— Ты так говоришь только потому, что тебе нечего терять.

— Как раз есть. Только я держу сбережения в безопасном месте под пять процентов, а не важничаю, покупая большие красивые дома.

— Скучно. К тому же это в большей степени отвечает нашим планам. Так дом будет по-настоящему застрахован. Но тебе на время придется передвинуть свою койку.

— Передвинуть? А как же наш план? Как же…

— Временно изменился. Сегодня уже все. Против рожна…

— …не попрешь? — закончил за него Макалден. — И куда мне деваться? Надвигается шторм.

— Не знаю. Над конюшней есть чердак с пустыми комнатами для ребят. Возьми себе самую большую, с камином.

— Простите, капитан, что говорю такие вещи, но у вас вытекли мозги. В конюшне нет камина. Это все равно что на корабле поставить плиту рядом с рундуком, набитым порохом.

— Черт. Я как-то об этом не подумал, — криво усмехнулся Марлоу.

— И по этой причине тебе не стоило транжирить деньги на шикарные усадьбы. Ты моряк, а не помещик.

— На время мне придется стать и тем и другим. Займи тогда домик садовника, раз уж вынужден играть его роль. Я сказал, что ты землекоп.

Макалден в ответ нехотя рассмеялся.

— В моем-то снаряжении контрабандиста. Как бы не забыть нагрести земли под ногти.

Марлоу в ответ улыбнулся:

— Сойдет и так. Только старайся не попадаться на глаза, пока мы не уедем.

— Хорошо. — Макалден согласно кивнул. — А ты?

— Попытаюсь увезти ее в «Рыжий олень», но уж больно она норовистая.

— Ты хотел, чтобы дом стоял нежилой.

— И будет нежилой, как только я уеду. — Марлоу взъерошил рукой волосы. — Хотя она делает странные заявления о переезде сюда.

Макалден состроил кислую гримасу.

— Я говорил тебе, что от нее не будет толку, а одни только проблемы.

— Толк будет. К тому же я не мог допустить, чтобы мою собственность без меня продали. Дом и имение надежно защищены в брачном соглашении. Продать их она не может. Я отвезу ее в город. Все будет хорошо.

Тогда почему внутри у него все сжалось, стоило лишь произнести эти слова? Гласс-Коттедж идеально подходил для уединенного образа жизни, о котором, насколько он помнил, мечтала Лиззи. Но ведь последние десять лет она не жила затворницей? Выезжала в общество, посещала балы и обеды. Была в зале ассамблеи, разве нет? Хотя уединенная терраса, вдали от посторонних глаз, не совсем отвечала светскому образу жизни. Прищурившись, Марлоу взглянул на темнеющее небо.

— А пока моли Бога, чтобы хлынул дождь.

— Думаешь, завывающий ветер с пролива заставит шевелиться ее волосы?

— Я смогу «уехать», мы спокойно приступим к делу, и ни одна живая душа не узнает.

— Даже твоя маленькая женушка?

— Даже Лиззи.

— Какой же ты бессердечный ублюдок, капитан. Неудивительно, что я люблю тебя, — кивнул Макалден удовлетворенно. — Только трудности могут заставить тебя придерживаться плана.

Ее изо всех сил поливал дождь. Она промокла, как амбарная мышь, только была гораздо грязнее. Подол ее платья с прилипшими кусочками сырого мха был вымазан лиственным перегноем. И все это из-за ее подозрительности. Чувства тревоги.

Инстинкт и задетое самолюбие толкнули ее последовать за Джейми по тропинке. Ее нельзя отшвырнуть в сторону, как надоевшую игрушку. И никогда нельзя было.

Что-то еще — почти звериный инстинкт самосохранения — заставило ее остаться, скрываясь в кустарнике, чтобы не попасться на глаза. К несчастью, далекие раскаты грома и завывание ветра с пролива заглушали большую часть их слов. Проклятый дождь.

Одно было ясно. Они говорили не о лошадях. И двинулись не в сторону конюшни.

А на восток, к дороге. Ничто в их поведении, жестах или тоне не указывало, что разговаривал хозяин со слугой. Беседовали равные.

Ужасно любопытно. И чертовски подозрительно.

Землекоп. Какая чушь.

