— Не нужны мне никакие стринги.

Она уперла руки в боки.

— Да что это с тобой?

— Мне в них будет неудобно.

— Господи, как можно быть такой упрямой? — Она бросила мне красное платье и снова скрылась за занавеской. — Примерь-ка.

Я посмотрела на него так, словно оно было покрыто плесенью. Я никогда не смогу появиться в нем на людях. К тому же, тут было нечем дышать, а музыка неслась из колонки, установленной прямо в «номере-люкс-с-видом-на-океан», да еще и голова разболелась, но тут в памяти у меня вновь всплыли слова Тома.

«Мне бы очень хотелось, чтобы мы остались друзьями».

С трудом победив растягивающийся, но прочный материал платья, я обнаружила, что мой лифчик выглядывает из довольно глубокого выреза. К тому же красная ткань была очень тонкой, и бретельки отчетливо под ней вырисовывались. Поэтому мне пришлось снять платье, затем лифчик, и снова надеть платье. К тому же от всех этих манипуляций у меня затвердели соски. Ужас какой-то.

— Ну как? — спросила Коко за занавеской.

— Слишком тесное… — Я начала снимать его.

— Подожди, не снимай, дай я на тебя посмотрю.

— Мам…

Она вошла и окинула меня взглядом. Клянусь, мои соски были размером с наперстки. Она вроде бы этого не замечала, потому что смотрела на мои ноги.

— Как можно судить о платье, пока ты в этих дурацких носках?

Я стянула носки, и мы обе стали изучать мое отражение в зеркале. Платье великолепно подчеркивало формы и подходило по размеру.

— Знаешь, что, — сказала Коко. — Ты выглядишь чертовски сексуально.

От этих слов мне захотелось провалиться на месте.

— Мне не нравится.

— Просто супер!

— Я не могу так ходить по улицам. С тем же успехом можно идти голой.

— У них есть модель черного цвета, но, думаю, лучше все же остановиться на красном. Встань прямо. И тебе нужны стринги — я вижу линию твоих трусиков.

— А что ты не видишь? Мой аппендикс?

— Зачем ты прячешь свои достоинства? Для тебя так важно быть непохожей на меня? В общем, забудь про это, выглядишь просто потрясно.

— Но все эти выпуклости… таки выпирают…

— Это не выпуклости, дорогая, это формы. У каждой женщины они есть. И нравятся мужчинам. Формы, — заявила она, — это твоя сила, которой наделила тебя природа.

Да, конечно, я выглядела женственно. Без всякого сомнения. Я и была женщиной. И тоже могла обладать этой силой. Я сильная женщина!

Нет уж. Пусть лучше мужчины принимают меня такой, какая я есть. Вместо того, чтобы приставать, а иначе вскоре от меня ничего не останется…

— Берем, — заключила Коко. — В крайнем случае, всегда сможем вернуть его назад.

— Ладно, — уступила я. — Договорились. С меня хватит. Пошли домой. — Я подобрала с пола свои джинсы и натянула их под платьем.

— Сначала купим тебе новое белье. — Она вышла из кабинки и задернула за собой занавеску, но не сдавалась и с той стороны. — И еще воск для эпиляции. Тебе нужен воск, трусики, лифчики…

— Мам, с меня хватит! — Я торопливо выбралась из платья. Оно было таким тесным, что словно сопротивлялось.

— Но важнее всего туфли. Немыслимо носить такое платье без пары красных шпилек. Пойдем в «Найн вест», это тут, за углом.

Мой лифчик обнаружился на полу.

— Не сейчас. Я даже не знаю, оставлю ли его.

— С платьями носят каблуки.

— Мам, — я старалась не повышать голос. — Ты не слушаешь меня. Я устала и больше не могу ходить по магазинам.

— Ты, наверное, проголодалась. Купим тебе кусок пиццы и пойдем за туфлями.

— Пицца — хорошо. Туфли — плохо.

Я прекрасно понимала, что если буду носить платье, мне придется обзавестись парой туфель на каблуках. Даже имеющиеся у меня черные не подойдут. Просто, в моем восприятии, шпильки являлись самым агрессивным элементом гардероба женщины, признающей, что она сексуальный объект. Я просто не имела права так быстро капитулировать перед этой напастыо.

