— Ну что, твое богомерзкое колдовство готово? — Спросил Вальмонт как только Гарвель выложил на землю последний сигил. Демонолог кивнул, поднимаясь, суставы хрупнули, когда он с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину.

— Передохну малость, и приступим. — Сказал он, начав выкладывать травы.

Вскоре, пентаграмма налилась едва заметным свечением, сигилы приподнялись в воздух на расстояние ладони от земли.

— Становись в круг. — Буркнул демонолог, для верности указав в какой именно. Вальмонт пожав плечами переместился куда просили.

— Напитать круг силой сможешь? — Спросил Гарвель. Инквизитор покачал головой. От такого ответа, Гарвель вздохнул разочарованно. Идея держать защиту еще и на инквизиторе, ему категорически не нравилась. Несмотря на то, что Сиречлион был существом мирным, общение с Хоэфом такой силы всегда несет в себе некоторый риск.

— Скажи, кого ты собрался призвать. — Подал голос из своего круга инквизитор.

— Сиречлиона. — Ответил Гарвель, не поворачивая головы.

— Кто это? — Заинтересованно спросил Вальмонт.

— Это один из старейших Хоэфов. — Пояснил Гарвель, память услужливо подсказала инквизитору, что Хоэфами называют демонических магов, и, судя по тем обрывочным записям, что ему удалось сохранить, связываться с ними очень опасно, поскольку их сила носит совершенно иной характер, чем у большинства демонов.

Вскоре сигилы начали испускать призрачный свет, а разложенные по углам травы — тлеть, испуская сладковатый ароматный дым. Неподвижно сидевший до этого Гарвель поднялся. Вальмонт, не отрываясь, смотрел, как демонолог, воздев руки вверх, принялся шептать формулу призыва. Вторя его словам, свет, испускаемый сигилами начал пульсировать, повторяя ритм фраз демонолога. Вокруг каждого из них завихрился небольшой смерчик, взвихривший пропущенные хвоинки. Инквизитора внезапно бросило в жар, навалилась глухая тоска пополам с отрешенностью. Захотелось сесть, отдохнуть. Вечно. Покой, невыносимо хотелось избавиться от этой суеты, любым способом. В грудь инквизитора внезапно стукнуло, Вальмонт рефлекторно подхватил небольшой стеклянный пузырек с содержимым темно бурого цвета. Перевел взгляд на демонолога, что продолжал шипеть слова заклятья, тот жестом показал, что нужно делать.

Сковырнув пробку, инквизитор залпом осушил, чувствуя, что еще чуть-чуть и безмерная тоска его сломит. По горлу словно скользнула ледышка, инквизитор ясно ощущал, как она протолкнулась по пищеводу, осев в желудке, начала расти. Холод от нее начал стремительно распространяться во все стороны, за минуту разросся, охватил все тело и даже выплеснулся наружу. Сконцентрировавшись на своих ощущениях, Вальмонт не заметил, как тоска отступила, под напором холода, и не только тоска, но и все остальные эмоции тоже, даже любопытство, куда-то пропало. Оставив лишь рассудок, пропала вся жажда деятельности, Вальмонт ощущал себя эдаким думающим механизмом. Мысли, роящиеся в голове, моментально упорядочились, заняв каждая свое место.

Гарвель, больше не отвлекаясь на попавшего под удар инквизитора, принялся тянуть демона в реальность. Это оказалось неожиданно тяжело и даже немного противно, к тому же навалилась испускаемая демоном тоска. Но тренированный разум демонолога не поддавался, и постепенно фигура демона начала проявляться в круге призыва.

— Сиречлион! — Закричал демонолог, чувствуя, что остался последний рывок. Сигилы вспыхнули нестерпимо ярким светом, ослепив на время инквизитора, а когда зрение вернулось, Вальмонт равнодушно наблюдал, как в круге сгустился туман, постепенно принимая человекоподобную форму. Когда туман рассеялся от резкого порыва ветра, взгляду инквизитора предстал мужчина, одетый во все черное, на плече его сидел ворон, поочередно поворачивая в сторону Вальмонта то один глаз, то другой. В глазах мужчины плавилась такая тоска и печаль, что даже Вальмонт, несмотря на вызванное эликсиром одубение, ощутил жалость.

Демон неподвижно стоял в центре круга, поочередно гладя то на демонолога, то на инквизитора.

— Сиречлион, мне нужна твоя помощь. — Начал Гарвель охрипшим голосом, демон медленно перевел свой взгляд на него. Гарвель с содроганием встретил взгляд его глаз цвета затухающего солнца.

