«От редакции. Как нам стало известно из внушающих доверия источников, неделю назад в Генеральной прокуратуре было выписано постановление на задержание известного предпринимателя Разумневича Л. С. В чем заключается его вина — нам неизвестно. Это постановление в настоящее время лежит в сейфе нового старшего следователя по особо важным делам Валерия Померанцева, сменившего всем известного «важняка» А. Б. Турецкого, перешедшего на другую работу. Судя по всему, прежде чем отправиться на подпись к народному судье, оно ждет результата очередной подковерной схватки бульдогов, дерущихся за влияние на Кремль, чтобы быть предъявленным Разумневичу либо отправиться в корзину. Ибо у нашей Фемиды не столько завязаны глаза, сколько связаны руки. Сначала было приказано арестовать предпринимателя Разумневича, потом было велено отставить дело до особого распоряжения. Пока что ее деятельность, или бездеятельность, всецело зависит от воли нашей первой (дай бог, не последней) власти. Но уже сейчас мы можем только предположить: если Разумневич будет арестован, на противную сторону этого противостояния обрушится такой поток компромата, который сметет ее вместе со Спасской и Боровицкой башней. Что и остановило заказчиков».

Чересчур, конечно, подумал он. Безусловно, Лев Семенович Разумневич и «противная сторона» Эдуард Белявский — это те, кто пришел на смену изгнанным олигархам, кого власть в свое время использовала, а потом вытолкнула за границу, как только те решили, что именно они уже являются настоящей властью в России. Разумневич и Белявский прежде были весьма дружны, считались бизнесменами второго ряда, а сейчас вышли на первый план. Им теперь хочется, чтобы их тоже звали олигархами… Сначала Белявский был побогаче, неплохо заработав на биржевых спекуляциях и алюминии, потом его догнал Разумневич, сказочно разбогатевший сначала на нефтедобыче, потом на биржевых спекуляциях во времена дефолта. Что и вызывает законное подозрение властей. Оба до поры сидели в тени, понемногу подыгрывая государству в его схватке с главными олигархами, и ждали, чем все закончится, чтобы успеть присоединиться к победителю. После изгнания тех, первых, они сами вылезли на авансцену. И сцепились уже не с властью, а между собой. Им обоим нужен скандал, и как можно громче. Чтобы привлечь к себе внимание или отвлечь от чего-то очень серьезного… Милые бранятся — только тешатся? Черт его знает… В свои планы они никого не посвящают, даже ближайших помощников. Да и есть ли они, совместные планы? Или есть только инстинкт непрерывной борьбы все равно с кем?

Звонок заставил Олега Ивановича отложить газету, шумно вздохнуть, как если бы он собрался нырнуть, и снять трубку.

— Алло… Я слушаю!

— Олежка, у тебя все нормально? — сочувствующий голос Реваза послышался после короткой паузы.

— Нормалек… Только почему ты звонишь по меж-городу?

— А у меня все аккумуляторы сели, сейчас подзаряжаются. Слушай, почему ты позволяешь, чтобы эта женщина, Лиля, да? так с тобой разговаривала?

— Реваз, не отвлекайся… Записывай ее адрес. Это в районе Купчино, там, где пересекаются Бухарестская и Будапештская…

Все верно, подумал Олег Иванович, ожесточая себя, пока Реваз записывал. Это судьба, которую Генка и Лиля сами выбрали. Они, видишь ли, все это время втайне любили друг друга, а я им только мешал? Снюхались, в конце концов, на старости лет, и эта дура решила, что меня можно этим уесть… Любовь приходит и уходит, а секс остается. И это правильно. Он снова вспомнил стоны и хрипы безголосой певички Стефании в кабинке мужского туалета.

— Что молчишь, Олежка? — спросил после некоторого молчания Реваз. — Переживаешь, да? Жалко ее? Хочешь, я ее для тебя оставлю?

— Нет-нет, — замотал головой Олег Иванович, как будто Реваз мог это увидеть за сотни километров отсюда. — Все остается в силе. Сами напросились, в конце концов.

— Ладно, как скажешь, дорогой… — помедлил Реваз, как если бы сам все еще колебался. — И напомни, как твой Генка выглядит. И как она, если еще ее помнишь.

— Помню только, как выглядела, когда мы вместе учились… — вздохнул Олег Иванович. — Самая красивая на нашем курсе была. Шатенка, но волосы наверняка перекрасила. Лицо тонкое, высокая, стройная… Смотрит всегда прямо в глаза.

