— Кэти, прошу вас, подождите! — с мольбой окликнула ее Бриджет.

Неожиданно Кэти остановилась, по-прежнему стоя спиной к Бриджет.

— Но Ричард? — с тревогой спросила Бриджет. — Он не думает обо мне так, как вы, но он не сможет любить меня, если вы будете меня ненавидеть.

Медленно, неохотно Кэти Хадсон повернулась к Бриджет. Тело ее было напряжено, она стиснула пальцы, словно услышать имя своего сына из уст Бриджет было выше ее сил.

— Чувства Ричарда — его дело. Мы не говорили о вас, и сомневаюсь, что будем, — спокойно сообщила ей Кэти.

— Я могла бы отказаться от денег, — сказала Бриджет, сознавая, что ее слова ни к чему не приведут. Безумно желая удержать Кэти в комнате подольше, чтобы понять, как им обеим утишить эту жестокую боль, Бриджет добавила: — Я могу сказать мистеру Мэдисону, что они мне не нужны.

Кэти печально покачала головой.

— Вы так ничего и не поняли. — Она вздохнула и опустила ресницы. — Рана уже нанесена. Она предпочла вас мне. Я думала опротестовать завещание: — Кэти подняла взгляд, ее глаза сверкали от яростного гнева. — Но я не собираюсь теперь этого делать.

— Значит, вы не сердитесь… — с надеждой сказала Бриджет.

Кэти перебила ее, уничтожая всякую надежду на то, что в ней еще сохранились какие-то теплые чувства к Бриджет.

— Но я в конце концов осознала, что оно было составлено блестящим юристом. Оно неуязвимо. Его нельзя опротестовать, как бы я этого ни хотела. Признайте это, Бриджет. Моя мать любила вас больше, чем меня. Прощайте. Не думаю, что мы еще когда-нибудь встретимся.

Кэти Хадсон повернулась спиной к сиделке своей матери и ушла, ища в одиночестве убежища от своего несчастья. Сердце Бриджет Девлин, оставшейся в комнате среди статуй и картин — безмолвных свидетелей разговора, — было разбито.

Зная, что Лилли смотрит ей вслед, что таксист уже вышел из огромного особняка, сознавая, что дрожит, от потрясения и отчаяния, Бриджет бежала из стеклянного дома. Она жадно глотала воздух, и все равно ей его не хватало. Чувства ее обострились, каждый нерв ее тела дрожал. Птичьи крики, шорох листьев, любой звук, доносящийся с залива, казался невыносимо громким. Как ей удается слышать такие чудесные звуки, если в ее ушах до сих пор звучат страшные слова, которые они с Кэти Хадсон говорили друг другу.

Прижавшись к дереву, затенявшему дорожку, Бриджет приложила руку ко лбу, безуспешно пытаясь успокоиться. Она чувствовала, что содрогается от рыданий, слышала собственные всхлипывания — странный звук в этом прекрасном уголке. Закрыв глаза, Бриджет попыталась сдержать слезы отчаяния и не думать о страданиях, которые она причинила Кэти Хадсон, или о ране, которую та нанесла ее сердцу.

Бриджет подняла голову, отбросила назад тяжелые волосы и тут почувствовала, как сильные руки осторожно легли на ее плечи. Ричард повернул ее лицом к себе и обнял, словно укрыл в своих объятиях.

— Ричард, ах, Ричард! — воскликнула она, прижавшись к нему, благодаря за его за тепло и силу. Сейчас она чувствовала себя в его объятиях так, словно вернулась домой. В конце концов, он был достаточно честен и не скрывал своих истинных чувств. Она разрыдалась — без слез, и это не показалось ей странным. Они долго стояли так. Долго, пока она не осознала, что Ричард, нежно обнимавший ее и ласково целовавший ее волосы, не сказал ни одного слова любви, чтобы унять ее боль. Совладав с приступом рыданий, Бриджет высвободилась из его рук. Губы ее по-прежнему дрожали, изумрудные глаза искали в его темных зрачках хоть какой-нибудь знак любви. Он держал в ладонях ее лицо, пока она пыталась прочесть то, что было в его глазах. Там, в золотисто-карей глубине, она разглядела любовь. Но это чувство было уже не способно прорваться сквозь его собственные несчастья, которые выступили теперь на первый план. Прижав к губам кончики дрожащих пальцев, она слегка попятилась, хотя он и пытался удержать ее.

— О нет, нет, Ричард, неужели ты думаешь так же, как и твоя мать?

