Вечером перед отъездом Дейва в Дубай мы отведали деликатесного, как нам сперва показалось, блюда — сырых креветок. Наутро я проснулся от страшной боли в желудке. Было видно, что и бедняга Дейв чувствовал себя неважно, но все-таки он улетел в тот день.

Я добился встречи с мистером Китомари, в ходе которой я задал ему вопросы, чем кончились его попытки вернуть обратно танзанийскую кость, ушедшую в Бурунди, и устроить встречу Общества сохранения живой природы Танзании, на которой бы я председательствовал. Как он сообщил, прогресса ни по одному из этих вопросов достигнуто не было. Впрочем, известной компенсацией явилось то, что Китомари предоставил мне доступ к экспортным картотекам Банка Танзании. Там, несмотря на колотье в желудке, мне удалось докопаться до сведений о деятельности Аль-Ваффы — агента, чье имя значилось на похищенной Дейвом авианакладной на зубы бегемота. Подтвердилось, что Аль-Ваффа не раз имел дело с компанией «Аль-Редха» в Дубае. Случайно я нашел также четыре документа, заполненные немецкими миссионерами. В них значилось нечто описанное как «деревянные резные изделия маконде», и этот груз адресовался монастырю в Германии. Скопировав их, я отправился на встречу со школьным учителем Раймондом, с которым я общался в ходе своей предыдущей поездки. Юноша приготовил мне еще документы: сведения о недавних подозреваемых отгрузках кости, которые добыл его друг-полицейский, и подозрения на политических деятелей, замешанных в этом. Все это было необходимо, чтобы подтвердить наши собственные предположения, и я был счастлив, что, когда мы вернемся в Лондон, возиться с этими бумагами, приводя их в надлежащий порядок, будет Чармиэн, а не я.

Мы с Раймондом сидели в кафе и просматривали документы, когда в кафе вошли двое высоких, хорошо одетых мужчин в черных очках. Вид у них был весьма зловещим. Оглядев бар, они зашагали прямо к нам и, пожав Раймонду руку и заговорив с ним на суахили, нетерпеливо погладывали на меня. Раймонд был не на шутку встревожен. Я заметил, что они присматриваются к моим бумагам, и прикрыл их как можно менее бросающимся в глаза движением.

Окончив разговор, мужчины направились к бару, откуда начали открытое наблюдение за нами. Раймонд наклонился ко мне.

— Они из тайной полиции, — прошептал он. — Они спросили, кто мой друг. Они всё хотели о вас знать. Боюсь, за ними стоит еще кто-то.

Человек, на которого он показал, что-то записывал в свой блокнот, сидя за столом в соседней комнате как раз напротив нас. Он встретил мой взгляд и нахмурился. Раймонд зажег сигарету. Его рука дрожала, как в испуге.

— Я им сказал, что вы мой старинный приятель из Англии, — сказал он.

— Как ты думаешь, они заметили имена на этих документах? — спросил я.

Раймонд неуверенно пожал плечами.

— Насчет документов они ничего не сказали, да и не скажут. Думаю, что не видели. Нет, я всерьез надеюсь, что не видели.

Какое до нас дело тайной полиции? Похоже, что они были в курсе моих расследований торговли костью. Раймонд называл мне самых высокопоставленных лиц, вовлеченных в это. Если они дознались до этого, нам обоим не поздоровится. Но возможно и другое. Они могли начать за мной слежку, когда я находился в банке. Если они заметили, как я копирую торговые документы, они могли принять меня за ревизора, высматривающего инкриминирующие документы или нечто еще более зловещее. Но ни одна из этих гипотез не выглядела достаточно убедительной. К тому же мой испорченный желудок окончательно вывел меня из терпения.

Я встал.

— Пойдем куда-нибудь еще, Раймонд.

Мы вышли из кафе и отправились за угол, борясь с искушением оглянуться, нет ли за нами слежки. Когда мы еще раз свернули за угол, Раймонд неожиданно сказал: «Вон туда» — и нырнул в открытую дверь. Мы вошли в здание и, пройдя два лестничных пролета, вышли через задний ход. Пройдя еще несколько ярдов, мы вошли в другое здание, и, пройдя его насквозь, вышли на другую улицу. Мужчин в черных очках не было нигде.

