— За Наденьку, мою любимицу! — отважно сказала она. — И пусть мне будет хуже!

Все молча присоединились к этому тосту.

Нина Владимировна закусила вафельной трубочкой с кремом, попробовала домашнего печенья. Ее полное лицо раскраснелось, в глазах появился блеск.

— Все-таки плохо, что у нас за все эти годы не создана литература нравов. Что бы ни говорили о Мопассане, но человечество будет ему вечно благодарно. Взором откровенного художника он проник в самые отдаленные тайники женской души…

Но Нину Владимировну никто не поддержал. Муж Зои сосредоточенно изучал картинку на обертке конфеты «Ну-ка, отними!», Сизов снова занялся своим «Беломором». Беседа не клеилась.

Хозяйка, еле пригубившая вина, вынужденная то и дело выбегать к расшумевшимся в передней детям, пошла на отчаянный шаг.

— Тут муж приготовил к празднику бутылку «Твиши», мы ее сейчас разопьем, — почти жалобно сказала она. — Шут с ним, купит еще!

— Вот уж это ни к чему, — лицемерно обронил Сизов и энергично сунул папироску в недоеденный кусок пирожного.

Нина Владимировна пододвинула свой фужер.

В это время на пороге столовой появился Иночкин, бывший журналист.

— Гуляете и даже звонка не слышите! Дети за вас должны открывать дверь. Все-таки у меня собачий нюх, недаром так ценили Иночкина в газете!

И с этими словами он поставил на стол две бутылки «Столичной» Потом вышел на кухню и вернулся с банкой консервов «Лещ в маринаде».

Компания оживилась. Выпили за хозяйку дома, за отсутствующего хозяина. Зоя сообщила пикантную историю из семейной жизни одного своего сослуживца. Сизов рассказал ставший уже классическим анекдот о командированном муже. Говорили наперебой и вразброд.

Лишь Нина Владимировна твердо придерживалась раз взятой литературной темы.

— А возьмите вы, — продолжала она без всякой связи с предыдущим, — возьмите Мазуччо, Бокаччо, — какие это могучие таланты, какая игра страстей! Конечно, все эти сластолюбивые монахи и с виду добродетельные хозяйки отвратительны. Но согласитесь, есть что-то роковое в том, когда два существа сплачиваются, пусть даже в противоестественных объятиях…

От выпитой водки Нине Владимировне стало жарко, она сбросила вязаную кофточку и осталась в тонкой нейлоновой блузке. И казалось, что в то время, когда она оживляла в своем воображении образы, созданные новеллистами средних веков, ее крупное тело под тонкой блузкой еще больше розовело…

Юные гости Наденьки по очереди заглядывали в столовую, но на них сердито шикали, и они со страхом бежали прочь. Любовь Петровна вскоре вышла в переднюю, стала одевать ребят и провожать их домой.

А в столовой уже все разбились на группы. Нина Владимировна что-то нашептывала тете Гале, Иночкин подсел к Зое, а ее муж с Сизовым уединились в дальнем углу стола.

— Правильно говорит Нина Владимировна, — заплетающимся языком бормотал муж Зои. — Сплотимся, Коля, притом самым естественным способом.

И лихо чокался с Сизовым.

Когда поздно ночью вернулся с дежурства хозяин дома, он застал следующую картину. Озабоченная хозяйка мыла на кухне посуду. Галина Петровна на правах близкой родственницы спала с Наденькой в ее кроватке, Зоя — рядом, на кушетке, ее муж дремал, облокотившись на стол. Уехала домой Нина Владимировна, исчез куда-то, влекомый своим собачьим нюхом, Иночкин.

В столовой сидели трое.

Взобравшись на диван, Николай Иванович Сизов тщетно старался добиться устойчивой работы ткацкого станка. Челноки с разноцветными нитками все время падали у него из рук.

А напротив, примостившись на краешке стула, сидели две его дочки-близнецы и испуганно наблюдали за неумелой работой своего отца. Они ждали, когда наконец отцу надоест изображать текстильную фабрику и он отвезет их домой.

Завтра они наверняка опоздают в школу. И им придется сказать учительнице, что у них очень болела голова, потому что были в гостях у Наденьки. На ее веселых именинах.