Черт подери. Почему она всегда ждет от людей худшего? Даже ребенком и то отличалась подозрительностью. И любопытством, и колкостью языка, и настырностью. Но главное, подозрительностью.

Вдвойне было неприятно то, что она относилась с недоверием к Джейми. Но чутье ее никогда не подводило. Она за версту чуяла корыстолюбцев вроде его кузена Роксхема. Но только не Джейми. Единственный человек, кому она когда-либо доверяла, был Джейми. Вероятно, это было основной причиной, почему вышла за него замуж. Это и еще его восхитительно голодная, понимающая улыбка. Все же чувство облегчения, какое она испытала, приехав в этот дом, испарилось, оставив липкое ощущение беспокойства и досады.

Поблагодарив провидение, что надела сапоги, Лиззи подняла промокший подол платья и направилась через кустарник к вершине утеса, подогревая в себе с каждым шагом по скользкой грязи отвратительную смесь подозрительности и разочарования.

Какого черта, спрашивается, Джейми задумал что-то скрывать от нее?

В том человеке, землекопе, было что-то неуловимо знакомое, но она никак не могла его вспомнить. Дартмут хотя и был шумным портом, оставался маленьким провинциальным городком. Прожив в нем всю жизнь, Лиззи думала, что знает всех, начиная от мальчишки-булочника и кончая графской горничной. Этот человек был чужой. С загрубелым, загоревшим лицом он имел вид моряка. Возможно, и был одним из странствующих матросов, которые частенько появлялись в портовой части Дартмута. Но такие люди, как правило, не ищут работу и не нанимаются приводить в порядок усадьбы.

Лишь две вещи могли объяснить их фамильярность. Первое: Джейми знал его по флоту. Привезти домой одного из своих менее удачливых или менее способных товарищей, уволенных из флота, чтобы дать какую-то приемлемую работу, вполне отвечало характеру Джейми. Преданным, и сентиментальным, и очень благородным был ее Джейми.

Второе объяснение представлялось более вероятным, особенно с учетом их удаленного местоположения на южном побережье. Человек был контрабандистом, одним из звеньев невидимой сети вольных торговцев, охватывающей все слои общества от низшего до высшего. Каждый, кто имел дела с вольными торговцами, подвергался огромному риску. Джейми был бы дурак, полный, доверчивый дурак, если бы ввязался в это дело.

Но Джейми был не дурак. Если она что и знала о нем, каким он стал за последние десять лет, так именно это. Открытый и честный — да. Но не легковерный. О нет. Только не с такими глазами, от которых не скрыться и которые все видят. Он знает, что делает. Но что, спрашивается, затеял? И почему, почему лжет ей?

Как мог он, капитан Королевского военно-морского флота, оказаться втянутым в столь грязный бизнес, как контрабанда? Эта мысль перечеркивала все, что она знала о нем, о том честном и смелом мальчике, которого помнила, о том мужчине, который вел себя так благородно. Это вызывало у нее страх.

Что, если отец был прав? Что знала она на самом деле о капитане Марлоу? Он вскружил ей голову речами о домах и усадьбах, о личном благосостоянии и убедил горячностью сврих поцелуев. Он сказал ей то, что она хотела услышать. Глупая, глупая девчонка, промокшая и продрогшая до костей.

Рванув через кустарник, она окончательно промокла и теперь дрожала от холода. Крупные капли дождя пропитали насквозь ее полотняную кофточку и холодными змейками сползали вниз по спине, когда она вышла на окраину лужайки.

— Лиззи? Лиззи!

Голос Джейми заставил ее повернуться. Он двигался через сад со стороны дома легким бегом и смеялся, подставив лицо дождю.

— Что, спрашивается, ты делаешь на улице? Иди сейчас же в дом.

— Кажется, мокну под дождем.

Она сказала себе, что не рада ему, хотя ощутила сладкий трепет в животе при виде этой его улыбки. И заставила себя вернуться к холодному чувству беспокойства и неудовлетворенности, заползавшему ей под кожу.

— Кто был этот человек?

— Слуга.

Она не знала, чего ожидала, но точно не этого. Это как-то не соответствовало его характеру.

— Слуга? А что случилось с заявлением «слуги тоже люди»? Нет, как это ты говорил? «Слуги тоже люди и личности и существуют не только для того, чтобы удовлетворять чьи-то экстравагантные запросы».