— Там есть еще одно кафе, — сказал Раймонд, — там мы будем подальше от посторонних глаз.

Заказав напитки, мы подытожили наш разговор. Никто из нас больше не вспоминал об этом случае, но, когда при расставании Раймонд зажигал очередную сигарету, я заметил, как у него дрожали руки.

Ближе к вечеру того же дня Дейв позвонил в офис Нейлу.

— Как долетел? — спросил я его.

— Скверно, — ответил он.

— Это из-за креветок, — посочувствовал я. — Как дела в Дубае?

— По-моему, они провели танзанийцев. Кость ушла, судно, по-видимому, тоже. Но я сегодня еще повстречаюсь с людьми, которые, может быть, скажут мне больше.

Я упаковал документы и видеокассету и отправил рейсом «Свиссэр». Когда я вернулся, Лиз рассказала, что в мое отсутствие звонил Джорген Томсен. К моему облегчению, он сообщил, что предложение по Приложению прибудет в Дар-эс-Салам через день-два. Мы решили направить предложение непосредственно Обществу сохранения живой природы Танзании. Они поработают над ним, чтобы сделать приемлемым с танзанийской точки зрения, а после этого общество обратится с ходатайством в правительство.

Перед отлетом в Лондон мне пришлось проделать еще кое-какую бумажную работу, за которой я позабыл и про тайную полицию, и про ее интерес ко мне. Я писал проекты ответов на письма, полученные от множества природоохранных групп; затем, хотя казалось невероятным, что я встречусь с ним лично, я написал письмо по поводу предложения к Приложению I самому президенту Мвиньи. Наконец, я набросал черновик формального обращения к министерству с просьбой заверить, что правительство Танзании будет ходатайствовать о предложении к Приложению I, и отдал Китомари на подпись.

На этой неделе Сидни побывал в Танге на побережье Северной Танзании. Это недалеко от того места, где «Фадхил Аллах» обычно забирал груз кости. Мы подозревали, что корабли, которые в настоящее время находятся в собственности компании «Аль-Редха», по-прежнему заходят в эти места, чтобы взять груз бивней и везти в Дубай. Хотя дело было к ночи, Сидни в венце из улыбок ввалился в кабинет Нейла; на ферме вблизи Танга он нашел клад из 800 бивней и 200 рогов носорога, ожидающих отправки из порта.

— Этой фермой владеет очень богатый человек. У него большой дом, а на крыше большая антенна. Возможно, он переговаривается по радио с кораблями, перевозящими кость в Дубай, — сказал он.

Я кивнул. Похоже, так и было дело.

Сидни сообщил нам подробности о четырех кораблях, которые должны были забрать там кость. Он располагал также информацией о датах отгрузки и именах местных чиновников, подкупленных торговцами костью; кроме того, он предоставил конспекты десятков интервью, подтверждающих личность крупнейших нелегальных торговцев костью в регионе. В общем, у Сидни были все основания быть довольным собой.

Моя незапланированная поездка в Дубай не увенчалась ожидаемым успехом. Я лелеял надежду, что вмешательство Интерпола и перехват браконьерской кости из Танзании наделает шуму в средствах массовой информации, так что нам не придется преждевременно публиковать данные о наших исследованиях, чтобы привлечь интерес публики к проблеме; но дело не выгорело. Началось с того, что у танзанийской делегации еще в аэропорту конфисковали паспорта; во-вторых, с кем бы я ни пытался говорить по поводу судна «Хайрат Оман», которое, как предполагалось, было перехвачено Интерполом, я всюду натыкался на непонимающие лица.

Мы решили, что было бы неосторожным поселяться в одной гостинице с членами танзанийской делегации. Я предполагал помочь им, чем могу, в поиске украденной кости. Но власти и без того проявляли явно враждебное отношение к танзанийцам, а тут еще я с украденными накладными и фальшивыми карточками кинокомпаний… Соответственно, я поселился в отеле «Палм-Бич», где останавливался и в свою предыдущую поездку; вообще же я пребывал в таком состоянии, какого не пожелал бы никому из своих сподвижников при проведении расследований.