1929 Снег стает, отойдет земля Снег стает, отойдет земля, Прокатится громок густой. Дождь теплый хлынет на поля И смоет клочья пены снеговой. Запахнет тополем волнующе. Вздыхаешь, говоришь: – Весна… — Но ждешь, но думаешь, Что пережил не всю еще Весну, какая быть должна. 1932 Разлив Днепра Широко разлился Днепр. Ни конца, ни края нет. Затопил берега, Заливные луга. Затопил Приднепровье, Низкорослые кусты. И пошли, пошли с верховья На Смоленск – плоты. 1933 Лес осенью Меж редеющих верхушек Показалась синева. Зашумела у опушек Ярко-желтая листва. Птиц не слышно. Треснет мелкий Обломившийся сучок, И, хвостом мелькая, белка Легкий делает прыжок. Стала ель в лесу заметней — Бережет густую тень. Подосиновик последний Сдвинул шляпу набекрень. 1933 Рожь отволновалась Рожь отволновалась. Дым прошел. Налило зерно до половины. Колос мягок, но уже тяжел, И уже в нем запах есть овинный… 1933 Усадьба Над белым лесом – край зари багровой. Восходит дым все гуще и синей. И сразу оглушает скрип здоровый Дверей, шагов, колодцев и саней. На водопой проходят кони цугом. Морозный пар клубится над водой, И воробьи, взлетая полукругом, Отряхивают иней с проводов. И словно на строительной площадке — На доски, на леса – легла зима. И в не заполненном еще порядке Стоят большие новые дома. Они выглядывают незнакомо На улице огромного села, Где только дом попа и назывался домом, А церковь главным зданием была; Где шли к воде поодиночке клячи И, постояв, отказывались пить; Где журавель и тот скрипел иначе, Совсем не так, как он теперь скрипит… Надолго лег венцами лес сосновый. И лес хорош, И каждый дом хорош. …Стоишь, приехав, на усадьбе новой И, как Москву, Ее не узнаешь. 1934 Тревожно-грустное ржанье коня Тревожно-грустное ржанье коня, Неясная близость спящего дома… Здесь и собаки не помнят меня И петухи поют незнакомо. Но пахнет, как в детстве, – вишневой корой, Хлевами, задворками и погребами, Болотцем, лягушечьей икрой, Пеньковой кострой И простывшей баней… 1934 Утро Кружась легко и неумело, Снежинка села на стекло. Шел ночью снег густой и белый — От снега в комнате светло. Чуть порошит пушок летучий, И солнце зимнее встает. Как каждый день – полней и лучше, Да будет лучше новый год. И дней, что отмечают люди, Часов таких, как этот час, — При нас с тобою много будет И много-много – после нас… 1935 Смоленщина Жизнью ни голодною, ни сытой, Как другие многие края, Чем еще была ты знаменита, Старая Смоленщина моя? Бросовыми землями пустыми, Непроезжей каторгой дорог, Хуторской столыпинской пустыней, Межами и вдоль и поперек… Помню, в детстве, некий дядя Тихон, — Хмурый, враспояску, босиком, — Говорил с безжалостностью тихой: – Запустить бы все… под лес… кругом… Да, земля была, как говорят. Что посеешь, – не вернешь назад… И лежали мхи непроходимые, Золотые залежи тая, Черт тебя возьми, моя родимая, Старая Смоленщина моя!.. Край мой деревянный, шитый лыком, Ты дивишься на свои дела. Слава революции великой Стороной тебя не обошла. Деревушки бывшие и села, Хуторские бывшие края Славны жизнью сытой и веселой, — Новая Смоленщина моя. Хлеб прекрасный на земле родится, На поля твои издалека — С юга к северу идет пшеница, Приучает к булке мужика. Расстоянья сделались короче, Стали ближе дальние места. Грузовик из Рибшева грохочет По настилу нового моста. Еду незабытыми местами, Новые поселки вижу я. Знаешь ли сама, какой ты стала, Родина смоленская моя? Глубоко вдыхаю запах дыма я. Сколько лет прошло? Немного лет… Здравствуй, сторона моя родимая!.. Дядя Тихон, жив ты или нет?! |
