Но, собственно, против плоскости существования, которую избирает себе тот или иной тип людей, возразить бы нечего, потому что дело каждого — положить свою единственную жизнь на то, что ему нравится. Возразить бы нечего — если бы данный тип не требовал от всех остальных жить так, как он указывает. Это хуже. Я ему не указываю, а он мне — указывает. Я его ни в лагерь, ни в сумасшедший дом и не додумался бы направить — только за то, что он думает не так, как я, живет не так, как я… А он, куда ж там, распоряжается мной, как каким-то предметом, как крепостным. Поэтому лично я рассматриваю данный тип как общественно опасный, а взятие им власти в свои руки — как большую историческую трагедию.

16 декабря 1977 г.

Мне кажется, что уже давно назрела потребность составления особого словаря — как бы его точнее определить? — толкового словаря, в котором на общепринятый, исторически сложившийся культурный русский язык переводились бы слова и выражения официального советского языка. Нет не только объяснения таких послереволюционных образований, как, ну, скажем, колхоз, ГПУ, политбюро, кагэбист или рабкор, — это естественно: жизнь движется вперед, развивается, одним словом, и возникают вот такие новые слова, но я говорю не о словаре новых слов, а о словаре старых, общеизвестных и даже очень хорошо известных слов, которые стали употребляться в совершенно ином смысле, иногда даже диаметрально противоположном тому, какой они имели до революции и в каком их продолжает понимать остальной мир, то есть нужен перевод с советского языка на русский. Ну любой пример из тысяч и тысяч. Правда. Что такое правда? Правда есть правда, истина, то, что есть на самом деле. Так считалось веками и так считается во всем мире сегодня. Но по-советски «правда» значит совсем другое; по-советски правда — это только то, что полезно делу коммунизма. Я лично слышал это на закрытом партсобрании в конце 60-х годов.

Разберем. Вот утверждение, что уровень жизни советского человека катастрофически низок, даже просто позорен для развитой страны в xx веке, такое утверждение вряд ли полезно делу коммунизма, не так ли? Каждый спросит: «За что же мы боролись шестьдесят лет, да еще с таким количеством крови, десятками и десятками миллионов жертв?» На Западе некоторые специалисты на основе расчетов приходят к выводу, что шестьдесят советских лет стоили нашей стране шестьдесят миллионов погибших, не считая при этом жертв войны. Шестьдесят миллионов жертв правления, таких, как умерших в концлагерях, расстрелянных в годы террора, уморенных голодом и высылкой во время коллективизации и тому подобное. Это только шестьдесят миллионов смертельных жертв; а сколько мучений вообще, лишений, неудобств, нервотрепки, страха выпало на долю буквально всем, целым поколениям. Это — правда. Так спрашивается, может ли эта правда быть полезной делу коммунизма? По крайней мере каждый здравомыслящий человек в СССР с полным правом задаст вопрос, не пора ли остановиться и оглядеться, что это мы строим? Что же это за такое дело «изма», если после шестидесяти лет борьбы за него человек, оказывается, живет хуже, чем до начала этой борьбы? Нет, такая правда не полезна делу коммунизма. Тогда по-советски объявляем это неправдой, а выдвигаем другие утверждения: ну, «Жить стало лучше, жить стало веселей»; «Живем мы весело сегодня, а завтра будем веселей»; «Наши достижения немыслимо грандиозны» и так далее. Формально, по-общечеловечески, это неправда, но это полезно делу коммунизма, полезно. Значит, по-советски это и есть правда. Только это есть правда по-советски, а все другое — ложь. Правильно и логично, если исходить из положения, что правда — это то, что полезно делу коммунизма. И каждый настоящий коммунист обязан это знать, и он это знает; но беда в том, что далеко не все, особенно некоммунисты, не все это знают и в самом Советском Союзе, и особенно за его пределами; из-за этого происходит масса недоразумений, иллюзий, обид, ошибок, трагических ошибок — и все из-за того, что до сих пор, слыша из уст коммуниста разные знакомые слова, люди понимают их в общепринятом смысле и не подозревают, что они по-коммунистически, по-советски значат нечто совсем иное, как только что было продемонстрировано на примере слово «правда».

