Противостояние ваххабитов и традиционалистов достигло апогея в августе 1999 года, когда банды Басаева и Хаттаба вторглись на территорию Дагестана. Разгром этих банд вначале в Дагестане, а затем и на территории Чечни позволил традиционалистам развернуть наступление на ваххабитов и в значительной степени выдавить это течение в маргинальное подполье.

Итогом борьбы между последователями традиционных течений и ваххабитами на Северном Кавказе стала выработка политики на уровне региональных органов власти по контролю над религиозной деятельностью. 16 сентября 1999 года был принят закон о запрете ваххабитской деятельности на территории Республики Дагестан. Власти сделали ставку на влиятельных шейхов суфийских тарикатов, предоставив им свободу рук в отношении салафитов. Можно сказать, что это решение также не отличается глубиной проработки, так как усилившиеся суфии повели беспощадную борьбу не только с ваххабитами, но и стали проводить не всегда дружественную политику (по крайней мере в информационном поле) по отношению к традиционалистским структурам управления центральной России. Периодическая полемика, возникающая между ними, не всегда выглядит оправданной в свете существования гораздо более серьёзного противника.

Так или иначе, но ваххабизм на территории Северного Кавказа удалось во многом маргинализовать и загнать в подполье. Вряд ли его удастся искоренить в ближайшее время, тем не менее главная цель, которую преследуют в своей политической деятельности ваххабиты — создание государства «чистого ислама» на территории Северного Кавказа, скорее всего, уже недостижима. Оговоримся — речь идет о той ситуации, в которой сохранятся существующие тенденции. События Арабской весны развиваются крайне непредсказуемым образом, и в случае, если ее результатом станет полная дезинтеграция всего региона Ближнего Востока, радикальный ислам, скорее всего, получит новый импульс в своем развитии и распространении. В этом случае Северный Кавказ вновь станет передовой линией фронта столкновений традиционного ислама и ваххабизма.

Распространение ислама в Поволжье во многом связано с распространением татарского и башкирского этносов, как носителя культурной и религиозной исламской традиции.

Ситуация в Поволжье существенным образом отличается от ситуации на Северном Кавказе. Главное отличие — в отстранённой и во многом попустительской политике государства как на уровне регионов, так и на федеральном уровне по отношению к угрозе распространения ваххабизма. Главный принцип, которым руководствуются власти — внешняя лояльность мусульманского сообщества, внутренние же процессы, происходящие в нем, государство считает сугубо внутримусульманским делом, в которое незачем вникать и вмешиваться. Говоря иначе — отсутствие какой бы то ни было политики выдается за политику мудрую и вдумчивую. Нужда выдаётся за добродетель — знакомая ситуация. Принцип «не навреди» хорош в относительно стабильной обстановке, однако в складывающихся условиях он более напоминает поведение страуса.

Разрешение кризиса на Кавказе вооруженным путем, по сути, вскрыло гнойник и позволило его в значительной мере очистить. В Поволжье отсутствие политики государственного контроля над религиозной экстремистской деятельностью неизбежно приведет к образованию нового очага напряженности и необходимости купирования его не менее жесткими методами, чем на Кавказе.

Второй отличительной особенностью Поволжья является неспособность ваххабитов создать массовую прослойку своих сторонников. Оговоримся сразу — эта неспособность временная, и не стоит считать, что она не будет преодолена. Главным препятствием сегодня для массовой вербовки своих сторонников является традиционный национализм местных мусульманских народов. Они с большей охотой используют исламский фактор для своей автономизации или сепаратизма, чем позволят пришельцам извне отформатировать их ментальность в космополитичном формате радикального ислама.

Поэтому основная ставка ваххабитов в Поволжье делается на молодежь «эпохи ЕГЭ». Догматичное образование, сведенное к запоминанию полубессмысленного набора бессистемных фактов, оглупление молодежи, низкий уровень культуры и очень низкая критическая планка предоставляют радикалам прекрасное поле для внедрения в девственно чистое сознание молодежи своих вполне доступных и столь же догматичных идей. Пока доля такой молодежи невелика, однако продолжение катастрофической политики в области образования и культуры предоставляет ваххабитам прекрасный шанс на расширение своей деятельности в этой среде.

