— Ну так что? Мы едем? — нетерпеливо спросила Виолетта, качаясь на заднем сиденье и стараясь попасть головой в проём между передними подголовниками.

— Да, наверное. А больше дядя ничего не говорил?

— Нет. Разве что, сказал, чтобы я не забыла описать тебе, куда мы с ним ездили…

— И куда же?

Девочка замерла, какое-то время с забавно сосредоточенным выражением на лице, думала, а потом улыбнулась:

— Ну, были в зоопарке! Там такие слоны и белые медведи! Я даже видела, как они купались, а потом отряхивались.

— А откуда поехали? Что вообще было с тех пор, как мы расстались? — Я откинулся на спинку и наблюдал за ребёнком в зеркало заднего вида.

— Ну я, честно говоря, не хотела об этом говорить… Плохое место, странное и там всё время за мной кто-то следил…

— Может так оказаться, что это очень важно. Поэтому всё понятно, но, пожалуйста, расскажи мне как можно подробнее! — попросил я, с болью в сердце глядя, как личико Виолетты начинает вытягиваться, и она трёт глаза — не плачет… наверное, просто они заболели от гари.

— Мы долго ехали и оказались возле таких больших зданий, как показывают в фильмах. Потом был шлагбаум, какое-то поле со светлыми камнями и пылью. Я видела странные строения, напоминающие колбы, а сверху симпатичные маленькие домики, соединённые между собой коридорами. А потом были такие большие круглые колонны и сверху несколько этажей дома. Я правду говорю, не выдумываю. Ты веришь?

— Конечно! — я кивнул головой, а сам размышлял о том, что всё это кажется удивительно знакомым. Но почему?

— Потом мы остановились, и он повёл меня к этому большому зданию. Там сбоку была дверь, мы вошли в заваленную обломками кирпичей комнату и пошли по дрожащей, громыхающей лестнице вверх. Очень долго поднимались, я совсем устала…

— Это можно понять. Уверен, что так оно и было, — сказал я, ясно увидев перед глазами Хельмана и эту маленькую девочку, карабкающуюся наверх в неизвестность.

— Потом мы вышли в комнату, а из неё на крышу и оказались высоко-высоко. А тот двухэтажный дом, который я видела снизу, оказался рядом и такой большой…

И тут у меня в голове что-то промелькнуло, и я вспомнил, как ехал на электричке и наблюдал нечто подобное недалеко от Казанского вокзала. Чтобы подтвердить или опровергнуть это, я быстро спросил:

— А какого цвета были эти колонны, или, мне кажется, более уместно назвать их цилиндры?

— Такие светло-жёлтые…

— Хорошо, продолжай, пожалуйста!

Виолетта кивнула и всхлипнула:

— Мы вошли в этот дом, и всё там было не так. Я сначала подумала, что у меня что-то случилось с глазами… Как будто смотрела через аквариумы. Размыто и непонятно. Тот дядя куда-то исчез, и я осталась одна… Кажется, бесконечно долго бродила внутри, натыкаясь на что-то, плакала, звала на помощь, но никто не приходил. Мне казалось, что я замечаю кого-то вдалеке, и он наблюдает за мной, но, может, так просто хотелось. Потом я устала, села и даже стены там были какие-то не такие. Наверное, уснула, а когда открыла глаза, рядом опять был этот дядя, который забрал меня в зоопарк. И оттуда привёз сюда…

— Так ты ничего не ела? — обеспокоено спросил я, подаваясь вперёд.

— В зоопарке мы посидели в кафе, только мне совсем не хотелось кушать. Было грустно, хотя животные понравились очень, и я не хотела никуда оттуда уходить.

— Ладно. Обещаю, когда мы со всем этим разберёмся, то вместе отправимся в зоопарк или куда-либо ещё, а пока надо заняться делом. Кстати, а где ты жила до всех этих событий?

— В детском доме. Но я не хочу туда возвращаться! Ты же не отдашь?

Я замялся и ответил успокаивающим голосом:

— Очень постараюсь, но ты уже достаточно взрослая, чтобы понять: там есть много формальностей, которые мне не в силах просто так обойти.

— Но ты же очень постараешься?

— Не сомневайся…

Девочка выдохнула, чуть-чуть улыбнулась и указала пальчиком на бардачок:

— Там ещё что-то должно для тебя быть.

Я наклонился вправо и достал единственную вещь, которая была засунута сбоку, — небольшой шуршащий пакет. В нём оказался техпаспорт на машину и выписанная на имя В. Г. Спасшегося доверенность. Надо же, какой законопослушный — и здесь всё продумано!

— Так мы поедем куда-нибудь подальше отсюда? А то я волнуюсь, что тот дядя вернётся и опять заберёт меня в это странное место. Не хочу там больше никогда оказаться!

— Да-да. Только последний на сейчас вопрос: тот мужчина ушёл отсюда пешком?

— Конечно. А как же ещё? — Виолетта удивлённо посмотрела на меня и покачала головой. — Он хоть и странный, но не может летать или ещё что-то там.

— Вот и хорошо, иначе было бы намного сложнее! — кивнул я и завёл двигатель. — Сейчас мы поедем в одно удобное место, там передохнём и ещё раз всё обсудим, чтобы поскорее закончить.

— Только позаботься обо мне, ладно?

— Можешь быть уверена во мне!

Я вывернул руль и медленно поехал вдоль своего дома, глядя, как гроб грузят в автобус, и, кажется, даже различая заунывный плач. С чувством неожиданного удовлетворения я увидел, что здесь нет никого, кто мог бы оказаться священником, и это вызывало странное успокоение — значит, всё идёт теперь так, как надо. Хватит с меня этих кошмаров с церковью, крестов из дыма и ужасных монстров, которые за ними таятся. Хочется, чтобы наконец-то наступила белая полоса и продлилась как можно дольше.

С трудом миновав традиционные московские пробки, нахождение в которых по такой жаре сделалось в несколько раз невыносимее, мы вскоре остановились во дворе новой многоэтажки. Это был какой-то авторский проект, может, и оригинальный, однако оставляющий впечатление запутанности и нездоровой напряжённости. А всё дело было в углах — они присутствовали повсюду, буквально на каждом шагу. Конечно, на мой взгляд, круглое решение было бы совсем неудачным, однако и такой, угловой вариант, выглядел весьма безрадостным. Мне такие дома никогда не нравились, но, как говорится, на вкус и цвет — без товарищей. Зато со всем остальным, кроме, пожалуй, вечно спящего, но очень красиво одетого консьержа, был полный порядок.

Думаю, нечто подобное ощущала и Виолетта — с каждым шагом, девочка с всё большей опаской вжимала в голову плечи и старалась замедлить шаг, словно ожидая, что из-за очередного угла кто-то непременно выпрыгнет. Мне было больно на это смотреть, да и выкручиваемый большой палец, за который схватился ребёнок, едва мы зашли в просторный подъезд, явно не способствовали расслабленности и позитиву. Зато когда мы гулко захлопнули за собой массивную дверь, Виолетта явно оживилась, а я слегка наигранно сказал:

— Добро пожаловать. Чувствуй себя как дома!

При этом, вспомнив о том, где жила девочка, я замер и хотел было прибавить что-то ещё, во избежание разночтений, однако, похоже, ребёнок воспринял всё именно так, как и обычный человек, и это неожиданно показалось мне очень хорошим предзнаменованием.

— А можно я всё здесь посмотрю? — с вожделением и подскакивая от нетерпения, спросила она.

— Конечно. Поступай, как хочешь! — кивнул я, и девочка с каким-то неразборчивым возгласом, что я однозначно истолковал как восторг, скрылась в ближайшей комнате.

В доме Олега ничего не изменилось с момента моего отъезда к месту гибели Валеры, хотя я с предсказуемым волнением ожидал увидеть здесь нечто близкое к состоянию собственной квартиры. Правда, на журнальном столике лежало несколько ярких коробок с пазлами и кипа новых детских журналов, судя по розовым обложкам и улыбающимся куклам явно предназначенных для девочек. Склонившись и посмотрев ближе, я убедился, что многие номера совсем свежие, что в совокупности с отсутствием у Олега детей и подобных увлечений невольно наводило на не очень приятные мысли о том, что Хельман позаботился о досуге девочки перед нашим приездом. Позже выяснилось, что в ванной стояла даже детская зубная щётка с крупноглазой принцессой и треугольная упаковка пасты со вкусом жвачки. Удивительная предусмотрительность и тактичность, резко контрастирующая со всеми остальными проявлениями ко мне пристального «внимания».