— Если ты примеришь их… ты привыкнешь… это просто вопрос…

Я распахнула занавеску.

— Мама, если я оставлю платье, то обещаю, что мы купим к нему подходящие туфли, но не сейчас. Никаких шпилек.

У нее было такое лицо, будто бы я только что отказала ей в радости понянчиться с внуками.

— Знаешь что? — Она взяла себя в руки. — Наверное, в кассе сейчас большая очередь. Пойду заплачу за все это, а ты пока собирайся.

— Хорошая мысль.

Она ушла. Слава богу. Я надела футболку. Как хорошо снова быть самой собой. Я присела на небольшую угловую скамеечку и достала упаковку с леденцами. Наверху оказалась ананасовая конфета, моя любимая. Наслаждаясь ее вкусом, я старалась вновь обрести душевное равновесие. В соседней кабинке разговаривали. Я подумала, что наш диалог тоже могли слышать. У меня не было выбора, пришлось подслушивать.

— Мам, ну, пожалуйста! Я тебя очень прошу.

— Только через мой труп.

— Почему ты вечно мне все запрещаешь? Больше не пойду с тобой в магазин.

— Тебе не нужно никакой одежды. У тебя ее предостаточно.

— Ты что, с ума сошла? Мама! Да мне нечего носить!

Вот это нормальный спор. Какой и должен возникать между дочерью и мамой.

— Я вообще не понимаю, зачем мы сюда пришли.

— Хм. Может потому, что я люблю этот магазин?

— Ну, а я его ненавижу.

Я надела носки. Да уж, мать вела себя, как и положено. Дочь тоже говорила вполне адекватные вещи. Я понимала, что в этот момент они готовы были убить друг друга, и это по-своему правильно. Я сосала леденец и завязывала шнурки своих любимых, удобных, роскошных кроссовок на все случаи жизни, которые всегда доставляли меня туда, куда мне было нужно. Соседки продолжали свои пререкания.

— Ты не будешь носить это платье.

— Мам, оно мне так нравится. Ну, пожалуйста!

— Ты в нем выглядишь как шлюха!

И хотя при виде большинства вещей в этом магазине у меня возникали аналогичные мысли, услышать это слово из уст постороннего человека, женщины, было довольно неприятно. Я покинула кабинку, а те уже кричали друг на друга в полный голос.

— Ты шутишь? Все мои подруги так одеваются!

— Это не значит, что и ты должна делать то же самое. Где твое самоуважение?

Самоуважение. Кстати, у Коко его было хоть отбавляй. Гораздо больше, чем, скажем, у этой женщины, потому что она любила свое тело и заботилась о нем. Я покинула примерочные с мыслью, что быть не такой как все, возможно, не так уж плохо. Особенно, если это означало подобную ограниченность мышления.

Перед кассами стояли четыре длиннющие очереди. Музыкальное сопровождение сменилось: теперь посетителей радовали низкопробным рэпом. Мне показалось, что я сейчас упаду в обморок от недостатка кислорода. Боже, эти магазины высасывают из людей все соки. Неудивительно, что у них такая текучка кадров: кто согласится работать за гроши в подобных условиях? Коко стояла второй от кассы, и переругивалась с женщиной впереди себя. В каком-то смысле мне повезло с матерью. Она хотела, как лучше. Пыталась помочь мне единственным известным ей образом. И даже если бы Коко ненавидела этот магазин, мне бы пришлось полюбить его, чтобы только показать ей свою заинтересованность. Потом я бы стала любительницей дешевых шмоток, так что придется благодарить Бога за то, что Коко избавила меня от этого безумия и положиться на ее опыт.

Я пробилась к ней, охваченная нежностью.

— Спасибо, что сходила со мной, мама. Я знаю, тебе это далось непросто.

— Шутишь? — спросила она. — Это же весело! Не могу дождаться, когда мы купим тебе шестидюймовые шпильки.

Я улыбнулась. И промолчала.

— Почему ты позволила маме стать стриптизершей?

Был субботний вечер. Мы с бабушкой ели спагетти на кухне. Начался мой первый год в старшей школе. И один мой одноклассник похвастался, что проник в стрип-бар с документами своего старшего брата и ему там понравилось.

Бабушка усмехнулась, накручивая макароны на вилку: