Китайская почва изобиловала различными богатствами. Она скрывала огромное количество металлов, таких как медь, олово, железо. Это изобилие не могло не порождать определенной зависти у более бедных соседей, которые стремились любыми средствами раздобыть китайские монеты и украшения. В свою очередь, это заставляло китайское правительство периодически принимать меры, препятствующие вывозу металлов из страны. На самом деле, подлинная нехватка касалась только золота, которое с периода Борющихся Царств использовалось для инкрустаций. Иногда его находили в аллювиальных наносах Сычуани, но чаще всего его нужно было везти из Аньнама (Вьетнама), откуда шло также и серебро. Этого импортируемого товара было достаточно, чтобы поддерживать долгий расцвет декоративных искусств, чему благоприятствовало появление нескольких новинок технического прогресса.

Обработка среброносного свинца

Золотых и серебряных дел мастера империи Тан, воодушевленные новыми идеями, пришедшими из сасанидского Ирана, создавали произведения искусства очень высокого качества. Они обновили традицию металлургов древности и первых лет империи. В то же время они начали использовать несколько технических новшеств, в том числе и изображенное на этом рисунке. Это иллюстрация из трактата, датируемого эпохой правления династии Мин, которая была скопирована из трактата династии Тан, периода, когда техника редуцирования огнем начала вытеснять технику промывания ископаемых. Нужно отметить мехи китайской кузницы, которые очень отличались от своего европейского подобия. Это была коробка с двумя отверстиями, позволяющими поместить внутрь подвижную панель, которая создавала движение воздуха. Часто в качестве кузнечных мехов использовались простые веера

Так, например, редкие металлы широко использовались при создании предметов роскоши. За искусность в этом ремесле, которая была вызвана дефицитом материала, обильно даровались всевозможные льготы. Также никуда не исчезали и древние методы, как, например, инкрустация орнамента из золота или серебра на литую бронзовую основу. Но, вероятно, появление персидских ремесленников, укрывавшихся в Китае после их бегства от арабского продвижения, серьезно изменило местные методы работы. Эмигранты научили своих китайских коллег ковать листовой металл. Благодаря этой методике в Китае появились изысканные предметы высокого качества, украшенные персидскими мотивами — виноградом или розетками, которые чеканились на предмете.

Благодаря тому что стекло, качество которого в эпоху Тан было улучшено, было известно в Китае с конца эпохи Чжоу, ремесленники полагали, что смогут воспроизвести драгоценные камни во всех тонкостях, вплоть до их магического блеска. В Китае существовало два вида стекла: первый вид (лю-ли), полупрозрачный, либо совсем непрозрачный, состоял из подкрашенной замазки, из которой создавались милые подделки под драгоценные и полудрагоценные камни. Второй вид (бо-ли), напротив, был прозрачным: оставаясь бесцветным, он напоминал горный хрусталь. Иногда в него добавляли пигмент, чтобы получить дымчатое стекло. В период Тан появилась мода на дутые сосуды, изготовленные из такого стекла. Тем не менее они оставались редкостью, и в Китае в основном использовались стеклянные емкости, привезенные с Запада вместе с другими сокровищами: это и голубое стекло из Ферганы, голубые и розовые стекла из Бухары, красное и зеленое стекло из Рима. В области декоративного искусства путаница, возникающая при попытках отличить друг от друга стекла местного и иностранного производства, была обычным явлением и имела лишь второстепенное значение. Исключительно важным фактом было то, что украшения эпохи Тан, независимо от того, были они экзотикой или нет, всегда были цветными.

