— Ну, так ты ляжешь на носилки или тебя силком уложить, для твоего же блага? — вывел его из состояния ступора нетерпеливый возглас рыжего тюремщика.

Веревий молча и беспрекословно, занял место на матерчатых носилках. Низ его портов тут же пропитался мочой оставшейся после лежавшего здесь тела повешенного. Как выяснилось, этого добра тут натекла целая лужа, и никому из надзирателей не пришло в голову опрокинуть носилки. Он едва не вскочил со своего ложа, едва учуял отвратительный запах, но через пару секунд изменил свое первоначальное решение, посчитав, что за возможность остаться в живых это не такая уж большая цена.

Закрыв Веревия изношенным арестантским одеялом, которым до этого было накрыто тело повешенного, надзиратели подняли носилки и куда-то потащили их. Веревий раскачиваясь в такт торопливым шагам, лежал и думал о превратностях судьбы. Всего лишь пару недель тому назад ему и в голову не могло придти, что его и Карла поймают, словно обычных рыночных воришек и все их грандиозные планы пойдут коту под хвост.

Веревий, хорошо зная своего друга, не сомневался в том, что Карл сумеет, как-нибудь выкрутиться. Так, что ему оставалось озаботиться спасением своей собственной шкуры. Судя по тому, как развивались события последние несколько часов, к решению его судьбы подключился кто-то весьма влиятельный. Оставалось лишь гадать, зачем ему, или им, все это могло понадобиться? Что такого интересного можно было у него разузнать?

В этот самый момент Веревий прикусил язык. Уж чего-чего, а узнать от него было можно много чего интересного. И относительно скарабея, которого Карл притащил, черт те знает, откуда, и насчет Проклятой штольни Веревий также мог порассказать много чего любопытного. Как про скормленных троглодитам людей, так и про несметные золотые запасы, таящиеся под землей, глубоко внутри Волжского берега. Любая из этих тем вполне могла быть той самой причиной, по которой его не отправили на эшафот, подсунув вместо него первого попавшегося тюремного дурачка.

В это время Веревий неожиданно ощутил, что носилки, в которых он находился, куда-то поставили. Судя пол шелесту соломы, а также по сильному запаху конского пота, его погрузили на телегу, запряженную лошадью.

— Но, трогай! — зычно крикнул возничий, и телега немилосердно скрипя, всеми четырьмя колесами покатилась.

— Кого везешь? — послышался грубый окрик, после чего телега неожиданно встала.

— А то ты сам не знаешь? — язвительно спросил возничий. — Знамо кого, арестанта казненного на погост. Ты никак подсобить хошь?

— Да иди ты, куда шел! — сердито сплюнул охранник.

После этого заскрипели открываемые входные ворота и телега с Веревием, судя по всему, беспрепятственно выехала с тюремного двора.

Сердце его пело от восторга — он свободен! Неужели он действительно на воле? Впрочем, за той кажущейся легкостью, с какой он оказался на свободе, стояла чья-то железная воля и, судя по всему, весьма большие финансовые возможности. Оставалось только догадываться, чего именно от него потребуют взамен его чудесного избавления от виселицы?

Караван растянулся почти до самого горизонта. Судя по множеству огромных тюков, притороченных к верблюдам, и немногочисленной охране, караван принадлежал богатому, но не очень умному купцу. Всем было хорошо известно, что в пустыне вокруг Мемфиса хозяйничают разбойничьи шайки Крыс пустыни. В последнее время, чувствуя собственную безнаказанность, они совсем распоясались и обнаглели больше обычного. Вдобавок ко всему, они подобно своим черным хвостатым собратьям расплодились сверх всякой меры.

Но отнюдь не это обстоятельство заставило Эхнасета, начальника стражи фараона Сети, предпринять конкретные шаги для поимки обнаглевших разбойников. Будучи человеком уже не первой молодости Эхнасет, возможно и дальше продолжал бы смотреть на проделки Крыс сквозь пальцы, если бы, не напросившиеся к нему на прием старейшины купеческой гильдии.

