— Но я сказал, что ты ни разу никуда не врезался!

— Папа, ты нам расскажешь сказку? — настаивала Руфь. Ее ладошка показалась на мгновение из-за края кресла и тут же была поймана другой, большой ладонью. Я стояла, глядя на них, побуждая себя уйти.

— Давайте посмотрим, что там у нас имеется, — как будто вспоминая, сказал Колин. По-видимому, обычное начало. Оба захихикали. — Я вам когда-нибудь рассказывал про Мышку и Льва?

Я чуть не подпрыгнула.

— Ну уж нет! — громко выразил недовольство Йен. — А ты знаешь сказку про самолет? — Мало же ему было известно. Колин знал сказку про самолет. Я тоже.

— Так вот, жила-была эта Мышка. — Он стал говорить совсем по-шотландски, как будто и это было непременной принадлежностью сказки. — И еще этот величественный огромный Лев, который ужасно любил конфеты…

Я ошарашенно повернулась и пошла обратно к отелю. Моя Мышка и мой Лев, одетые в шотландские юбочки, — кто бы мог подумать! Йен Камерон умел умыкать сердца, а его папочка, вроде, тоже был не прочь что-нибудь украсть.

В отеле ребенок, с которым я познакомилась несколько дней назад у телевизора, уговорил меня сыграть в крокет. Я не хотела играть, но раньше я почти обещала, а Дик был в восторге. Он был не слишком разговорчив, но нельзя же требовать от каждого обаяния Камеронов. Я ждала своей очереди играть, думая, сколько еще он собирается прицеливаться, высунув язык, когда беспокойно-вежливый голос сказал:

— Дебора, позвольте…

Я подскочила, потом заморгала. Вчерашний цветасто-горчичный костюмчик был ничто по сравнению с сегодняшним блеском: белая рубашка с кружевами, мини-юбка в розово-пурпурную клетку и крошечная сумка у пояса. Адам очень удивился бы, узнав, что основной причиной моего желания помешать Магде заниматься детьми была одежда, в которую она их наряжала. Я как-то чувствовала, что их отец такую не выбрал бы.

— В чем дело, Йен? — спросила я, принимая серьезное выражение.

— Папа говорит, что неверно его держите. — Он нетерпеливо ухватился за мой молоток, в то же время взывая через плечо: — Папа, ты так его держишь? Так, верно?

Я оглянулась. На одной из скамей на террасе разместилась фигура в слаксах цвета зеленой хвои и голубой свободной рубашке. Его можно было бы назвать «Человек в голубом», глупо подумала я, и тут поняла, что глаза в морщинках и широкая улыбка обращены ко мне.

— Левая рука на конце, другая внизу, — громко сказал Колин Камерон. — Размахивайтесь мягче. Не стучите по шару, а прокатывайте его.

— Папа, подойди сюда, — завопил Йен. — Сам покажи ей. Она не знает, как верно.

— Не беспокойтесь, — торопливо сказала я и ударила — не слишком удачно.

Дик издал громкий смешок, Йен выглядел расстроенным, как тренер на дерби, и краем глаза я уловила мелькание голубого. Дик, снова высунув язык, еще раз прицеливался, когда из-за моих плеч протянулись две большие руки и пара ладоней легла на мои. Руфь, пробиравшаяся по траве осторожно, как балерина, ко всеобщему смятению добавила свой ненавязчивый критицизм.

— Мне мухи не нравятся!

Камерон-младший непочтительно завопил:

— Ты просто глупая, глупая глупышка!

— Хватит этого, — твердо сказал Камерон-старший, не отпуская моих ладоней. — Коснитесь им земли. Чуть поднимите молоток и двигайте мягко. Вот так. — Шар покатился и сбил шар Дика. — Видите! — Он убрал руки, и я снова ощутила дуновение бриза. Странно — оно было довольно холодным.

— Так нечестно, — обвинил меня Дик. — Он вам помогал.

— Если хочешь, я помогу тебе, — с готовностью предложил Йен. — Давай? — Он, как дружелюбный щенок, подбежал к старшему мальчику.

Ответ был обескураживающим. Дик, совершенно не смущенный присутствием Колина, презрительно оглядел его:

— А, иди ты, чучело! Розовая юбка!