— Что ты хочешь узнать. — Раздался голос демона. Хотя, как отметил про себя Вальмонт, рот его остался закрытым. Гарвель облизал внезапно пересохшие губы. К помощи Сиречлиона, он прибегал считанные разы, и на собственном опыте знал, как тщательно нужно облекать мысли в слова.

— Кто стоит за культом Балора в Гессионе, зачем такое количество энергии? — Наконец, собравшись с силами, сказал демонолог. На безучастном лице демона появился интерес, но почти тут же пропал не оставив и следа.

— Что ты готов отдать мне? — Произнес демон ритуальные слова сделки.

— То, что тебе необходимо. — Механически ответил Гарвель. Сиречлион задумался, легкая тень пробежала по его лицу, черный ворон вспорхнул с его плеча, унесся в небо, нарезая круги вокруг лесной полянки, вскоре его черная тень потерялась в небе.

— Один день слияния. — Ответил демон, чеканя слова, лицо его по-прежнему оставалось безучастным. В одурманенном эликсиром мозгу Вальмонта, всплыло знание того, что подобное запрещено и что он инквизитор должен пресекать подобное. Но знание оставалось мертвым, абстрактным, и ничего общего с действием не имело.

— Я согласен. — Сказал демонолог непослушным языком. — Но при одном условии. — Добавил он поспешно. Демон молчал, ожидая продолжения.

— При условии, что твои поступки будут ограничены его моралью. — Палец демонолога указал на стоящего в круге инквизитора. Жуткий взгляд демона переместился вслед за пальцем. В тот же миг, Вальмонт ощутил, что его словно бы вывернули наизнанку, покопались, с интересом разглядывая внутренности, затем вернули все наместо, брезгливо отряхивая руки.

— Согласен. — Отведя взгляд от лица инквизитора, сказал Сиречлион. На миг блеснул острый, режущий глаза свет, закрепляя сделку.

— Все твои проблемы из-за Батора. Возрождение крайне затратная процедура. — Сказал демон, превращаясь в клок темного тумана, и втягиваясь в тело Гарвеля. Причем здесь щенок? — мелькнула мысль в сознании демонолога все еще силящегося понять смысл слов демона, пока не потухло, под напором воли демона.

Весь храм застыл в тревожном ожидании, прошедший день слился для инквизитора и монахов в один сплошной кошмар. Одержимый Гарвель, запершись с настоятелем, о чем-то горячечно спорил. Порой общение переходило на крик, в комнате слышался треск ломаемой мебели, но Вальмонт, скрипя зубами от бессилия, удерживал своих людей от атаки. Лишь к вечеру все неожиданно стихло и из комнаты вышел бледный настоятель, а в комнате нашли распростертое на полу бездыханное тело демонолога.

Бледный от пережитого, Вальмонт наблюдал, как тело выносят из кельи. Монахи собрались было предать его огню, но инквизитор, по наитию, запретил и, как оказалось, не зря. Вскоре Гарвель сделал первый вдох, медленный, коматозный, но все-таки вдох. Постепенно дыхание стало прерывистым, а тело начало биться в судорогах. Четверо дюжих монахов, перенесли бьющееся в агонии тело Гарвеля в келью инквизитора. Когда Гарвеля уложили на кровать, Вальмонт выгнал всех из кельи, рухнув в стоящее рядом с кроватью кресло, погрузился в некое подобие чуткой дремы. Из этого состояния его вывел крохотный имп, с горестным писком рванувшийся к бьющемуся в судорогах хозяину. Как в комнату проник щенок, для инквизитора осталось загадкой, просто в какой-то миг двери комнаты приоткрылись, в комнату ворвался жалобно скулящий щенок, который тут же принялся подвывать шипящему импу.

Контроль над телом возвращался с неторопливостью тающего ледника, тело демонолога билось в конвульсиях от обжигающей боли, тысячей раскаленных иголочек пронзающей каждую частичку его измученного тела. Сжатые до хруста зубы скрипели, из горла вырывалось клокотание, чувства кричали о том, что его распинают, жгут на костре, пронзают копьями, острия которых мучительно медленно прорывают кожу, разрезают натянутые как струны мышцы, оставляя лишь лохмотья боли. От личности Гарвеля остались лишь жалкие осколки, агонизирующие на руинах нервной системы, но то, что составляло саму суть демонолога, то, что заставляло его двигаться дышать и жить, не смирилось с поражением. Эту частичку, Вальмонт назвал бы душой, а престарелый учитель Гарвеля ядром личности, но по большому счету, как ни назови, ничего от этого не изменится. Именно эта часть Гарвеля, начала кропотливую работу по сведению тех вопящих от жалости к самим себе осколков, в которые превратился его разум, в цельную личность.