Почтенные старцы преподнесли ему богатые подношения, для того, чтобы их нижайшие просьбы были хорошо расслышаны начальником стражи. Купцы, терпевшие солидные убытки от набегов разбойников были всерьез обеспокоены сложившейся вокруг Мемфиса ситуацией. О чем они напрямую и сообщили Эхнасету, довольно прозрачно намекнув, что если он не сможет найти управы на разбойников, купцы найдут способ сообщить о его бездействии самому фараону. Можно было не сомневаться, что скорый на расправу Сети по своему обыкновению скормит нерадивого вельможу крокодилам, о чем сам же будет жалеть и печалиться уже к вечеру этого дня.

Не желая и далее испытывать судьбу, Эхнасет решил устроить грандиозную облаву на разбойников. С этой целью он разослал верных людей по всем караван-сараям, чтобы распустить сплетню о том, что некий купец собирает большой караван с богатыми товарами для торговли на северном побережье моря с иноземцами. Особый упор делался на то, что недальновидный купец решил сильно сэкономить на охране каравана и нанял для этого каких-то неумытых бродяг, вдобавок ко всему в количестве явно недостаточном для охраны такого большого каравана. Перебить их не составит большого труда, хотя, скорее всего охрана едва завидев более сильного противника, просто сбежит, бросив караван на произвол судьбы.

Эхнасет был более чем уверен, что мимо внимания Крыс, многочисленные осведомители которых шныряли по всему Мемфису, эта информация не пройдет. Они обязательно попытаются атаковать беззащитный караван, чтобы завладеть таким лакомым куском. Взяв с собой воинов в количестве достаточном для проведения крупномасштабной облавы, Эхнасет переодел их кого купцами, а кого погонщиками верблюдов. Конницу, изображавшую разномастное отребье, выдавало лишь отменное вооружение и прекрасные кони.

День клонился к закату, солнце готовилось к тому, чтобы опуститься за темно-сиреневые горы, видневшиеся вдали. Пустыня стала готовиться к тому, чтобы сменить невыносимую дневную жару на пронзительный ночной холод. Несмотря на то, что передвижение в пустыне ночью было намного комфортнее, нежели днем, под палящими лучами солнца, все же большинство караванщиков предпочитало передвигаться в светлое время суток. По крайней мере, можно было во время разглядеть приближающихся незнакомых путников, которые с равным успехом могли быть, как мирным караваном, так и разбойничьей шайкой, замаскированной под торговцев.

Эхнасет, в своем тщеславии, не мог не примерить на себя роль богатого купца, хозяина каравана. Он ехал на белом верблюде в самой середине, в непосредственной близости от него неотлучно находились двое всадников, выглядевших, словно самые настоящие оборванцы кочевники. На самом же деле они были его верными помощниками и ловили каждый взгляд и слово своего начальника. Высланные далеко вперед дозорные вскоре вернулись с тем, чтобы сообщить, что впереди до самого горизонта пустыня чисто. Единственными живыми созданиями здесь были лишь члены каравана, да, пожалуй, еще змеи и ящерицы начавшие выползать их своих нор на песок, для того чтобы отправиться на ночную охоту.

Эхнасет поднял было руку для того, чтобы скомандовать остановку на ночь, когда вдруг позади каравана послышалось нестройное улюлюканье и топот множества лошадиных копыт.

— Ага, наконец-то, Крысы пустыни пожаловали к нам в гости! — криво усмехнулся Эхнасет. — Не спугните, подпустите их поближе!

К начальнику стражи подвели горячего жеребца, на которого тот, несмотря на солидный вес, легко перебрался прямо с верблюда. Вытащив из притороченного к седлу колчана лук, Эхнасет наложил на тетиву оперенную стрелу и терпеливо ждал, когда атакующие разбойники окажутся в пределах досягаемости. Остальные воины, также опустив поводья, достали луки и приготовились, к тому, чтобы дать прицельный залп по команде.

Разбойников оказалось несколько больше, чем предполагал Эхнасет. Впрочем, его это нисколько не огорчило, а наоборот, только еще сильнее раззадорило. По всей видимости, в ожидании большой добычи несколько отрядов Крыс объединились для того, чтобы нанести молниеносный и жестокий удар по многочисленному каравану. Освещенные последними лучами заходящего солнца они мчались, словно стая саранчи, сметающая все на своем пути. По мере приближения к каравану стали видны клинки, блестевшие в руках нападавших.