Лицо Йена приняло все цвета его юбочки — розовый, красный и пурпурный:

— Это не юбка! — завопил он и пулей бросился на обидчика. Два маленьких тела покатились по траве в вихре размахивающих рук и брыкающихся ног. Когда Колин растащил их и вздернул на ноги, Дик выглядел практически невредимым, чего нельзя было сказать о белых кружевах Йена.

— Подайте друг другу руки, — приказал Колин. — Йен, ты первый. Это ты начал. — Его голос был серьезным и строгим. Я отвернулась.

— Это не он начал, папа, — вдруг пропищала Руфь, — это он! — Она рассерженно указывала на Дика. — Это не юбка, — добавила она, — это килт. [2]

— Ладно, не пойти ли вам двоим почиститься? — дипломатично предложил ее отец. — И не мешать Деборе с Диком закончить игру?

К моему удивлению, оба близнеца беспрекословно понеслись через лужайку. Я посмотрела на их отца с новым уважением. Собирается он учить меня дальше? Он не собирался. Он уселся, обхватив колени руками, мечтательно глядя навстречу солнцу.

Однако игра продолжалась недолго. Через несколько минут Дик взглянул в сторону отеля и сказал:

— Мне пора идти. Папа зовет. — Он бросил молоток и побежал.

— Очаровательно, — заметил Колин, поднимая его и забирая у меня мой. На пути обратно он улыбался и поблагодарил меня за «спасение» в понедельник и «огромную доброту в отношении Йена» вчера.

— О, доброта тут ни при чем, — возразила я, — я сама получила удовольствие.

— Вы любите детей. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Вы, по-моему, тоже, — предположила я.

Вопрос остался без ответа. Вместо этого Колин, мельком взглянув в сторону отеля, резко остановился, округлив глаза.

— Да что это такое! — воскликнул он и бросился вперед. Тут и я увидела. Терраса и столовая были встроены в основное здание, и пристройка имела плоскую крышу. На ней стояла маленькая фигурка в различимой даже на расстоянии позе жреца; перед ней прыгало золотое пламя костра.

Колин бежал впереди; я понеслась за ним. Точь-в-точь как и предрекал Адам! Когда-нибудь близнецы подожгут дом!Вверх по лестнице и вдоль коридора до комнаты, где мы с Адамом укладывали близнецов спать. Колин ворвался в дверь и уже высунулся из окна. Плоская крыша двумя футами ниже была теперь так же пуста, как и спальня, но костер все еще весело горел, — разноцветный костер. Поняв, что он поглощает — розовый тартан, белые кружева, — я прикрыла глаза. Маленький костерок, загасить его несложно. Колин так и сделал, в несколько мгновений превратив его в кучу дымящихся клочков.

Только он успел с этим покончить, как в спальню вошел Йен в одной майке и шортах. Я подумала, осознает ли его отец, что они в моменты появления как никогда похожи друг на друга? Будь то комната, сцена или крокетная лужайка, оба появлялись с одинаковой улыбкой, само собой подразумевающей дружеский прием.

— Папа, можно Дебора поедет с нами к морю?

— Море? — строгим тоном отозвался Колин. — Тебе лучше забыть о море. Уж ты-то не поедешь.

Улыбка сразу исчезла, глаза округлились, и рот сердито открылся.

— Ты говорил, что мы поедем в Торквей. Ты обещал! Ты сказал, мы будем купаться.

Крупная рука опустилась на его плечо, подталкивая вперед, к окну, и грозящий палец указал на кучку пепла.

— А что вот это, по-твоему?

— Это-это мой килт! — пропищал Йен. — Он сгорел! — Он восторженно заулыбался. — Кто сжег мой килт?

— И этого чтобы больше не было, — резко сказал Колин. — Так же, как и моря не будет. По крайней мере, для некоторых.

— Папа, я это не делал! — Казалось, он только сейчас понял, о чем речь. Йен стоял, переводя взгляд с отца на меня. — Я не жег их, папа. Я ходил мыться.

Негромкий звук, нежный, как взмах крыла, возвестил появление Руфи. Она стояла в дверях, сложив руки за спиной, глядя на нас огромными глазами. Вот так же в понедельник она стояла в воде, спокойно ожидая неприятностей. Я сразу же обняла ее. С Руфью это получалось само собой. Она была такая тоненькая, нежная — и испуганная. Сквозь белую блузку я чувствовала, что она дрожит.

— Все в порядке, милая, — прошептала я. — На тебя папа не сердится. — Глаза, напоминающие шоколадные драже, поднялись взглянуть на меня и опустились снова.