Сообщения о татарских наёмниках в Сирии не могут не настораживать.

Специфика Сирии заключается в том, что сирийцы называют чеченцами практически всех боевиков-выходцев с Северного Кавказа, и татарами — практически всех выходцев с Поволжья, поэтому однозначно определять национальность и происхождение русскоязычных боевиков, воюющих в Сирии, затруднительно. Тем не менее, вполне очевидно, что русскоязычные наёмники становятся вполне ощутимой проблемой не только для сирийцев. Главная опасность заключается в том, что при полном отсутствии контроля за их перемещениями сложно оценить истинное количество и момент, когда они начнут массово возвращаться в Россию. Названная руководителем ФСБ цифра в 200 российских граждан, воюющих в Сирии, выглядит не очень правдоподобной. На видеоотчетах террористов, в которых они повествуют о своём боевом пути на разных территориях Сирии, русская речь и крупные отряды русскоязычных боевиков к середине 2013 года стали практически обыденным явлением.

Всё сказанное говорит о том, что ухудшение ситуации в Поволжье в отличие от Северного Кавказа развивается латентно и главное — без должного контроля со стороны государства. На сегодня её исследование сведено к сугубо полицейским сводкам и точечной работе отдельных научных структур. В подобных условиях говорить о качественном анализе и прогнозировании ситуации попросту не приходится. Неизбежным следствием попустительской политики государства станет внезапный прорыв накапливающихся негативных процессов.

Именно поэтому неприглядность ситуации и представляется автору крайне опасной. Поволжье, Уральский регион и северные нефтегазовые регионы страны подспудно накапливают свой разрушительный потенциал, но никаких системных решений по предотвращению угрозы не принимается. Собственно, без должного изучения проблемы, возможно, что бездействие властей выглядит и наиболее рациональной тактикой — бессистемные решения могут нанести ещё больший вред. Однако является ли такая политика разумной — вопрос явно риторический.

Стоит отметить, что если события на Северном Кавказе происходили на периферии страны, то Поволжье, Урал и Север — это центр России, в котором сосредоточен значительный промышленный и экономический потенциал. Удар, который нанесут (а его обязательно нанесут) ваххабиты в этом месте, может оказаться фатальным для дальнейшего существования нашей страны. Уже поэтому совершенно необъяснима с любой рациональной точки зрения столь странная политика государства, заставляющая за неимением лучшего, прибегать к конспирологическим теориям и задаваться вопросом о прямом предательстве части российской управляющей элиты.

Внешние факторы угрозы распространения радикальных идей можно свести к двум группам — системной деятельности иностранных структур и агентов по распространению своего влияния на территории России, а также угрозам, исходящим от бесконтрольных миграционных процессов.

В первые годы «молодой демократической России» первый из указанных факторов являлся практически единственным. Как на территории России, так и в мусульманских республиках бывшего СССР в массовом порядке открывались представительства и филиалы разнообразных исламских фондов, центров и благотворительных организаций. Собственно, и их западные коллеги не отставали, внедряя свои структуры и конкурируя за влияние на просторах бывшего Советского Союза.

Республики Средней Азии, столкнувшись практически сразу после распада СССР с массированными атаками радикальных исламистов, очень быстро сумели взять ситуацию под относительно действенный контроль. В связи с информационной закрытостью этих стран далеко не все детали становятся известными, однако вполне очевидно, что власти среднеазиатских республик сумели реально оценить угрозы и жестко оградить себя от радикальных зарубежных эмиссаров — как в легальном поле, так и подпольно действующих. Пожалуй, только в Таджикистане из-за вспыхнувшей гражданской войны на этом пути возникли серьезные сложности, но и они в целом были преодолены.

В России в связи с развалом системы управления мусульманским сообществом на её месте возникли новые структуры, финансовые ресурсы которых не позволяли вести конструктивную деятельность. В этих условиях заманчивые предложения со стороны зарубежных спонсоров выглядели вполне допустимым компромиссом с совестью и долгом. Распространенная практика получения помощи неподотчетными суммами в наличных с одной стороны попросту развращала, с другой — делала принимающих такую помощь уязвимыми для возможного давления.

Без существования государственного контроля за финансовыми потоками структур управления мусульманским сообществом они были объективно заинтересованы в продолжении вполне порочной практики подобного «сотрудничества». Слишком принципиальные муфтии ставились в заведомо невыгодное положение перед менее щепетильными коллегами. При этом нужно учесть, что возрождение ислама действительно требовало мобилизации ресурсов. Строительство мечетей, создание системы духовного образования, издательские программы, содержание разбухающих аппаратов требовали вполне серьёзных вливаний, и опора на традиционные источники финансирования не могла покрывать всех возникающих потребностей.

Понятно, что столь питательная среда и заинтересованность духовных лидеров в поиске новых источников пополнения бюджета структур управления сообществом не могли не привести к тому, что страна была наводнена структурами, которые не слишком скрывали своих истинных целей. Кроме того, эти же структуры активно работали и с региональными органами управления, вполне искусно педалируя близкие им темы национального самоопределения. В условиях вялотекущего распада страны борьба с зарубежными враждебными структурами была практически бесполезной. Региональные лидеры — как светские, так и духовные — были обязаны просчитывать варианты своих действий в ситуации краха российской государственности. Возникла устойчивая самоподдерживающаяся система, конечным итогом функционирования которой должен был стать распад страны.

В этих условиях единственным стабилизирующим фактором стала вторая чеченская война и ликвидация одного из враждебных проектов развала России.

После уничтожения ваххабитского анклава на Юге страны федеральные власти предприняли активные действия по закрытию других проектов. Во многом лишь благодаря этому исламское сообщество смогло в какой-то степени остановить свой распад и зафиксировать сложившееся положение.

К сожалению, новые федеральные власти, сделав ставку на отечественную бюрократию в борьбе с иностранными проектами, не сумели найти или создать сдерживающую её силу, что в довольно короткие сроки вначале затормозило возрождение страны, а затем привело к ее стагнации. Сложившийся баланс между олигархией, ориентирующейся на отечественный промышленный комплекс, и олигархией, ориентированной на международную финансовую бюрократию, стал причиной краха политики возрождения, что немедленно привело к застойным явлениям во всех областях жизни страны, в том числе и в процессах, происходящих в мусульманском сообществе. К 2005–2006 году конструктивные процессы были прекращены, и вновь появились вполне угрожающие тенденции размежевания и борьбы внутри мусульманского сообщества и его структур управления.

Сказанное позволяет сделать вывод — общая ситуация в России прямым образом влияет на объединительные процессы внутри российской уммы. Ухудшение или стагнация положения в стране немедленно самым пагубным образом отражается на тяжелом и долгом пути собирания российских мусульман в единую общность.