Еще одной проблемой ваххабитов в Поволжье является отсутствие среди региональных лидеров человека, хотя бы отдаленно напоминающего Джохара Дудаева, который будучи фантастически невежественным в богословии, да и вообще в вопросах веры человеком, использовал ваххабизм в качестве тарана для решения вопросов укрепления личной власти. Однако, как это всегда бывает, ваххабиты в конечном итоге использовали самого Дудаева и сумели в короткие сроки создать свое протогосударство, с помощью которого и обеспечили массовый приток в свои ряды новообращенных адептов.

Тем не менее, вполне можно представить себе ситуацию, при которой появление таких лидеров станет реальностью. Слабость федеральной власти, кризис в среде российской элиты немедленно приведут к росту сепаратизма и объективной потребности региональных элит возглавить этот процесс. Ваххабиты могут стать заманчивым инструментом для достижения своих целей — а уж как именно сложатся отношения между ними и региональными элитами, предсказать не трудно. Ваххабиты никогда не придерживаются никаких договоров. В случае захвата власти они немедленно избавляются или расправляются со своими попутчиками.

Судьба президента Ичкерии А.Масхадова — вполне показательный пример. Полевые командиры-ваххабиты Хаттаб, Басаев, Бараев, Радуев к концу существования Ичкерии практически добили как чеченских традиционалистов, так и протогосударственные масхадовские структуры. Только неудачный поход на Дагестан и поражение во второй чеченской войне не позволили им зачистить окончательно политическое и религиозное поле республики. Правда, самому Масхадову их поражение уже не помогло.

Отдавая себе отчет в этом, ваххабиты используют в Поволжье иную тактику, более приспособленную к существующим ограничениям. Она сводится к работе в двух направлениях — вербовке лидеров духовенства и государственных служащих, а также в создании небольших хорошо законспирированных групп боевиков-профессионалов, имеющих боевой опыт и подготовку, способных стать кристаллизующим ядром будущих террористических группировок.

Первое направление деятельности, судя по публикациям прессы и отчетам Российского института стратегических исследований (РИСИ), который чуть ли не единственный системно занимается этой проблемой, ведется вполне успешно. В 2012 году ваххабитам удалось убить одного из наиболее непримиримых своих противников и одновременно крайне влиятельного духовного лидера Татарстана Валиуллу Якупова, а также тяжело ранить муфтия Татарстана Ильдуса Файзова. Немного погодя это стало формальной причиной его ухода в отставку с поста руководителя ДУМ Татарстана. На смену им пришли люди, более лояльно относящиеся к идее внутриисламского диалога, а по сути — соглашательства с экстремистами. Вполне возможно, что мы увидим возвращение на свои места одиозных лидеров ваххабизма, которые были выдавлены из республики чрезвычайными усилиями как раз Якупова и Файзова.

Второе направление деятельности реализуется прямо сейчас в ходе сирийской войны. В качестве примера можно привести ваххабитского вербовщика Айрата Вахитова, известного под именем Салман Булгарский. Он открыто и весьма активно ведет вербовочную работу через русскоязычные социальные сети, рисуя героические картины «священной борьбы» с неверными и отступниками, адресуя свои не слишком правдоподобные истории малообразованной аудитории. Набранные таким способом добровольцы едут на джихад в Сирию, а выжившие и должны составить боевой костяк поволжских джамаатов. Трудно сказать, насколько и как ведется работа российских спецслужб по отслеживанию деятельности и возвращения на родину этих людей. Скорее всего — никак, хотя как обычно, хочется верить в доблесть и прозорливость наших органов. Во всяком случае, деятельность Салмана Булгарского не встречает ни малейшего противодействия, хотя его биография, в которой есть период отсидки в американской тюрьме в Гуантанамо и более чем вероятное сотрудничество с ЦРУ США, должна была привлечь особое внимание к его персоне.