– Сегодня между пятью и семью вечера надо выставить патрульный наряд на дороге возле школы Джефферсона, – распорядился Арчи. – Пусть останавливают все проезжающие машины и расспрашивают водителей. Если они воспользуются этим путем сегодня, то не исключено, что поступили так же и вчера. Может быть, кто-то заметил что-нибудь полезное. Насколько я знаю, у Ли Робинсон имелся сотовый телефон, так? Мне нужна распечатка всех звонков с ее номера, а также сообщений на электронные адреса ее подруг. – Арчи посмотрел на Энн Бойд. Она была третьим по счету психологом, которого ФБР командировало для работы по делу «убийственной красотки», и единственная из них не оказалась несносной занудой. Энн всегда нравилась Арчи, однако он так и не ответил ни на одно из редких писем, полученных от нее за последние два года. – Когда будет готово описание личности преступника?

Энн допила остатки диетической кока-колы и со стуком поставила пустую банку на стол. В последний раз Арчи видел ее с пышной «афро» на голове. Теперь черные волосы Энн были заплетены в тысячу мелких косичек. Она тряхнула всеми разом, подняв голову.

– Через сутки. Может, раньше.

– Набросок?

– Мужчина от тридцати до пятидесяти. Плюс очевидное.

– Что же?

– Он прилагает определенные усилия, чтобы вернуть свои жертвы. – Энн пожала округлыми плечами. – Его мучает совесть.

– Итак, мы разыскиваем мужчину в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, который страдает от угрызений совести, – подытожил Арчи. «Знакомое состояние?» – подумал он и обратился к Энн: – А раз ему совестно, значит, он уязвим, так?

– Он понимает, что поступает плохо. Да, теоретически на него можно оказать психологическое воздействие – вызвать чувство паники, к примеру.

Арчи оперся на стол, и присутствующие выжидающе посмотрели на шефа. По их лицам Шеридан мог определить, что многие провели бессонную ночь, выполняя служебные обязанности. С каждой проходящей минутой их работоспособность и моральное состояние будут ухудшаться. Их и дальше ждет недосып, еда на ходу и много беспокойства и забот. Это его команда, и он несет за нее ответственность. Арчи знал, что политик из него никудышный. Он ставил людей, которые работали на него, выше тех, на кого работал сам. Это и делало его хорошим руководителем. И до тех пор, пока ему удавалось добиваться практических результатов, вышестоящие начальники терпели его политические промашки.

Арчи десять лет проработал в опергруппе по делу «убийственной красотки», из них четыре года руководил ею – вплоть до поимки Греттен Лоуэлл. На протяжении всего срока он ощущал у себя над головой дамоклов меч обвинений в служебном несоответствии. В итоге детектив вышел победителем из этого противостояния, чуть не поплатившись собственной жизнью. Вот почему в душах людей, сидящих в комнате, теплилась хрупкая вера в него. Отчего ему было еще тяжелее объявить им следующее:

– Прежде чем продолжим, должен поставить вас в известность, что рядом со мной будет постоянно находиться Сьюзен Уорд, литературный сотрудник газеты «Орегон гералд».

Присутствующие оцепенели.

– Знаю, – вздохнув, ответил на немой вопрос Арчи, – это против правил. Но я вынужден пойти на такое нарушение, и, поверьте мне на слово, по серьезной причине. Прошу оказывать Сьюзен Уорд посильное содействие. – Арчи внимательно вгляделся в лица подчиненных, пытаясь угадать их мысли. Наверное, думают, что им подсунули какую-то гламурную сучку. Или продажную карьеристку. А может, выторговали эксклюзивный репортаж в обмен на сокрытие какого-нибудь компромата. «Ничего подобного», – мысленно ответил всем Арчи. А вслух спросил: – Есть вопросы, соображения?

В воздух взметнулись шесть рук.

– Расскажи мне про Арчи Шеридана, – попросила Сьюзен. Во второй половине дня она закончила изучать материалы; которые Дерик выудил из редакционной базы данных и вручил ей вместе с завернутым в фольгу яблоком во фритюре. Он что, подлизывался? А сейчас Сьюзен с блокнотом в руке примостилась на краю стола Квентина Паркера.

