Что же касается младенцев, тут и вовсе не о чем волноваться. Все давно поставлено на поток и материальные рельсы. Репродуктивная медицина достигла небывалых высот, и, если мне так уж захочется продолжить род, я поступлю как Марго — закажу себе парочку близнецов в ЭКО-центре. Она давно принюхивается к этой идее, а времени у нее осталось поменьше моего. Хотя, если честно, пока что вся эта возня с чашками Петри кажется мне немного жутковатой. Впрочем, я не выбрасываю идею из головы, а держу на крайний случай — ведь если даже знакомой мне парочке лесбиянок удалось таким образом получить малыша, то и у меня есть отличный маленький шанс не остаться под старость лет в одиночестве. Дело даже не в том, воспользуюсь ли я когда-нибудь широкими возможностями, которые открывает для современных женщин медицина, — просто, имея в запасе такие козыри, чувствуешь себя значительно уверенней.

Стволовые клетки, близнецы из пробирки, запасные груди и другие радости цивилизации — не удивительно, что новому поколению свойственна некоторая беззаботность и даже, не побоюсь этого слова, инфантильность. Благодаря всем тем чудесам цивилизации, которые отвоевало человечество, сделав рывок в сторону спасения красоты и молодости, в запасе у нас неожиданно оказалось как минимум лет десять. Может быть, кто-то и прибавил бы их к тридцати или оставил на счастливую старость, а я с удовольствием продляю с помощью этого приятного резерва период «чуть за двадцать». Я как будто все еще там, в возрасте без сожалений, первых морщин и разговоров о выборе банка для размещения пенсионного счета. Мне не нравится взрослеть, я не понимаю, почему я должна делать это непременно сейчас; и зачем думать о вечном, если есть возможность еще хорошенечко поразвлечься? Может быть, кому-то покажется, что я инфантильна, но зато с такой философией мне, к примеру, удается всегда выглядеть значительно моложе своих лет. В семнадцать мне давали пятнадцать, а в двадцать пять — опять семнадцать. Купить пива всегда было страшной проблемой! В ночной клуб же приходилось постоянно таскать паспорт, иначе я рисковала услышать строгий оклик охранника: «Нет восемнадцати? Домой!»

Годы идут, но ничего не меняется. Я по-прежнему выгляжу лет на двадцать — двадцать пять. Тут, конечно, надо сказать, что у меня есть свой секрет. Очень простой. Стоит мне только похудеть, как я моментально сбрасываю лет десять. Кстати, надо бы сесть на диету — все эти печенья в офисе... И все-таки хорошо это — быть вечно молодой!..

— Женщина, передайте за проезд! — От небрежного окрика, за которым следует чувствительный тычок в спину, я нервно вздрагиваю и подпрыгиваю на месте. Я сижу в маршрутке и рулю к торговому дому «Золотой Вавилон», а в руку мне высыпала горячие монетки какая-то сволочь. Кажется, и вот эту вот «женщину» она адресовала именно мне.

Я передаю монетки дальше и нервно копошусь в сумочке. Здесь где-то было зеркало. Ну вот, все на месте, та же вполне себе девичья физиономия. Тревожно оглядываю лицо и шею, боясь обнаружить следы морщин, разложения и тлена. Однако там лишь синяки под глазами, которым есть объяснение — нечего торчать в Интернете всю ночь, нужно иногда и спать. Неужели мама права — мне кажется, что все нормально, но для окружающих я уже того... женщина?

Остаток пути я провожу, уткнувшись носом в стекло. На пинки и окрики не реагирую: пусть передают деньги через меня.

И почему слышать это слово всегда так исключительно обидно? Наш преподаватель русского языка в университете просил никогда не употреблять его как обращение. Барышня, девушка, что угодно, только не...

— Что, прямо так «девушка»? А если тетке за прилавком за шестьдесят? — ехидно спрашивали задние ряды.

— У вежливого человека дама по ту сторону прилавка всегда девушка, — парировал профессор.

Ну, значит, и я девушка. Теперь осталось только забраться за прилавок.