Задолго до правления династии Тан в истории династии Северная Вэй мы встречаем упоминание о том, что в пригородах Лояна находился богато украшенный «зал неизменного постоянства»: «Четыре колонны, поддерживавшие навес фасада, были сделаны из черного камня, отобранного в долине Восьми Ветров, около Лояна. На них были высечены барельефы, в которых использовали серебро и золото, отделявшее скульптуры от туч, так что создавался эффект парчи… Была там и перегородка из голубого камня, окаймленная мрамором, также украшенная барельефами с фигурами, символизирующими верность и сыновнюю любовь, на которых были написаны имена добродетельных и послушных [выдающихся особ]. Перед храмом располагалась стела и скульптуры животных. Камень, из которого была высечена стела, был очень красивым. Перед дверями [императорского] дворца находился Зал императорской искренности. На всех четырех его стенах были изображены портреты мудрецов, верных министров, храбрых офицеров, снабженные подписями, позволяющими понять, кто это…»

Во всех украшениях средневекового Китая богато использовались различные цвета и драгоценные камни. Их оживлял целый мир изображений, которые были объемными, пигмент наносился штрихами. Они были большого размера, а их общая тяга к роскоши и пышности была достойна Версаля.

Эпоха Тан вывела это стремление к красочности на новый уровень. Богатый дом этого времени должен был напоминать пестрый праздник. Хотя резьба по «твердым камням», которая так нам знакома, была еще не слишком распространена, а моДа на драгоценные вычурные предметы развилась только начиная с X в., цветные камни, напротив, были частыми спутниками повседневной жизни. Это могла быть декоративная плитка или облицовка на золотой или серебряной основе.

Сюань-цзун испытывал особую тягу к лазуриту, любимому материалу дальневосточных ювелиров. В его зимней резиденции, расположенной на лесистых холмах, соседствовавших с Чаньянью, с восточной стороны, в центре маленького горного озера, был обустроен миниатюрный остров из лазурита: он выступал из чистых вод, напоминая голубой горный пик. Придворные дамы, одетые в переливающиеся цветные одежды из шелка, управляя при помощи весел легкими судами из лакированного сандалового дерева, плавали вокруг него.

Иногда это богатство появлялось и на улицах. Примерно с VI в. постепенно распространился обычай праздновать начало нового года: в полнолуние к двери прикреплялся изящный яркий фонарь, свет которого должен был затмить свет луны. Этот же праздник был и поводом отменить обычный для больших городов сигнал к тушению огня, и поводом петь и веселиться до рассвета. Каждый город, каждый храм, каждый человек состязались в роскоши. В честь этого праздника Чаньянь украшали пятьдесят тысяч огней, танцевавших в мисках, которые несли в руках тысячи молодых женщин. Волосы женщин были убраны разноцветными булавками, они шествовали вдоль улиц, украшенных вышивками и металлическими знаменами. В Лояне повсюду горели свечи, а во многих местах возвышались «световые башни» на креплениях из золота, серебра или драгоценных камней, украшенные шелковыми тканями. Они достигали примерно сорока пяти метров в высоту, и на них располагались лампы в форме прыгающих драконов, тигров, фениксов и леопардов. Там же было отлито великолепное дерево из бронзы, настолько прекрасное, что император возил его по провинциям, чтобы каждый мог им полюбоваться. Но, вне всякого сомнения, самым странным оставалось дерево, которое в середине VII в. привез в столицу сын правителя Бухары: у дерева было семь ветвей, на которых были развешены лампы из агата. Слава производителя самых красивых фонарей в эпоху Сюань-цзуна была у города Янчжоу. Век спустя, в 839 г., ими любовался японский путешественник Эннин.

Самым часто используемым китайскими ювелирами материалом был нефрит, так как использование жадеита распространилось только в Новое время. К сожалению, неточность китайских терминов делает трудным точное определение того материала, с которым действительно работали скульпторы. Иероглиф, который традиционно переводят, как «нефрит», часто означал просто «декоративный камень» и мог также подразумевать несколько видов мрамора, стеатита, пирофиллита или змеевика. Настоящий нефрит, использование которого кажется таким же древним, как и сама китайская цивилизация, в Китае не встречается. Его, как и лазурит, приходилось везти по южной дороге Шелкового пути из Хотана, где его можно было найти в руслах двух рек, которые сливались около этого караванного города.