Телевизионный экран погас. Юля, держа в руке пульт, пристально смотрела на Эдуарда Григорьевича. Ее глаза по-прежнему были полны слез.

— Так это ты… ты… — произнесла она. — Негодяй…

— Да, деточка, — кивнул он. — Перед тобой живой и здоровый негодяй. Который не будет испытывать мук совести и спать спокойно, поскольку опередил тех, кто хотел с ним поступить точно так же… Это называется — сделать правильный и своевременный выбор. В том числе и за тебя. Тебе придется к этому привыкнуть, если собираешься не просто жить со мной, но и такой жизнью, какая тебе не снилась… Или ты предпочла бы, чтобы это я был там? — кивнул он на темный экран.

Он достал платок и вытер ей слезы, как ребенку.

— Пора стать взрослой. Надо было тебе давно сделать свой выбор: или я, то есть положение, которое тебе уже дал, или Саша, который тебе ничего не дал бы, кроме вечных попреков из-за меня и Ангелины, пока бы вы не возненавидели друг друга.

— Какая же ты сволочь… — всхлипнула она.

— Может быть, для кого-то и сволочь. Даже наверняка. А что? Побежишь в прокуратуру? Не советую. Там ты ничего не докажешь. Ты только что слышала: теракт был направлен против меня, и мы с Левой только чудом избежали гибели. И потому нам гарантировано общественное сочувствие, а также сожаление, что нас не было в этом самолете. И это свидетельствует, что мы с ним одержали победу, которая делает победителей неподсудными. Ну все, будь послушной девочкой и иди к себе или возьми ключи от машины и поезжай, проветрись. Мне предстоит полно хлопот и забот. Жду тебя к обеду.

Придя к себе в комнату, она повалилась на кровать, лицом в подушку, а потом, выплакавшись, долго смотрела на себя в зеркало и, вздохнув, стала приводить себя в порядок. Смыла потеки туши, покрасилась заново…

Схватила сотовый, набрала номер Савелия Марковского…

— Савик, родной, забери меня отсюда!

— Детонька, что случилось?

— Ты разве не слышал? Его жена и мой Саша только что погибли в авиакатастрофе! Какой ужас… Ты что молчишь?

В трубке послышался протяжный вздох, после которого последовали протяжные гудки.

Подумав, она набрала «09».

— Девушка, а как позвонить в прокуратуру, не скажете? В самую главную? Нет, лучше скажите адрес, как туда проехать?..

Она долго еще приводила себя в порядок. Смывала тушь, красилась заново, но потом снова принималась плакать и снова смывать черные потеки, потом снова краситься.

Когда Игорь Залогин приехал на прием к министру финансов, на его столе уже лежал свежий номер «Неангажированной газеты».

— Я читал, — сказал министр, пожав руку гостю. — Присаживайтесь, пожалуйста. У нас тоже были свои подозрения на этот счет, и ваша статья нам очень кстати… Сейчас мы все проверим…

Он не спеша снял трубку.

— Лидия Ивановна, будьте добры, сейчас должен появиться Вячеслав Иосифович со своими документами, пусть сразу заходит.

— А он уже здесь, — ответила секретарь.

— Вот-вот… пусть заходит.

Понятовский вошел в кабинет министра, поздоровался с хозяином кабинета, пытливо и несколько озабоченно посмотрел на гостя, как бы вспоминая, где мог раньше его видеть.

— Вы знакомы? Это журналист Залогин Игорь Николаевич из «Неангажированной газеты», я его специально пригласил, он нам не помешает. Ну-с, Вячеслав Иосифович, где обещанный вами список наших иностранных кредиторов?

В полной тишине министр внимательно просмотрел список, потом заглянул в газету, чтобы свериться. Все это время Игорь смотрел в сторону окна, чувствуя на себе изумленный взгляд родственника Разумневича, будто тот увидел восставшего из гроба покойника.

— Вячеслав Иосифович, — министр поднял взгляд на подчиненного. — Вот тут вышла статья, один из авторов которой наш гость. Посмотрите, если еще не читали.

Прошло еще несколько минут, тишины, прерываемой лишь шелестом газеты.

— У вас есть по этому поводу какие-то объяснения? — спросил министр.

— Да, но я пока не готов… — пробормотал Понятовский.

— Подумайте, — кивнул министр. — И хорошенько. И, пожалуйста, представьте ваши соображения в письменном виде. Суток вам хватит?

Померанцев подошел к кабинету Анисимова, когда навстречу ему открылась дверь, и оттуда вышел Меркулов — некогда всегда подтянутый, а сейчас в камуфляже, небритый, с покрасневшими от недосыпания глазами.

— А ну зайдем ко мне… — Он взял Померанцева за локоть и, не отпуская, довел до своего кабинета. — Заходи… Что там у тебя?

— Да вот, «бегунок», то есть обходной лист на увольнение, шел подписывать.

— Ну-ка дай взглянуть… — Меркулов требовательно протянул руку.

Взяв «бегунок», он сел за стол и стал его внимательно разглядывать, как если бы увидел впервые.

— Ты смотри… И этот уже подписал, и этот… Могут ведь работать оперативно, когда захотят… На несколько дней вас нельзя одних оставить…

Он поднял взгляд на Померанцева и медленно, будто смакуя, стал рвать «бегунок» на мелкие кусочки.

— Я вот тоже совершил должностное преступление, — сказал он, закончив акцию по уничтожению обходного листка. — Когда самовольно прилетел сегодня ночью из Ханкалы, чтобы разобраться, что вы тут без меня наворотили. И что, прикажешь тоже писать по собственному? А работать за тебя кто будет? Пушкин? Или Евтушенко? Вот я там, — он показал на потолок, — так их и спросил: кто за него будет работать? Ответа не получил. Ну все. Мне пора обратно на Чкаловский, там скоро борт в Чечню… Иди, тебя ждут. Гера вытирает сопли какой-то мамзель… Певичка какая-то. Прибежала, вся в слезах, и потребовала генерального. Мол, она все расскажет про этих двух козлов, Белявского и Разумневича…