— Ты прекрасно знаешь, что нет. Она сказала, что ты имеешь право на личное время, не сообщая об этом всему миру.

Дон Мельчиорре с облегчением вздохнул и повернулся к Грегуару:

— Видите, к счастью, у меня прекрасная дочь. Она не считает меня мертвым и не дрожит от страха каждый раз, когда я не сообщаю о месте своего пребывания.

— Мельчиорре! — укоризненно воскликнул шофер.

— Ты предоставишь этому молодому человеку зеленую комнату, — сказал он своему старому другу, ни о чем не спрашивая Грегуара. — Ведь вы ночуете здесь, не так ли?

Грегуар произнес что-то нечленораздельное, и этот звук был принят за согласие. Дон Мельчиорре улыбнулся, и его шофер тоже расплылся в улыбке, расценивая присутствие этого молодого человека как хорошую новость, потому что его патрон выглядел довольным.

Билл Дженкинс времени в Париже не терял. Поняв, что его друг Грегуар задерживается в Италии, он воспользовался этим, чтобы предпринять одну из тех акций, которыми он не очень гордился, но эффективность которых отмечалась в досье «Mosampino».

Несколько недель назад президент Французской Республики учредил комиссию экспертов, призванную спокойно и четко определить, какое влияние окажут ГМО на питание потребителей. Таким образом, восемь независимых экспертов начали свою работу, результаты которой президент ожидал получить к концу года.

Два года назад гремело дело о пестицидах, из-за которых гибли пчелы. Фирма «Mosampino», которая выпустила эти продукты на рынок, смогла повлиять на нескольких независимых экспертов, правда, подкупив их. Таким образом, научное и политическое сообщество согласилось принять эти пестициды, которые, конечно же, «не представляли никакой опасности, особенно для производительниц меда».

Однако после массовой гибели пчел все же стали возникать вопросы о реальной невинности этих высокотехнологичных химических продуктов. Последовала череда статей, чтобы окончательно обелить фирму «Mosampino» и заключить, что если пчелы и умирали сотнями, то одному только Богу известно, почему так происходило. И было это вовсе не из-за знаменитого инсектицида «Терминатор».

По правде говоря, Билл Дженкинс сделал то, что должен был сделать, пообщавшись с некоторыми независимыми экспертами и предложив им то, что заставило их демонстрировать довольно лояльное отношение к инсектицидам фирмы «Mosampino».

Подобный демарш американец предпринял сегодня утром, встретившись с Эрнестом Молинье, влиятельной фигурой из Комиссии экспертов по ГМО, назначенной Шираком.

Агроном по образованию, Молинье работал в сельскохозяйственных профсоюзных организациях, прежде чем сделать политическую карьеру, которая быстро привела его в правительство Миттерана и Ширака. Находясь на этом посту, он установил ценные связи по всей Европе и даже за ее пределами. Он интересовался всеми проектами в сфере аграрной индустрии и принимал участие в их продвижении — при условии, что предприниматели смогут публично его отблагодарить. В департаменте Лозер, где Молинье регулярно избирался сенатором, он постоянно делал инвестиции в создание рабочих мест. Приветливый и доброжелательный, знаток своего дела, он чувствовал, когда нужно было поработать на публику, ратуя за справедливость, чтобы все поняли, что он сама чистота и неподкупность.

Таким образом, выступая против лоббирования продуктов с искусственными сахарами, которые неизменно приведут к возникновению различных заболеваний, Эрнест Молинье стал предводителем этого движения. Причем следует подчеркнуть, что сам он весил добрый центнер, и его личный врач настоятельно советовал, угрожая риском сердечного приступа, отказаться от употребления сахара вообще, даже с утренним кофе.

Поэтому теперь Молинье преследовал сахар повсюду: и в ходе приготовления пищи, и в пачке печенья, на этикетке которой никогда не указывалось, натуральный сахар или искусственный. Он активно боролся против распространителей газированных напитков в школах, против стеллажей, заполненных неизвестного происхождения конфетами и жевательными резинками, возле касс в супермаркетах. Таким образом у него сложился имидж защитника потребителей — взрослых и маленьких.