Впервые за долгое время мне ничего не хочется покупать, я потерянно блуждаю по огромному торговому центру, разглядывая витрины рассеянным взором. Мир неожиданно кажется мне другим: враждебным, жестоким и... полным девушек, каждая из которых моложе меня как минимум лет на десять. Как я умудрилась проморгать то время, когда мой любимый город до краев наполнился этими ужасными, вульгарными малолетками? Мимо меня туда-сюда шмыгает молодое поколение. Дальше — хуже. Оглядевшись, я понимаю, что, если хорошенько приглядеться, я — самая взрослая посетительница Topshop. Впрочем, кажется, я поторопилась с выводами — все не так уж и плохо. Перед вешалкой с открытыми майками «алкоголичками», на которых вышита клубника и размашисто написано «Париж, я люблю тебя», стоит женщина, которая по всем внешним признакам выглядит гораздо старше меня. Я уже не уверена, можно ли полагаться на внешность, но ей можно дать и сорок, и сорок пять. Я облегченно вздыхаю. Все-таки я по сравнению с этой покупательницей сущий ребенок.

— Мама, это я не надену! — раздается капризный голос девчушки лет семнадцати. — Меня эта майка полнит.

— Пойдем отсюда, — отзывается женщина и, взяв за руку высокое создание, которое только что вынырнуло из примерочной, покидает магазин.

Тридцатилетний юбилей. Неприятность, как ни крути. Как бы лихо ни врали мы друг дружке, что, мол, нам года — не беда, как бы ни подтрунивали друг над другом, но перед невидимым рубежом всех моих девчонок слегка лихорадило. Как будто мы подошли к электрической ограде с током высокого напряжения, и точно знали, что перебраться через нее без потерь не выйдет.

Меня так и вовсе била крупная дрожь. Даже вспоминать страшно, чем обернулся для меня этот жутковатый юбилей полгода назад... Стоп! Мне что, уже даже не тридцать, а тридцать с хвостиком?!

Все пошло очень плохо прямо с конца декабря. В один совершенно не прекрасный день, когда я приползла домой после трех собеседований с кандидатами, тяжелого расстройства желудка (я грешила на майонезный салат в забегаловке) и планерки, Вася встретил меня в коридоре со странным выражением лица.

— Новый год мы будем отмечать у моих родителей, — выпалил он.

Вася был случайным голубем, временно присевшим на мою одинокую ветку: я знала это, родители Васи понимали это, сам Вася, казалось, осознавал это трижды в день. И тем не менее он совершил невероятную глупость и напросился к родителям на празднование «главного семейного праздника года».

Я почувствовала прилив невероятной живости, как если бы меня пригласили на юбилей Ленина выступить с номером оригинального жанра. В принципе, за семейным столом семейки Огурцовых я была так же, если не менее, уместна.

— Может быть, ты сходишь туда один? — резонно предложила я, хватаясь за последнюю соломинку. В ответ я услышала развернутую лекцию на тему моего эгоизма и нежелания «раз в год сделать хоть что-нибудь для наших отношений».

Мне было сложно сосчитать, сколько раз в год я что-то делала для наших отношений, но я точно помнила, что самим отношениям недавно стукнул второй месяц. Однако скромные временные рамки романа никак не смущали Василия. Он успел шустро перевезти свои плотно упакованные чемоданы в мою квартиру, не преминув с порога заметить:

— Собаку со временем придется убрать. Я их не люблю.

Зигмунд, что и говорить, проникся к Василию горячей взаимностью, в первый же вечер нагадив в туфли пришельца.

Незваный гость был хуже татарина, а Вася оказался еще противней незваного гостя. Начнем с того, что мне было стыдно рассказывать подругам, откуда он взялся. Как я могла сознаться в том, в чем стыдилась признаваться даже самой себе? Я, профессиональный работник брачной индустрии, девушка, которая целыми сутками общается с качественными и холостыми мужчинами, совершила непоправимый поступок.

В тот тяжелый, холодный ноябрь я... завела анкету на «Мамбе». Да, конечно, не «рабочую», под которой мы прощупываем скользких кандидатов, а анонимную, но все равно чудовищно компрометирующую анкету на сервисе виртуальных знакомств. Под очередным идиотским ником «Гертруда» — очень оригинально, да. Конечно, я поклялась, что делаю это не всерьез — просто развлекусь и удалю ее при первой же возможности, — но эти оправдания звучали неубедительно даже для меня самой.