Квентин работал в отделе городской полицейской хроники. Толстый и лысеющий, он принадлежал к старой репортерской школе и плевать хотел на журналистские дипломы, а еще дольше на ученые степени. Не любил церемониться, зато обожал говорить гадости и наверняка злоупотреблял алкоголем. Но Паркер был настоящий профессионал своего дела, и Сьюзен, без преувеличения, нравился.

Квентин откинулся на спинку рабочего кресла, вцепившись в подлокотники мясистыми пальцами, и ухмыльнулся.

– Долго же ты раскачивалась!

– Надеюсь, ты в курсе, что я пишу серию очерков на Пулитцеровскую премию?

– А ты в курсе, что эта серия досталась тебе через твое влагалище? – Паркер пренебрежительно фыркнул.

– Мое влагалище способно творить чудеса! – Сьюзен одарила его лучезарной улыбкой.

– А тебе не приходило в голову, что ты моя внебрачная дочь? – Паркер загоготал и окинул ее любящим взглядом.

– Разве у твоей дочери могут быть розовые волосы? Он замотал головой, болтая отвислыми щеками.

– Только через мой долбаный труп! – Паркер оглянулся во сторонам на журналистов, напряженно смотревших в экраны мониторов или прильнувших к телефонным трубкам в деловитой, приглушенной обстановке редакционной комнаты. – Ты только посмотри на это. – Квентин скривился. – У нас здесь будто в каком-то сраном офисе! Ладно, – наконец снизошел Паркер, с трудом наклонился вперед и поднялся из кресла. – Пошли в кафетерий. Угощу тебя дерьмовым бутербродом и заодно поиграем в газетчиков.

Кафетерий находился на цокольном этаже здания. На раздаче клиентов поджидало стандартное учрежденческое меню: тарелки с жидкой кашицей под нагревательными лампами, ледяной зеленый салат, сморщенная печеная картошка. Торговые автоматы из стекла и нержавейки, установленные вдоль стены лет, наверное, тридцать назад, предлагали красные яблочки размером с мандарин, треугольные сандвичи, тонкие кусочки пирога и начинающие чернеть бананы. Паркер купил в автомате два сандвича с ветчиной и сыром и протянул один Сьюзен.

Именно потому, что ассортимент не вызывал аппетита, очень немногие сотрудники редакции приобретали здесь пищу и еще меньше принимали ее в гостеприимных стенах кафетерия. Так что Паркеру и Сьюзен не составило труда найти свободный столик с бежевым гигиеническим покрытием.

Паркер весь пропитался стоялым запахом сигаретного дыма, окружавшим его словно аура. От него постоянно несло так, будто он только что вернулся из курилки, хотя Сьюзен ни разу не видела, чтобы Квентин уходил со своего рабочего места. Он откусил от сандвича большой кусок и тыльной стороной ладони вытер с подбородка каплю майонеза.

– Ну, начинай! – скомандовал Паркер.

Девушка открыла блокнот и ослепительно улыбнулась.

– Я Сьюзен Уорд, – промурлыкала она, – из «Орегон гералд». Вы позволите задать вам пару вопросов, сэр?

– Пожалуйста. Мне нравится ваша газета.

– Итак, речь пойдет о детективе Арчи Шеридане. Насколько я знаю, он с самого начала входил в состав полицейской опергруппы, которая охотилась за «убийственной красоткой», верно? Он же вместе со своим напарником вел расследование первого убийства.

Паркер согласно кивая, и каждый раз его подбородок собирался в складки.

– Ну да. За пару недель до перевода в группу его приняли в отдел по расследованию убийств. Напарника звали Генри Собол. У Шеридана это было самое первое дело. Не хило, да? Первое дело – и ему сразу выпадает серийный убийца! Обломилось, что называется. Конечно, тогда они этого еще не знали. Просто очередная мертвая шлюха. Кто-то наткнулся на труп в Форест-парке во время утренней пробежки. Голая. Со следами пыток. В общем, пахло извращением. Детская шалость по сравнению с тем, что будет дальше, но все-таки именно по причине издевательств над жертвой шум поднялся, можно сказать, большой. Большой для дела об убийстве проститутки. Это было в девяносто четвертом году. В мае.