И угораздило же людей переезжать на новую квартиру под Новый год! Из всех трехсот шестидесяти шести дней этот, наверное, самый неподходящий для такого дела. Тут бы елку наряжать, сдобные коржики печь — и вдруг нате вам, извольте ехать чуть ли не под самый город Боровск! Да и что соседи могут подумать? Двадцать лет — год в год — жили дружно, водой не разольешь: вместе и на демонстрации, и на рыбалку ездили, и по грибы, вместе и Маи и Октябри праздновали, дни рождения, а тут вдруг разъехались. Да в какое время — того и гляди, что за новогодний стол придется садиться. От людей стыдно.

Но разве есть на свете человек, который, о боже, мог бы переспорить маму!

— И ничего не стыдно, — твердила она, отвергая все очень разумные, как казалось Вовке, папины доводы. — Люди тоже не бесчувственные, поймут. Я, может быть, этого дня всю жизнь ждала…

— Ну, хорошо, я больше дискутировать не намерен, — отвечал папа. — У меня, если не забыла, дежурство сегодня. Это тебе не шутки шутковать — такую махину работы свалить за шесть часов! В четыре вернусь, посмотрим.

Вовка уже давно убедился, что главнее мамы никого нет, да и быть не может. Вот и сейчас, папа хоть и сказал «посмотрим», а что толку! Смотри не смотри, а придется им всем ехать в боровские пущи. Это закон.

Вовка учился в четвертом классе, но уже начал приучать себя к логическому мышлению. И теперь он решил представить всю огромность предстоящей маме работы в виде четкой схемы. У него вышло:

а) сложить и упаковать все вещи;

б) перевезти;

в) распаковать и расставить вещи на новом месте.

Далее следовало, идя от общего к частному, столь же четко представить себе последовательность действий внутри каждого из этих трех разделов, или, иными словами, составить научно-обоснованный оперативный план переезда. Без этого, как представлял себе Вовка, нельзя сделать ни шагу. И он, вынув из портфеля чистую тетрадку, четко вывел на обложке:

«„Операция Б“. 31 декабря 1956 года».

Потом перевернул обложку и вверху первой страницы написал:

«Цель, задача операции: осуществить переезд семьи С.К.Синева со 2-й Бородинской, 64, на Боровское шоссе, 10, в составе четырех человек».

«Условия: Расстояние…» Вовка посмотрел в запорошенное снегом окно и мысленно представил себе, как далеко находится 2-я Бородинская от Ленинских гор. Потом написал:

…«ориентировочно 5–6 километров. До встречи Нового года осталось пятнадцать часов. Имеются отдельные неувязки». Эту последнюю фразу Вовка написал, имея в виду утренний разговор между родителями. Что поделаешь, наука должна быть объективной!

Но тут нашего исследователя прервали. Мама велела Вовке бежать в хозмаг за веревками.

— Выбирай, которые покрепче. На семьдесят копеек! — уже вдогонку крикнула она ему.

С этого момента все смешалось. Мама сбегала в телефон-автомат и позвонила в контору по перевозкам домашних вещей. Подъехали два грузовика, и в комнату сразу пришли четыре грузчика.

Один из них, черный, похожий на цыгана, видимо, старший, спросил:

— Как будем возить, хозяйка? Если хочешь, чтобы отходов не было, то придется расщедриться. — И изобразил руками подобие некоего сосуда.

— Какие там еще отходы! — сердито ответила мама. Потом, поняв, на что намекает цыган, сказала: — Ладно уж, куплю. Только вы, ребята, понежнее с вещами. Жалко ведь, не чужое это.

— Можно и понежнее, — добродушно согласился цыган. И, обращаясь к грузчикам, внушительно добавил: — Смотрите, черти, что бы ни одной царапинки. Хозяйка добрая! А ну, взяли инструмент!

И пианино поплыло из комнаты.

За ним понесли диван, потом швейную машину, Наташкину кровать, одеяла, велосипедную раму и колеса, фикусы, телевизор, утюги и сковородки, чайную посуду, набор слесарных инструментов, банки с вареньем, муку, мастику для натирания полов, тюлевые гардины, сапожные щетки и обувь, лыжи, стеклянный шкаф, книги, старую керосинку и фонарь «летучая мышь», белье, чернильный прибор, вешалку, люстру и настольную лампу, кухонный стол, бельевой бак, обеденный сервиз…