Наиболее изученной темой, очевидно, является проблема исторического, этнического и социально-политического сознания хронистов и летописцев[224]. Образ истории (методы работы, круг источников, принципы описания прошлого)[225], политическая мысль и литературная составляющая их исторических трудов рассмотрены в сравнительно-историческом аспекте[226]. В результате этих исследований были выявлены общие представления о ранней (дохристианской) истории восточных, западных и отчасти южных славян, близость сюжетов и многих деталей (описания обрядов, символов власти, добродетелей правителей) повествований о языческом периоде в историографии раннефеодальных государств.
В заключение историографического экскурса следует остановиться на статье и двух монографиях польского исследователя Я. Банашкевича, во многом предвосхитивших мою работу. В специальной статье Банашкевич попытался определить круг источников, в которых отразилась мифопоэтическая традиция славян, повествующая о происхождении власти[227].
Одна из монографий исследователя полностью посвящена рассмотрению сказания о Пясте и Попеле[228]. В этой работе Банашкевич дает исчерпывающий очерк историографии[229]. Сказание трактуется им как династическая легенда, приводятся многочисленные мифоэпические и мифоисторические аналогии сюжету о потере власти Попелем и ее обретении «низкородным» Пястом[230]. Образ Пяста рассматривается в контексте преданий о мифологическом покровителе благоденствия и урожаев, исследуется обычай гостеприимства, обряды пира и постригов, роль женских персонажей[231].
Имя Пяста исследователь сближает с именем вождя пеласгов Пясоса (Пеласга) и возводит к индоевропейскому корню Pi*, индоевропейскому *pitya, т.е. это имя он считает родственным славянским словам «пить», «пиво», «пища». Кроме того, имя Пяст может быть родственно кельто-римскому имени «Пасцент» (оно близко латинскому «pascere», славянскому «пасти»)[232].
Банашкевич сделал важное наблюдение о том, что в Хронике Галла Анонима фольклорная триада братьев (Семовит, Лешко, Семомысл) превратилась в трёх потомков Пяста[233]. Он изучил фабулу предания о Пясте и Попеле и выделил два ключевых мотива — «бога-гостя» и «пира по случаю постригов», а также топос «смерть злого правителя»[234].
Во второй монографии о древних славянских легендах Банашкевич провел сравнительный анализ трёх традиций — польской (на основе текстов Хроники Винцентия Кадлубка), чешской (Хроника Козьмы Пражского) и русской (ПВЛ)[235]. Он сделал вывод о сохранении в средневековой славянской историографии сюжетов и мотивов древних племенных сказаний[236]. Банашкевич подробно останавливается на описании этапов становления власти у славян и образах первых правителей[237]. Исследователь приводит большое количество мифологических, эпических, раннелитературных аналогий, не оставляющих сомнения в устном, фольклорном происхождении повествований о первых славянских князьях.
Однако, несмотря на общий новаторский взгляд Банашкевича, ряд его положений вызывает сомнение. Ученый, на мой взгляд, неправомерно исключил из числа «древних племенных легенд» легенду о Попеле и Пясте (считая ее только династической), и в результате более древние тексты ПВЛ и Козьмы Пражского сравниваются им с поздним сочинением Винцентия Кадлубка, в котором ранняя традиция подверглась значительному литературному «искажению». Кроме того, Банашкевич больше внимания уделяет эпической, дружинной традиции (воинским «карьерам» потомков Пяста, образам польских городов, регалиям власти), а не племенной. Этап поиска критериев реконструкции и последующего сравнения древнейших славянских текстов, в которых отразилась традиция описания становления власти и древнейшие представления о ней, им фактически пропущен. Тем не менее в настоящее время работы Я. Банашкевича представляют собой наиболее подробный и удачный опыт изучения древнейших славянских легенд.
Примечания:
176. Нидерле, 2000; Шафарик, 1837-1848.
177. Нидерле, 2000. С. 159, 248, 257.
178. Соловьёв, 2000. С. 25-36.
179. Dobrovský, 1803-1819. Подробно об истории изучения и изданий Хроники Козьмы Пражского см.: Санчук, 1962. С. 5-24.
180. Регель, 1890. Ч. I. С. 240-246; Ч. II. С. 108-111. Ср. современные работы о письменных источниках текста Козьмы: Třeštík, 1960. S. 567-785; Королюк, 1960. С. 3-23.
