«Над теплым бором наклонился вечер…» Над теплым бором наклонился вечер, И тишины душистые ладони Ласкают мне опущенные плечи, И боль моя в глуби озерной тонет. Как много этой нежности мне надо, Чтоб немота свои разжала руки, Чтоб пролетели над притихшим садом В шуршанье птиц — и шелесты, и звуки! Зато уже ничем не заглушить Воскресшей музыки моей души. «Мы узнаем друг друга. Нам тайного знака не надо…» Мы узнаем друг друга. Нам тайного знака не надо — Через годы и версты, в молчании, в страхе, в тоске… Наливаются звезды над темным запущенным садом. Растворяются волны в тугом отсыревшем песке. Через визг лесопилок и тракторов длительный грохот, Через вой самолетов, сумятицу троп и путей, Только дрожью ресниц, ветерком чуть заметного вздоха, Отголоском счастливых, забытых, небывших вестей… Мы узнаем друг друга. Как парус, белеет страница. Входят в сердце стихи, точно гости в покинутый дом, Если эта нежданная радость нам только приснится — Все равно: мы поймем. «Я хочу подарить тебе радугу…» Я хочу подарить тебе радугу, Бело-черных веселых сорок… Все, чему я так истово радуюсь В тишине непроезжих дорог. Я хочу подарить тебе запахи И дыхание тысячи трав, И чащобу с еловыми лапами, И алмазы росы по утрам. Чтоб в бензинном угаре и копоти Городского жестокого дня, В неизбежных и мелочных хлопотах Вспоминал ты с улыбкой меня. Большая дорога Большая дорога, лесная дорога, В дурманящем хвоей бору. А ты, словно юность моя быстроногая, Маячишь на легком ветру. Помашешь рукой. Улыбнешься глазами. Покатят колеса. И вот — Лишь сосны бегут золотыми рядами За ближний, крутой поворот. И здесь уже тихо рождается вечер, Дрожа в позолоте озер. Привычны тебе расставанья и встречи. И странствий зовущий простор. Тропинок и стежек исхожено много, Где наших следов не найти. Лесная дорога, большая дорога, Конец и начало пути… «Улыбки и веселие, и слезы…» Улыбки и веселие, и слезы… Запас впустую расшвыряла весь. Незрячему — показывала звезды, Глухому — пела ласковую песнь. И впереди всего казалось мало… — Душа ждала, дрожала и звала. Ждала — не дождалась, и растеряла Последние дыхания тепла. И остаются только (как немного!) Мои осиротевшие стихи. И даже нету старенького Бога, Чтоб пред уходом отпустил грехи. Оттепель Так долго стыли и сердца, и руки В закостенелой спячке ледяной. Но вместе с водами зашевелились звуки, И набухают и дрожат весной. Неисправимая — я снова за тетрадью, И снова шорохи — сквозь версты и года… Душа теплеет — кстати иль некстати — В ней дрогнул стих, как талая вода. В глубинке Ютясь за занавеской ришелье, Разросся фикус, прячась от мороза. Подушки пухнут в лени и тепле, И увядают восковые розы. Так жизнь проходит мимо нас бочком, Накинув на голову радужный платочек, И кажется: совсем уютно и легко Низать на спицы петли звонких строчек. «Будь доброй, смерть! С тобой не во вражде…» Будь доброй, смерть! С тобой не во вражде — Я к мысли о тебе все годы привыкала. Я знала, ты — при мне. Я знала, ты — везде, Куда бы от тебя я в мыслях ни бежала. Я знаю, ты — покой. Боль — только жизни крик. Но я ведь жизнь люблю — душой и бренным телом! Повремени. Еще мой мир — велик. Еще так многого я сделать не успела!.. Еще на нитку жизнь дни, словно бусы, нижет. Но знаю — ты близка. И ты все ближе, ближе… Реквием по городу Там, где были когда-то мы молоды, — Сквозь тумана серебряный дым. По чужому ходила я городу, А он притворялся моим. Праздным гудом звенели улицы В мире лавок, машин и реклам. В переулках хотелось зажмуриться И приникнуть к забытым домам. Встреч с домами искала знакомыми, Где давно никого уже нет; Лишь над новыми, стекло-бетонными, Тот же древний довлел силуэт. Те ж мосты осеняли течение Той же тихой, знакомой реки… Вспоминала ушедшие тени я И шалела от пьяной тоски. Где умершая канула молодость, — Сквозь тумана серебряный дым Я бродила по мертвому городу, А он притворялся живым. |