— Бриджет, — ласково шепнул он, беря в руку ее пальцы, — я не верю в то, в чем уверена моя мать, но могу понять, что она чувствует. Я знаю, как ей больно. Как больно всем нам, тебе тоже. Это тяжелое время для всей нашей семьи. — Голос его звучал мягко и утешительно, но утешение по большей части относилось не к Бриджет, и ей легче не стало. Она сделала шаг, чтобы он не смог коснуться ее. В его глазах мелькнула боль, но она не могла быть рядом с ним, пока все не было высказано.

— Но миссис Килберн не любила меня сильнее твоей матери! Не любила! — твердила Бриджет, изо всех сил пытаясь заставить его понять.

Ричард вздохнул и покачал головой.

— Она нежно любила тебя, но то, что она сделала, было для моей матери как пощечина. Ее чувства запутались до невозможности. Всю ее жизнь ее мать ни в чем ей не отказывала. Теперь же любимая мать своей посмертной волей отказала ей в последнем доверии. Бриджет, ты должна понять ее чувства, как и то, почему мне придется расстаться с тобой, пока мама не придет в себя. Я не стану в нашей семье следующим, кто разочарует ее, и не стану тайком от нее, как подросток, бегать на свидания с тобой. Мы оба заслуживаем большего, Бриджет. — Он шагнул к ней, словно хотел снова обнять ее.

— Мы любили друг друга, Ричард, и нам нечего стыдиться этого. — Глаза Бриджет широко раскрылись от изумления. Он так просто и откровенно покидал ее. Высвобождаясь из его объятий, она ощутила, как легко он выпускает ее. — Возможно, я только что поняла, в чем суть. «Любили» — это прошедшее время, Ричард. Ты не приходишь, чтобы заступиться за меня. Ты считаешь, что чувства твоей матери достойнее моих. Так, Ричард? Ты думаешь, что я что-то украла еще и у твоей бабушки. О нет, не деньги. Все вы думаете, что я украла у вас нечто более дорогое — ее любовь.

— Ты несешь чушь, — спокойно сказал Ричард. — Ничего такого я не думал. Честно говоря, я до смерти устал выслушивать, как каждая из вас рассказывает мне, что я обо всем этом думаю.

— Может быть, ты нуждаешься в этом, поскольку сам, кажется, не способен разобраться?

Бриджет отступила на шаг, но продолжала наблюдать за ним, и теперь он предстал перед ней в новом свете. В его совершенной защите была трещинка, которую она случайно обнаружила.

— Может, вовсе не нужно скрываться, как ты предлагаешь, Ричард? Ведь наша любовь не под запретом. Просто ты сам решил вести себя так, будто это запрещено, и все из-за того, что ты тоже зол на меня.

Бриджет подождала немного, но он не сказал ни слова в свою защиту.

— Очень удобный предлог — проблемы твоей семьи. Если бы ты был ирландским парнем, у тебя хватило бы порядочности вести себя честно со мной и своей семьей. Но у тебя нет этой порядочности. Образование и деньги сделали тебя самоуверенным, Ричард, но они еще и дают тебе возможность скрываться от ответственности, когда ты захочешь. Прячешься ли ты за своими деньгами и чувством собственной правоты — мне все равно. Я все еще люблю тебя. Я любила тебя в горе и гневе моем. Я люблю тебя, хотя ты даже не обнял меня, не сказал мне, что вместе мы сможем помочь твоей матери понять, что она не права, прогоняя меня. Я люблю тебя, несмотря на все это.

Ричард, глубоко засунув руки в карманы своих серых слаксов, смотрел на деревья в рощице вокруг родительского дома. Он щурился на солнце, проникавшее сквозь листву, и его лицо, неподвижно-задумчивое, больше не казалось привлекательным. Наконец, когда он снова посмотрел на стоявшую перед ним в ожидании Бриджет, его поразила ее бледность. Ему захотелось погладить ее, провести пальцами по ее щекам, на которых — он мог поклясться — было так много оставленных слезами дорожек. Ричард представил, как одно только прикосновение вернет прелестный румянец ее щекам… Он хотел бы быть волшебником и прогнать все ее сомнения и боль. Но он не был волшебником, да и она тоже. Они только люди, которые стоят на земле. Он был просто мужчиной, разрывавшимся между любовью к женщине и сочувствием к матери и еще каким-то необъяснимым чувством, таившимся в глубине его сердца. Ричард по-прежнему любил Бриджет, но это не была та чистая и цельная любовь, которую он хотел дарить ей.