181. Koláŕ, 1925. S. 2-74.
182. Dümmler, 1854; Loserth, 1880. S. 3-32; Brückner, 1904. S. 660-826.
183. Novotný, 1912-1913.
184. Nejedlý, 1953. S. 7-9, 11-12, 16-18, 23, 25, 30-31, 33, 42-44.
185. О рукописях, истории издания, а также этапах изучения Хроники Галла см.: Maleczinski, 1952. S. I-CXIV; Попова, 1960. С. 61-68; Plezia, 1982. S. I-LV; Назаренко, 2004. C. 16-19.
186. Польская историография подробно рассмотрена в монографиях Я. Банашкевича (Banaszkiewicz, 1986. S. 5-18; Banaszkiewicz, 1998. S. 5-12). См. также: Piast, 1970. S. 70-71; Piast, 1980. S. 815-817.
187. Brückner, 1980. S. 289; Brückner, 1937. S. 597; Brückner, 1898. S. 307-352; Gajsler, 1908. S. 143-154. Зависимость легенды о получении власти Пястом от христианских легенд о св. Германе доказывал также Е. Богуславский {Bogusławski, 1910. S. 25-43).
188. Карлина, 1996. С. 11-13.
189. Woiciechowski, 1895. S. 171-221.
190. Balzer, 1895. S. VIII-IX, 17, 327.
191. Schneider, 1907. S. 591-603.
192. Kawczyński, 1895. S. 171-221; Łepkowski, 1911. Эти наблюдения были развиты и дополнены в работе Я. Довиата (Dowiat, 1968. S. 83-88).
193. Была предложена и более адекватная этимология от «коса», «клок волос», «оселец» (Kucharski, 1927. S. 170).
194. Siemovit, 1970. S. 169. О структуре семейных и родственных отношений у славян см.: Гимбутас, 2003/1. С. 163-171.
195. Łowmiański, 1973. S. 262. Ср.: Ловмяньский, 1972. С. 4-16.
196. Флоря, 2002. С. 206-207.
197. Łowmiański, 1973. S. 462, Łowmiański, 1962. S. 111-116. Отмечу, что в современной историографии сравнение имен восточнославянских и западнославянских богов позволяет сделать вывод о том, что восточные славяне сохранили древний общеславянский пантеон, а у западных славян его место заняли «обожествленные герои и правители». «Имена западнославянских богов: Святовит, Яровит, Руевит, Поревит, Витолюб, Радегаст и т.п. — по структуре типичные личные имена князей, ср. обычные княжеские имена Вигомир, Ви-тослав, Витомысл, Добровит, Людевит, Доброгаст» {Клейн, 2004. С. 247).
198. Ślaski, 1968. S. 14-37, 69-84.
199. Hertel, 1980. S. 18-47.
200. Potkański, 1965. S. 414-438.
201. Hensel, 1953. S. 71-72.
202. Piast, 1970. S. 70-71; Popieł, 1970. S. 228-229. В отечественной историографии процесс становления польского государства был реконструирован В.Д. Королюком (Королюк, 1957). Работа Королюка тем не менее во многом устарела, особенно в отношении догадок о военных подвигах первых представителей династии Пястов (Там же. С. 122).
203. Łowmiański, 1972. S. 405-444. См. также: Флоря, 1981. С. 96-129.
204. Граус, 1959. С. 138-155.
205. Там же. С. 153.
206. Graus, 1969. S. 817-844.
207. Třeštík, 1978. S. 9-10.
208. Třeštík, 1968. S. 166-183; Тржештик, 1991/2. С. 38-43.
209. Мыльников, 1977.
210. Систематический и подробный обзор славянского язычества принадлежит X. Ловмяньскому (Ловмяньский, 2003).
211. Łowmiański, 1973. S. 320; См. также: Klucas, 1970. S. 426-431. Возможны два варианта: звукоподражательный от «крак» — «ворон» или от слова «клюка», «палка», «посох». Второй вариант семантически сближает имена Крака и Кия, обозначающие «посох». Легенда о польском Краке, скорее всего, восходит к племенной традиции висленских славян (Bardach, 1955. S. 16).
212. Svoboda, 1964. S. 77-80, 194. Ср.: Banaszkiewicz, 1998. S. 122.
213. Jacobson, 1971. P. 609; Милов, Рогов, 1988. С. 105.
214. Щавелёва, 1987. С. 23-27; Щавелёва, 1976. С. 54-57; Мыльников, 1996. С. 141-203.
