Ежов показал копии этих протоколов своему начальнику. Сталин снова должен был решать, что делать. Но время Ягоды еще не закончилось, весь аппарат НКВД был нашпигован его людьми. От строек Норильска и Дальнего Востока до учебных заведений и партийных организаций бдительное око чекистов следило за безопасностью страны.

Заменить Ягоду Сталин не решился еще и потому, что с января 1935 года шло расследование «Кремлевского дела» по обвинению группы сотрудников аппарата ЦИКа, «готовивших покушение на членов правительства и т. Сталина».

Говоря о взаимоотношениях Ежова и Ягоды и дальнейшем уменьшении политического веса последнего, следует упомянуть смерть В. В. Куйбышева, первого заместителя председателя СНК и СТО СССР, члена Политбюро. Он умер 25 января 1935 года в возрасте 47 лет. После его кончины Ежов был избран на пленуме ЦК секретарем ЦК партии, членами Политбюро — Микоян и Чубарь, кандидатами в члены Политбюро — Жданов и Эйхе.

Занимавший пост заместителя председателя СНК Чубарь, представитель украинской политической верхушки, теперь фактически становился первым заместителем Молотова. Жданов, преемник Кирова в Ленинграде, очень понравившийся Сталину своей образованностью и находившийся с 1924 года на должности секретаря Нижегородского губкома партии, был введен в высшее руководство как принципиальный сторонник курса индустриализации.

Микоян, ранее бывший наркомом внешней и внутренней торговли, с июля 1934 года возглавлял Наркомат пищевой промышленности. (В своей речи на XVII съезде партии установил своеобразный рекорд — упомянул имя Сталина 41 раз.) Сталин хотя и критиковал его, но все же доверял.

Но почему был возвышен Эйхе, который вел на XVII съезде закулисные переговоры, направленные против Сталина? Одно из двух: либо Сталин о тех переговорах не знал, либо он не сомневался в жестокосердном латыше.

Эти перестановки напрямую не коснулись Ягоды, но возвышение Ежова и Микояна, которого уже однажды прочили на место главного чекиста, вряд ли укрепляло позиции наркома внутренних дел. Более того, личные качества Ягоды (высокомерие, тщеславие, грубость, развязность) не могли нравиться аскетичному Сталину. Будучи человеком рациональным, он пока терпел это.

Двадцать первого июня 1935 года Политбюро утвердило постановление СНК и ЦК партии «О порядке производства арестов». Отныне все без исключения аресты можно было проводить только с согласия прокуратуры, а аресты руководящего состава и специалистов — с согласия их руководителей. Таким образом, у Ягоды, кроме Сталина и Ежова, появлялся еще один контролер — Вышинский, который был его принципиальным конкурентом (если не сказать — противником).

Расследование убийства Кирова и связанные с этим события, конечно, прервали процесс политического успокоения, но не остановили экономической либерализации. Самое важное решение Сталина, которое фактически означало окончание войны с крестьянством, было принято в феврале 1935 года на II съезде колхозников. Были внесены поправки и дополнения в проект Примерного устава сельскохозяйственной артели. 17 февраля устав был утвержден постановлением СНК и ЦК.

За колхозниками было юридически закреплено право на личное подсобное хозяйство. В зависимости от региона разрешалось иметь от 0,25 до 0,5 гектара приусадебной земли (в отдельных районах до одного гектара), неограниченное количество птицы, кроликов и т. д., до двух-трех коров. В МТС были упразднены политотделы.

За годы второй пятилетки в результате «экономического мира» рыночная торговля выросла с 7,5 миллиарда рублей до 17,8 миллиарда рублей. В частной торговле значительно подешевели продукты питания. Они либо равнялись ценам государственно-кооперативной торговли, либо были ниже.

После трагедии коллективизации частично возвращались традиционные обычаи крестьянствования (независимость, пусть и сильно урезанная, а также элементы рынка). Впервые в истории советской деревни в 1934 году в результате перехода к практике хлебозакупок все республики выполнили план хлебозаготовок. На крестьянском фронте был заключен длительный мир.

Если бы не убили Кирова… Тогда столкновения с «зиновьевско-троцкистским блоком», напоминавшего операцию устрашения, наверняка бы не произошло. Тогда Каменев занимался бы литературой, Зиновьев служил бы в Центросоюзе или каком-либо другом ведомстве, а оппозиционная молодежь постепенно бы перевоспитывалась. Такая картина вполне была возможна, но ее реальность не более 10–15 процентов. Поколения, прошедшие три революции и Гражданскую войну, уже вкусили насилия, крови и славы. Опыт всех революций убеждает в том, что победители начинают ожесточенную борьбу друг с другом.

В январе 1935 года стало расследоваться «Кремлевское дело». Его суть состояла в том, что соратник Сталина еще по Баку, крестный отец Надежды Аллилуевой, секретарь ЦИКа Авель Енукидзе оказался перерожденцем. Он набирал на работу в аппарат ЦИКа и различные кремлевские службы случайных людей, сожительствовал с молодыми женщинами, которых пристраивал на различные должности, растрачивал казенные средства. Допросы показали, что некоторые служащие ЦИКа высказывались о необходимости убить Сталина, распространяли слухи о том, что Сталин якобы отравил свою жену, что Киров убит из ревности. Если учесть, что именно Енукидзе подчинялась охрана Кремля, а комендант Кремля Р. А. Петерсон во время Гражданской войны был начальником личной охраны наркомвоенмора, председателя РВС Троцкого и командиром его бронепоезда, то станет понятна реакция Сталина.

Особое его внимание вызвало то, что автором доноса был его шурин по первому браку, А. С. Сванидзе, который входил, как и Енукидзе, в близкий, «кавказский», круг вождя. Не исключено, что сибарит Енукидзе, контролировавший огромный сектор обеспечения повседневной жизни элиты, в своих связях и разговорах зашел слишком далеко.

В своем дневнике М. А. Сванидзе отметила: «Контрреволюция, которая развилась в его ведомстве, явилась прямым следствием всех его проступков: стоило ему поставить интересную девочку или женщину, и все можно было около его носа разделывать…»

В план заговорщиков, согласно доносу А. С. Сванидзе, входил арест Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе. На роль диктатора планировались либо Тухачевский, либо комкор В. К. Путна. Аресты предполагалось проводить в квартирах или в кинозале на втором этаже Кавалерского корпуса.

Наличие данного плана не подтвердилось, но осуществиться он мог стопроцентно. К тому же кремлевской библиотекой, где работали несколько людей, близких Енукидзе, заведовала невестка Каменева — Н. А. Розенфельд (как было отмечено в протоколах допросов, «из рода князей Бебутовых»).

Вот что показали в отношении Розенфельд другие подельники: она говорила, что самоубийство Аллилуевой было «вызвано ее несогласием с политическим курсом, проводимым в стране, в результате которого якобы деревня доведена коллективизацией до обнищания; в городе населению не хватает продуктов питания и т. д. Старые и ближайшие ученики Ленина — Зиновьев и Каменев — отстранены от политической жизни… В стране отсутствуют элементы демократии».

Другие арестованные не отрицали своих антисоветских разговоров и предположений, что если Красная армия поднимет восстание, то крестьяне ее поддержат.

Были также арестованы брат Каменева, художник Н. Б. Розенфельд, и его сын — инженер Мосэнерго Б. Н. Розенфельд. Оба признали, что вели разговоры об устранении Сталина, в которых участвовал и сам Каменев.

В целом картина была впечатляющая.

По «Кремлевскому делу» проходили сам Каменев, его жена (сестра Троцкого), Розенфельды, их племянник, сын Троцкого Сергей Седов и еще многие сотрудники Кремля, их родственники и знакомые. Военная коллегия Верховного суда СССР признала существование четырех террористических групп, в том числе одной «троцкистской». Каменев, уже осужденный на пять лет по делу «Московского центра», получил еще 10 лет тюрьмы.