Этот хор снят талантливым Бондарчуком. Но сцена эта в картине «Война и мир» снята раздельно. Два мира не обостряют восприятие с перенесением одной жизни на другую жизнь.
Песня есть.
Но разговора в такт песни нет.
Огонь разведен, но в котелок, который висит над огнем, не положено то, что положено туда класть.
То же произошло в сцене охоты, в которой принимают участие и Ростовы, и соседи их, богатые помещики, и бедный дядюшка, у которого только одна собака.
Это описание охоты не только описание охоты, но и описание разнослойного дворянства. И в романе они разноописаны.
А между тем невежливый прием невесты Андрея Болконского его отцом, то, что князь принимает будущую невестку в халате, это в какой-то мере объясняет попытку бегства Наташи с Анатолем Курагиным.
«Война и мир» разнослойна.
Построение романа сцепляется, каждое сцепление имеет свою оценку, разную логику поведения героев.
«Анна Каренина» встала на то место в жизни писателя, на которое, как предполагалось, должен встать по крайней мере Петр I, то есть должна изменяться сама история.
Петр I не выдержал ответов анализа Толстого, и этот герой должен был показать, вероятно, образ преступного и мнимо-руководителя.
Толстой поправлял историю Павла; но трудная история Павла не подошла, она не решала судьбы большой страны.
Вот так история «Анны Карениной» вступила на поля, перепаханные очерком исторического романа, точных описаний; это и была подготовка глубокой пахоты.
Повторяю еще раз.
Прошлое, прожитый опыт остается в почерке писателя.
И поэмы Пушкина, и его описания, их опыт входит в «Анну Каренину»; но история «Анны Карениной» как-то ближе к прозе журнальной, она даже газетное; мы можем решить и даже должны решить высказать свое мнение о поступках героя, вспомнив по дням или хотя бы неделям течение его жизни. Газетная жизнь первая реальность этих моментов.
Тут и история Бородинского сражения, и военные игры. Италия, уважаемая издалека, все еще почтительно. И военная жизнь аристократического полка нарушает жизнь какого-то мелкого чиновника, который как бы защищен законом и все-таки не защищен.
Моды не костюм, а модель костюма; что едят герои, меню их, молодая железная дорога, спиритизм с вращающимися столами, соблазн поменяться желаниями чудного на маленькое – все это четкие, определенные, подневные события «Анны Карениной».
Имена и фамилии показывают, откуда, с какой точки зрения, сделаны обозрения жизни и съемки жизни. В романе все перевернулось и никак не может уложиться.
7. «Капитанская дочка» Пушкина
Литературный поиск – поиск нового смысла жизни; отодвигается древнее толкование и создается новое, как бы вечное.
Первичная необходимость, недовольство предпониманием – это основное в ходе искусства, это столкновение разных необходимостей, это как бы конспект иначе не познаваемой истории и ее разрешение.
То, что переживал Пушкин, то, что переживал Толстой, это как бы предчувствие землетрясения, обреченности, существующего.
Так звери, которым не дано сознание, не дана необходимость формулировать, мучаются перед катастрофой.
Герцен писал о природе: «Природа! Окруженные и охваченные ею, мы не можем ни выйти из нее, ни глубже в нее проникнуть. Непрошеная, нежданная, захватывает она нас в вихрь своей пляски и несется с нами…
…Она любит себя бесчисленными сердцами и бесчисленными очами глядит на себя. Она расчленилась для того, чтобы наслаждаться собою.
Ненасытимо стремясь передаться, осуществиться, производит она все новые и новые существа…»
Это то, что иногда проходит через заблуждения, но не знает загнивания уже не нужного, прежде прекрасного, непривычного, но необходимого.
Александр Блок в речи в годовщину смерти Пушкина там, на краю города, с четкой печалью говорил о смерти Пушкина, настаивая, что имя Пушкина веселое имя.
Он жил в долгах; любимый друзьями, понимаемый читателями, если их брать целиком, всем тиражом; вероятно, полупонимаемый женой; кто-то украл в Румянцевской библиотеке в годы революции письма Натали Пушкину. Письма поэта к жене написаны и посланы к умному человеку. Поэт как бы шутя добивается равенства. Понимание равенства, вероятно, было трудным.
Но не будем пытаться переделать жизнь великих людей; они имеют право на свое счастье и свое несчастье, и эту корректуру мы не должны брать на себя.
Мы получаем прибыль – вещи, романы, стихи.
Толстой упрекал Ренана, что тот писал слишком реально. Толстой говорил – золото находят в песке, но не нужно думать, что в песке главное; писатель промывает песок; не надо возвращать внимание искусства только к истокам и к преждебытию – к песку.
Мучения писателя, смена вариантов, как будто похожих друг на друга, позволяют иногда увидеть за писателя, не прошлое, а будущее.
Увидеть его без страха перед будущим.
Пушкин писал при многих трудностях, при подозрении цензуры и при приблизительном понимании немногих.
Он писал поэту Денису Давыдову, военному и поэту, заслуживающему уважения, что он направляет к нему «Историю Пугачевского бунта», и характеризует самого Пугачева известными строками:
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.
Он сопоставляет Пугачева, участника войн, с большими событиями.
Но как написать?
Цензура не пропустила название.
Название Пушкина «История Пугачева» заменено: «История Пугачевского бунта».
Он не мог написать о Пугачеве внятно. Мог только привести воспоминания о старой женщине, которая попросила называть Емельяна Пугачева Петром Федоровичем, императором, а не самозванцем.
Пушкин видел места, выжженные для того, чтобы победить Пугачева, видел изуродованных людей, видел виселицы.
Но как написать?
Как разгадать правду природы бунта?
Пушкин говорил о поэтичности пугачевских прокламаций.
Приступая к работе над Пугачевым, Пушкин имел сперва несколько планов.
Гринев, невольный свидетель бунта, сын того дворянина, который сам держит в своей усадьбе воровской притон, но это здесь мелко, это чем-то напоминает предысторию Дубровского, это не сближает Пугачева с крупными фактами истории.
В планы повести Пушкин заносит как будто эпиграфы к отдельным главам.
Это странный случай: эпиграф являет парадное платье прозы; здесь они предшествуют рождению прозы.
Вернемся к повести «Капитанская дочка».
Все эпиграфы, относящиеся к Пугачеву, взяты из таких стихотворений, в которых строчкой позже или строчкой раньше упоминается слово «российский царь». Например, в главе X, «Осада города», эпиграф таков:
Заняв луга и горы,
С вершины, как орел, бросал на град он взоры.
За станом повелел соорудить раскат
И, в нем перуны скрыв, в нощи привезть под град.
Это место у Хераскова в контексте «Россияды» выглядит так:
Меж тем Российский Царь, заняв луга и горы:
С вершины, как орел, бросал ко граду взоры;
За станом повелел сооружать раскат
И, в нем перуны скрыв, в нощи привезть под град.
Так описывается у Хераскова взятие Казани Иваном Грозным.
К главе VI у Пушкина эпиграф:
Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати.
Песня
Эта песня приведена в «Собрании разных песен» Чулкова:
Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати,
Про Грозного Царя Ивана про Васильевича,
Как он, наш Государь Царь, под Казань-город ходил.