— Ладно. Хватит себе душу травить. Что я, не понимаю? Сам был влюблен в одноклассницу. Да, напомни еще раз, дорогой, как там звали вашего общего сокурсника из Зугдиди? Отари Мазиашвили, я не ошибаюсь?

— Да, — нехотя подтвердил Олег Иванович.

— Ну хорошо, дорогой… Ты, главное, не горюй! Все образуется, как русские говорят. Мучиться они не будут, обещаю. Я лучший «чистильщик» в СНГ, если хочешь знать… Потом перезвоню. Отдыхай.

Записав название улицы и номер дома, Реваз, не теряя времени, сбрил в ванной усы, тут же наклеил на их место другие — точно такие же, один к одному, после чего внимательно себя оглядел. Затем собрал сумку, вышел в коридор гостиницы, приблизился к посту дежурной.

— Где тут, дорогая, у вас можно расслабиться и оттянуться одинокому мужчине, тоскующему по женскому теплу и ласке? — подмигнул он матроне лет сорока с пышным бюстом.

— Ой, ой, скажете тоже… — покачала она головой. — Чтоб такой цветущий мужчина чувствовал себя одиноким в нашем городе, где столько симпатичных одиноких женщин? Никогда не поверю.

— Если б кто познакомил… — вздохнул Реваз. — Сам-то я подойти боюсь. Один раз подошел, спрашиваю: девочка, вы почему здесь одна скучаете? Давайте вместе поскучаем! А она мужа ждала. И только я разговорился, как он тоже подошел. А я и не заметил!

Она рассмеялась, сощурилась, погрозила пальцем.

— Вон вы какой… — покачала она головой

— Да и времени нет, все дела, дела… — закончил он печальное повествование о несчастливой любви.

— Кстати, вы когда от нас съезжаете? — спросила дежурная. — Завтра?

— А что, надоел уже?

— Да нет, живите сколько хотите. Я это к тому, что горничная отпросилась завтра с обеда, она должна вашу постель перестелить, если вы, конечно, отдыхать не будете, — подмигнула она. — А то найдете сегодня какую-нибудь сударушку, пригласите ее завтра к себе в номер… Потом опять перестилать?

— Ай, слушай, как можно так говорить? Ты что хочешь? Чтоб я привел женщину в чужой дом? Пусть она меня к себе приведет, пока мужа нет! Правильно я говорю?

Через час Реваз заказал кружку пива в пельменной на Лиговке, потом в замызганном туалете отклеил усы, надел очки, переделал прическу с косого пробора на прямой. Затем летнюю куртку сменил на пиджак, надел галстук и вышел, сопровождаемый сонными взглядами двух ньяных бомжей, сливавших остатки пива из разных кружек.

В микрорайоне Купчино он появился еще через час, когда стало темнеть. К тому времени он уже купил в фирменном магазине грузинских вин и коньяков пару бутылок настоящего «Цинандали» и абхазского «Чха-вери», а также пышный букет роз. Пятиэтажку на Бухарестской он нашел сразу. Улыбаясь, он прошел мимо старушек на лавочке, сразу замолчавших при его появлении и никак не ответивших на его вежливое «здрасьте, уважаемые дамы» и приподнявшихся, чтобы посмотреть ему вслед, когда он вошел со своим букетом в подъезд.

Он позвонил в дверь квартиры № 47, посмотрел на часы. Потом позвонил еще раз.

Дверь открыли не сразу. Сначала потемнел глазок, через который просвечивал желтый электрический свет, и только потом послышался женский голос:

— Вам кого?

— Извините, пожалуйста, Лилечка Зайцева не здесь проживает?

— А кто вы?

Реваз услышал краем уха, как приоткрылась дверь квартиры слева. Там явно прислушивались.

— Я Гоги, друг вашего однокурсника Отари Мазиашвили из Зугдиди, прилетел сегодня, привез вам от него подарок!

— Ой, вы от Отарика? — Дверь широко распахнулась, и Реваз увидел молодую еще женщину, со следами былой красоты и бурных переживаний на изможденном лице, придававшими известную привлекательность. — Вот спасибо! Проходите… Ничего, ничего, у нас здесь натоптано, полы все равно мыть… И как там наш Отарик поживает?