Данные археологии позволяют сделать вывод, что в период Чжоу сельское хозяйство развивалось и становилось более специализированным. Результатом этого, в свою очередь, стал демографический рост, относительное обособление некоторых регионов, в зависимости от того, какой основной продукт там производился, и, как следствие, появление между центрами зачатков торговых связей. Последствием этих факторов стало то, что три века спустя власть династии Чжоу оказалась подорвана автономией регионов, а их правители с каждым поколением теряли преданность своих подданных. Их столица Хао, расположенная на северо-западе государства, — местность, откуда вышел правящий дом, — была достаточно отдаленной, однако находилось под постоянной угрозой со стороны кочевников. В 771 г. до н. э. местные князья восстали и бросили орды варваров на штурм столицы, которую и разграбили. Правители должны были покинуть долину Вэйхэ и переместиться на восток, на Центральную равнину, где когда-то процветала цивилизация Шан-Инь. С того времени ослабление их власти оказалось необратимым.

С 770 до 473 г. до н. э. протекло три неспокойных века. В истории они остались с тем же названием, что и хроника, окончательную редакцию которой традиционно приписывают Конфуцию: эпоха «Весна и осени».

Далекие потомки древних героев и предков клана Чжоу захватили власть в сферах, касающихся религии, что в эти времена подразумевало и обретение всех остальных сфер власти. Правитель Чжоу постепенно превратился в существо, которому поклонялись, но не подчинялись. Он превратился в посредника, в объект культа, количество жрецов которого умножалось. Многочисленность религий неизбежно вела и к политической раздробленности. Самые могущественные правители «ленов» — принятый термин «княжество» — подготавливали лестью или угрозами союзы со своими более слабыми соседями. Традиционная история, которая любит простые ситуации, сообщает, что существовало пять «гегемонов», которые пользовались всеобщим уважением.

Тем не менее это равновесие между центробежными и центростремительными силами было очень ненадежным. Через пятьдесят лет после смерти Конфуция использование оружия уже казалось намного более эффективным, чем речи, советы и сделки мудрецов и дипломатов.

В 403 г. до н. э. три небольших государства родились из осколков древнего княжества, называвшегося Цзинь: Хань располагалось между Желтой и Голубой реками, Вэй и Чжао находились на севере от Хуанхэ. Это стало предвестником окончательного дробления, процесс постоянного объединения и распада государств продлился вплоть до образования империи в 221 г. до н. э. Этот период историки называют периодом Борющихся Царств.

Так, например, стало независимым княжество Ци, превратившись в сильное государство, располагавшееся на большей части современной провинции Шаньдун. Маленькие княжества также объявляли о своей независимости, при этом каждое стремилось расширить свое могущество за счет соседей. Однако эти опасные военные игры мало-помалу разрушали маленькие княжества, благоприятствуя процессу образования относительно крупных царств, силы которых были примерно равны, несмотря на постоянные попытки одних захватить другие.

Традиционная история и народная память, воспитанные на старых концепциях, общих для всех цивилизаций, и привязанные к «благоприятным» цифрам, сохранили воспоминания о семи государствах, которыми управляли семь выдающихся правителей, «семь героев периода Борющихся Царств». Четыре из этих государств располагались на севере от Желтой реки: царство Янь находилось к северу от Чжилийского залива (Бохайвань); Чжао, Вэй и Цинь располагались друг за другом с севера на юго-запад. Ци занимало территорию современного Шаньдуня, а Хань — между Хуанхэ и Янцзыцзян, воспроизводя цивилизации Центрального Китая. И наконец, Чу, находившееся на южных берегах Голубой реки, обладало и еще долго хранило признаки особой культуры, свободной от квазихолониального мира плодородных, жарких и влажных земель.

В этот период чжоуский культ правителя, очень тесно связанный со средним течением бассейна Хуанхэ, навсегда теряет то, что осталось от его эмоционального и духовного содержания. Каждый гегемон считал себя единственным, кто способен действенно осуществлять связь между Небом и Землей в своем государстве.

Несмотря на жестокость соперничества между царствами и внутренние раздоры, несмотря на раздробленность страны, каждый осознавал свою принадлежность к единой великой цивилизации. Именно эта цивилизация создала обжиг керамики и металлургию, именно она богата тем могуществом, которое дает письменное слово, она вскормлена тем зерном, которое терпеливо выращивают каждый год, каждый повторяющийся аграрный цикл. Неувядаемый цветок, «Срединное государство» (Чжун-го), окруженное бродячими хищными варварами, — вот как осознавала себя эта цивилизация.

Несмотря на то что обе эти эпохи — «Весна и осени» и Борющиеся Царства — были неспокойными, а подчас даже опустошительными, они стали свидетелями небывалого взлета китайской цивилизации. Этот расцвет продолжался многие века на протяжении нескольких классических эпох и длится до сих пор.

В материальном плане появление в V в. до н. э. железа привело к смене орудий труда, а следовательно, к значительным изменениям в земледелии и ремеслах. Впрочем, именно эти следствия, вероятно, характерны для всех регионов, где происходит переход к железу. В Китае же обработка железа отличалась большой оригинальностью. Руду пускали на переплавку, как это делали с бронзой и ее легкими сплавами, — этот процесс китайцы освоили за тысячу лет до начала использования железа. Процесс переплавки был таким же, как, например, у хеттов за полторы тысячи лет до нашей эры. После этого расплавленный металл тек в формы из жаростойкой почвы. Это давало значительные преимущества, поскольку позволяло создать практически серийное производство разнообразных орудий труда, которые достаточно было заточить, чтобы начать использовать. Отрицательным следствием использования готовых форм было то, что изготовленные поточным способом предметы не обладали изяществом, металл не был обработан, а на лезвия было невозможно наварить тонкие пластинки из кованого металла — искусство, которым в Китае давно владели. Этот процесс был окончательно освоен намного позже, только благодаря иранскому влиянию.

В то же самое время, когда началась добыча железа, из древней первобытной религии выкристаллизовались первые элементы философской системы. Первым из этих китайских «философов» был знаменитый Конфуций (551–479 до н. э.), на протяжении своей долгой жизни обошедший всю страну в поисках князя, который захотел бы понять его мудрость и извлечь из нее пользу. Он был первым, кто утверждал, что способность к суждению необходима и ценна, что из всего множества религиозных обрядов и верований, доставшихся в наследство от древности, нужно выбрать подлинные, пригодные, полезные. По его мнению, только это позволяло стяжать добродетель и удостоиться звания человека (жэнь). Во многих аспектах Конфуций выступал как психотерапевт, лечащий умы своих современников, обезумевших в процессе перехода от единства к многообразию — культов, материалов, правительств.

Однако для того, чтобы это новое объединяющее учение распространилось, понадобилось около трех веков: кипящая и плодородная эпоха, когда каждый разум, каждая общность, пробуя играть свою роль в объединении государства, поочередно несли свой маленький камень на строительство общего здания.

Примерно через двести лет после Конфуция родился Мэн-цзи (372–289 до н. э.). Но времена уже изменились, мудрость начала говорить прагматичным языком: если князь создает правительство сообразно добродетели человечности (жэнь), то он может господствовать над всей Поднебесной (Тянься). Мэн-цзи был оптимистом и основывал свое учение на положительных качествах человеческой природы.