Знающие его люди говорили, что лоббистам сахара крупно не повезло. Однако вся его непорочность и честность сосредоточились только на борьбе в данном секторе. Во всем же остальном Молинье оставался прежде всего коррумпированным чиновником. И если он до сих пор сохранял доверие главы государства, то только благодаря своей безупречной ловкости и изумительному красноречию, которые всегда помогали ему обманывать людей — причем с таким искренним видом, что иногда он сам начинал себе верить…

Вот такому человеку и решил нанести деловой визит Билл Дженкинс. Молинье назначил встречу вечером в саду Тюильри, где в то время располагалась ярмарка с каруселями и колесом обозрения.

— Отсюда вид на Париж еще лучше, чем с Эйфелевой башни, — произнес бывший министр вместо приветствия лоббисту от «Mosampino».

— Вы так считаете? — спросил Дженкинс, слегка испугавшись при мысли о том, что ему придется сесть в кабинку с этим полным человеком.

— Поверьте, я катаюсь здесь с детства. Как поживаете, мсье Билл? — осведомился Молинье, протягивая своему собеседнику полную руку, жадную и цепкую.

— Неплохо, — ответил Дженкинс, который немного знал этого человека и понимал, что нужно предоставить ему управлять беседой и дать поразглагольствовать прежде, чем приступать к делу.

Дженкинс подумал, что раз Молинье согласился на эту встречу прямо в центре города, то он, несомненно, был готов выслушать разумные предложения.

Они купили жетоны и сели в свободную кабинку.

— У нас достаточно времени, — сказал Молинье, раскрывая ладонь, — я купил на три круга!

Не было ничего удивительного в том, что бывший министр сельского хозяйства и пищевой промышленности был настолько популярен даже среди детей, которые знали его имя, лицо и живот. Молинье тоже был по-своему ребенком; ребенком шестидесяти трех лет.

После предупреждения по громкоговорителю колесо отправилось в парижское небо. Дженкинс украдкой посмотрел на крепления кабинки. Выглядели они достаточно надежно и могли без проблем выдержать вес Молинье, а вместе с ним — и предполагаемых деток такого же телосложения.

Вначале они практически не разговаривали, поскольку Молинье, противореча всем своим принципам, не смог устоять перед сладкой вафелькой, легкость которой помогла вступить в сговор с совестью.

Насладившись, он вытер руки и рот белым, словно сахар, платком и принялся рассказывать о протестах, волной прокатившихся по Франции. Дженкинс предпочел пока просто слушать, время от времени кивая головой. Говорить о деле пока было рано.

— Нельзя сказать, что вы оказали нам услугу, повысив цены на нефть, — начал наступление бывший министр. — Если так будет продолжаться и дальше, то возможно наступление кризиса, даже у вас в Америке, а это вызывает тревогу. Но вам-то чего беспокоиться? Вы контролируете месторождения нефти, и я не уверен, что Иракский конфликт сильно повредил вам с этой точки зрения… Тогда как для нас, французов, дело обстоит совсем иначе! У нас нет нефти, наша зависимость огромна, а использование других альтернативных источников энергии до сих пор остается в зачаточном состоянии.

Дженкинс начал понимать, к чему клонит Молинье.

— Что касается меня, то я уже окончательно определился. Нужно делать ставку на зеленое топливо. Этанол, диэстер — все, что приводит машины в движение, — чистое и возобновляемое топливо. Я занимаюсь исследованиями в этой области. Задуманный проект довольно амбициозен: мобилизовать миллион гектаров, сельскохозяйственных земель во Франции, чтобы приступить к распространению зеленого топлива.

— Миллион гектаров! — выдохнул Дженкинс.

— Верно.

— И как вы рассчитываете их заполучить?

— Проблема достаточно сложная. Транспортная промышленность приложила серьезные усилия, но изменить всю систему снабжения топливом сейчас… Что касается нефтяной промышленности, вы сами понимаете, как на ней отразится подобный проект. Единственное, что проблемой номер один во Франции до сих пор остается безработица. А эта национальная мобилизация в честь биотоплива могла бы создать шесть тысяч рабочих мест только на первом этапе.