Кто это, наивный, возмущается, что газета «Правда» не пишет якобы правды? Да газета «Правда» есть правдивейшая из правдивейших газет, какие только существовали на свете, только в свете той маленькой оговорки, что мы уславливаемся считать правдой лишь то, что полезно делу коммунизма. Ну надо еще добавить — в данный момент, потому что полезным делу коммунизма в разные моменты могут оказываться разные и даже диаметрально противоположные вещи; когда в определенный момент, в определенной ситуации газета «Правда» пишет, что «Сталин — ум, честь и совесть нашей эпохи», что «Сталин самый большой гений, гуманист из всех, какие были на земле», то, поскольку это помогает делу коммунизма в данный момент, это есть чистая правда, и только правда. В другой момент та же газета «Правда» напишет, что «культ личности Сталина сопровождался преступлениями, а партия разоблачила ошибки, злоупотребления Сталина» и тому подобное; так ведь на данном этапе, будучи полезной делу коммунизма, это же чистейшая правда, и только правда. Газета «Правда» всегда, во все времена, в любой день, на любой странице, в любой строке, говорит только правду — по-советски, никогда ни разу не запятнав своего названия, да будет вам известно, — но где и кто это толково и внятно объясняет? Вот в чем беда.

Нет такого объяснения, и потому я, без всяких шуток, считаю, что толковый словарь, объясняющий такие вещи, чрезвычайно был бы полезен не только советским людям, но и всему миру; было бы легче, если бы советские коммунисты хотя бы прибавляли прилагательные к таким вот принципиально важным словам, как «правда»: «советская правда», «коммунистическая правда»; ведь прибавляют же они, хоть далеко не всегда, но иногда, уточняющие прилагательные «социалистический» к слову «гуманизм»: не просто гуманизм, а «социалистический гуманизм». Не так ли? Так почему бы не говорить «социалистическая правда» в отличие от просто правды? Все же это хоть как-нибудь останавливало бы внимание, было бы сигналом, что данная газета называется, по существу, не «Правда», а «Социалистическая Правда»; все в ней написанное есть не просто и чисто «правда», а «социалистическая правда». Но этого по разным причинам не делается: люди оказываются в заблуждении. Вообще-то это странно, что даже через шестьдесят лет безудержного, лавинного шествия совершенно особого советского языка до сих пор далеко не всем понятны его, в общем, простые и совсем несложные, но такие принципиальные или, как сказал бы Ленин, «архипринципиальные» особенности. До какой-то степени это, я думаю, объясняется все-таки вуалью секретности со стороны самих советских коммунистов: они не распространяются много о своих принципах толкования терминов; знают сами — и довольно. А другие люди слушают, удивляются: «Как можно — черное называть белым? Как можно так лгать?!» Да не лгут они, давайте же поймем наконец.

Если мы вот с вами твердо договорились, например, все черное называть белым, то всякий раз, видя черное, мы будем восклицать: «Белое! Какое белое!» И будем ли мы при этом лгать? Мы же договорились, что сажа, смола, ночная тьма, космическая пустота или краска под названием «кость жженая» — это все — мы договорились! — белого цвета, белого! Теперь, когда мы при виде всего черного скажем, что оно белое, то это не будет — формально — ложь, это будет всего лишь особенность нашего языка; и не упрощайте дело, указывая на нас пальцем, говоря, что мы лжецы; нет, мы не лжецы, мы говорим правду по законам нашего специфического языка; у нас черное называется белым — только и всего.

Так у советских коммунистов, в их специфическом советском языке, диктатура и называется демократией, бедность — изобилием, несвобода — свободой, или, скажем, ритуал получения неких бумажек и бросания их в урну — это выборы, и так далее, и так далее.