанного.

Это хуже работы Пенелопы, которая то ткала, то распускала ткань.

Повторю, без указания номера страниц, нумерации очередного тома, повторю слова Толстого так, как жил с ними.

Он говорил, золото промывают из песка, но возвращать золотые крупинки опять в песок не надо.

Надо узнавать законы подчинения мысли, которая сама по себе даже не имеет веса.

По трудно оторваться от старой дороги, кажется, наконец за поворотом заблестит море.

Те наблюдения, которые мы ведем над Толстым, над его способом сопоставлять смыслы, добираться до ощущения предмета, уводят на великую дорогу засловья.

Маяковский часто кончал свои поэмы смертью поэта, потом воскресением.

Это была борьба за жизнь.

Сюжеты Чехова, я уважаю их так, как Санчо Панса уважал Дон Кихота.

Которому я верю больше, чем себе, не надеясь получить остров во владение.

Чехов создал как бы бессюжетную прозу, и на последних строках все разворачивается, переосмысливается, перезвучивается, заново переживается.

Проверьте это на «Скрипке Ротшильда», на «Крыжовнике» и повестях, похожих на биографии; они содержат в себе дорогу вверх и взгляд назад.

Оказывается, оно само перестраивается.

Прощайте, друзья.