15 марта 1838 года Бальзак заказал дилижанс на Марсель, на империале которого ему предстояло провести «четыре дня и пять ночей». 22 марта он сел на корабль в Тулоне и 23-го высадился в Аяччо. Здесь, «едва забрезжил рассвет», его, окруженного сворой свирепых сторожевых собак, обнаружил молодой лейтенант 13-го линейного полка Жуэн д’Эгриньи д’Эрвиль. «Я успел как раз вовремя и, выхватив саблю, спас знаменитого писателя», — вспоминал он[44].

«Выброшенный в Аяччо и приземлившийся на гранитной скамье», Бальзак смертельно скучал и дошел даже до того, что отправился в местную библиотеку, где и прочел «Клариссу Гарлоу» Ричардсона. Вместе с тем Корсика показалась ему «красивейшим на земле местом. Франция не хочет или не умеет извлечь всю пользу из этой прекрасной земли, на которой могло бы жить не меньше пяти миллионов человек, в то время как сейчас живет всего 300 тысяч».

4 апреля ему удалось нанять небольшую барку, которая перевезла его в Альгеро на Сардинии. Пятидневный морской переход закончился благополучно, вот только спать пришлось на корме, где кишели блохи, и питаться совершеннейшей мерзостью, которую именовали «супом». Но Бальзак не унывал. У него в голове уже созрел план разработки серебряных рудников, о которых он слышал еще в Женеве. Провожая его в эту экспедицию, мать ссудила ему 100 франков, а его врач Накар и портной Бюисон также вручили энную сумму денег. Вот только майор Карро отказался участвовать в предприятии. Определенно, ему не хватает предпринимательского духа!

С 10 по 15 апреля Бальзак изучал обстановку. В Аржантьере уже существовало Марсельское общество по переработке отходов серебряных рудников. Конечно, человек — общественное животное, но только не в том, что касается добычи драгоценных металлов. Бальзак снова пустился в дорогу, отправившись в Сассари, откуда он добрался на дилижансе до Кальяри, а затем — морем до Генуи. В пути ему пришлось есть «ужасный хлеб из зеленых желудей» и наблюдать за «полуголыми мужчинами и женщинами, вместо одежды носящими набедренные повязки». На фоне этих картин нищеты «процветают богатые деревни».

В мае Бальзак предпринял поездку в Италию, скорее всего, ради собственного удовольствия. Он посетил Милан и Турин, возможно, побывал во Флоренции. В Саронно он увидел «Бракосочетание Мадонны» Рафаэля, о которой упоминает в «Крестьянах».

Ну почему он не может вести такую же жизнь, как Лист?! Три концерта в Санкт-Петербурге — и 10 тысяч франков в кармане! В Милане говорят, что «благодаря клавишам из слоновой кости он может купить себе дворец!»

Париж далеко, но и из этой дали до Бальзака доносится недовольное ворчание издателей, которые ждут новых рукописей, и гул оскорблений, на которые столь скоры журналисты… Париж ждет его, чтобы снова напомнить о долгах и национальной гвардии. 6 июня он возвращается в «любимый ад», потому что осознал, что «нет тяжелее недуга, чем ностальгия».

Возвращение несколько омрачено поджидающим его письмом Евы Ганской, в котором она упрекает Бальзака в бродяжничестве и легкомыслии. С какой стати его потянуло в Италию, на Сардинию? В ответ он сообщает, что человек, пишущий роман, не может жить, «рассчитывая каждый свой шаг, подобно рантье, выводящему на прогулку по бульварам свою собаку, читающему „Конститюсьонель“, неизменно возвращающемуся к обеду домой, а по вечерам отправляющемуся играть на биллиарде». Если бы Бальзак последовал советам Евы и отдался на волю Провидения, он уже давно коротал бы свои дни в тюрьме Клиши.

К тому же ему нравилось ночевать в империале.

Еще до отъезда Бальзак поручил предпринимателю Юберу заняться устройством маленького дома, который купил в Севре. К июлю 1838 года он расширил свои владения, прикупив несколько небольших участков земли, и теперь вполне мог здесь обосноваться. Он обставил свое жилище с предельной скромностью, углем нацарапав на стенах: «палисандровая обшивка», «гобелены», «венецианское стекло», «картина Рафаэля».

Почва в имении оказалась глинистой, а участок неровным. Гости Бальзака восхищались ловкостью, с какой хозяин перемещался по саду, держа в руках булыжники, которые по мере необходимости кидал себе под ноги.

Подумать только, через год он сможет добраться до Парижа поездом!

В июле-августе он был завален работой. Требовалось срочно оплатить счета и векселя, выданные для обустройства Жарди. В парке Сен-Клу распевали птицы, зеленая сень деревьев навевала сладкие сны, а он корпел над первой частью «Блеска и нищеты куртизанок».

Окончательный текст этого романа был опубликован только в августе 1844-го с датировкой 1845 года, а до этого в печати появились многочисленные отрывки и варианты.

В августе Бальзак принялся за переработку «Сельского священника» и «Крестьян», пока что озаглавленных «Кто с землей, тот с войной».

Одновременно он написал «Дом Нусингенов», а с 22 сентября по 8 октября в «Конститюсьонель» появился его «Музей древностей» — своего рода заключение к «Старой деве». Правда, Алансон в этом романе не упоминается, а сюжет разворачивается вокруг молодого аристократа Виктюрниана д’Эгриньона, который приезжает в Париж, связывается с компанией кутил и гуляк, а затем, стараясь угодить своей любовнице Диане де Мофриньез, совершает подлог. Фигуры второстепенных персонажей, заимствованные из провинции, «становятся барельефами на стенах склепа». Аристократы вроде д’Эгриньона, которым в 1818 году было под семьдесят, мечтают о возвращении своих огромных состояний. Отсюда название — «Музей древностей», потому что именно так называли собрания этих людей. Если Париж для жителей Алансона — это цитадель удовольствий, то парижане видят в провинции мирную гавань, в которую они стремятся, скрываясь от долгов, спасаясь от любовных скандалов, а то и от обвинений в подлоге или убийстве. За последнее преступление правосудие карает жестоко: виновного на два часа выставляют на всеобщее обозрение, как во времена позорного столба, затем клеймят каленым железом и отправляют на каторжные работы в Тулон. Бальзак знал, что один из родственников Эжена Делакруа подвергся именно такому наказанию.

15 июня 1839 года Бальзак добавил к своему владению в Жарди еще один земельный участок. Теперь у него было два дома и еще один, построенный Юбером, а также 4,4 гектара земли. Земля обошлась в 10 тысяч франков, постройки — в 42 тысячи. Но где взять эти деньги? Бальзак чувствовал, что силы его на исходе. Неужели снова «бросаться в работу, словно в бездонную пропасть»? Не лучше ли продать авансом свои будущие произведения, скажем, на десять лет вперед? Но и в том и в другом случае его ждет жизнь, полная лишений: «Какое несчастье родиться бедным, но с сердцем художника!»

2 июня, прогуливаясь по саду, он упал. Пришлось провести в постели 40 долгих дней. Кончился хлеб, кончились свечи, кончилась бумага. Не было покоя от кредиторов, на его след снова напала национальная гвардия. В январе 1839-го он уже побывал в тюрьме. В августе он отправил Еве Ганской одно из самых горьких писем:

«Жарди грозит гибель. А ведь я уже почти закончил стройку, остались какие-то пустяки. Но мне все равно не жить спокойно, пока я не расплачусь со всеми, кому должен, а должен я целое состояние. Тысячефранковые билеты проваливаются, как суденышки в море. Литературный труд становится все неблагодарнее. Издатели хотят получить все рукописи сразу, а критики считают, что я слишком много пишу».

Тем не менее в Жарди Бальзак пережил и радостные моменты. К нему приезжали друзья, веселые люди, с которыми ему было приятно проводить время. В числе самых верных почитателей — Леон Гозлан, впоследствии написавший книгу «Бальзак в домашних туфлях», Шарль Лазайи, «человек с крупным телом, управляемым не менее крупным носом», Лоран-Жан, любивший называть Бальзака «деткой», «дорогушей» и «любимым».