– Пакет из штаба, – четко ответил Павел.

Заскрежетал открываемый замок, дверь открылась, и в образовавшемся проеме появился мужчина с приподнятой керосиновой лампой в руке.

Очевидно, хозяин отдыхал. Во всяком случае, на нем были галифе, но с тапками на босу ногу, а под накинутой на плечи шинелью виднелась нижняя рубаха.

Луч упал на лицо хозяина, и стало видно, как чуть округлились от удивления глаза.

Стоявшие на площадке отнюдь не походили на посыльных бойцов.

Рука хозяина дернулась было к правому бедру, но там ничего не было. И тут же самый здоровый из троицы выступил на передний план. Еще шаг – и владелец квартиры оказался отодвинут вглубь, а путь – свободен.

Двое спутников здорового немедленно вошли внутрь.

– Но простите… – попытался возмутиться хозяин.

– Капитан Горликов? – спросил невысокий.

Колеблющееся неверное пламя играло тенями на лице, и выделялся лишь птичий нос, да временами чуть сверкали глаза. Вроде, темные, но сказать точно при таком освещении не представлялось возможным.

– Точно так.

– Я – капитан Покровский, – представился невысокий.

Хозяин невольно вздрогнул. Павлуша меж тем прошел мимо него в единственную комнату и почти сразу выглянул обратно.

– Никого нет.

Кроме комнаты была кухня, она же прихожая, в которой и застыли пришедшие.

– Вы позволите пройти? – осведомился Покровский.

Словно можно было ему не позволить!

– Разумеется… – хозяин замялся, явно не зная, какую форму обращения выбрать. Товарищи ли, господа, или нейтральное – граждане.

– Благодарю, – кивнул Покровский.

Комната была невелика. Застеленная кровать, древнее кресло, несколько стульев, шкаф, стол – вот и все, что в ней поместилось. На стене висело несколько фотографий. Молоденькая девушка со статным юным офицером с погонами. Она же – но постарше и с ребенком на руках. Какой-то пожилой мужчина, отец?

Покровский покосился на стол, где застыла едва початая бутылка водки, тарелка с немудреной закуской, да переполненная окурками пепельница.

Туда же последовала лампа, и огонь хотя бы перестал прыгать, покрывая помещение несильным, но хоть сравнительно равномерным светом.

– С вашего позволения, – Покровский не стал раздеваться, лишь расстегнул верхние крючки полушубка, сел на один из стульев и извлек папиросу.

Павел чиркнул спичкой.

Горликов с тоской посмотрел на дальнюю стену, где висела портупея с кобурой. Увы, далеко!

– Что празднуем? – поинтересовался Покровский. – Какую-нибудь награду за доблестное уничтожение безоружной деревни?

Хозяин вскинулся было, но нарвался на пронзительный взгляд гостя, и понуро опустил голову.

– Не стыдно? – Покровский покосился на фотографию парочки. – Вы же русский офицер. Какого года выпуска?

– Шестнадцатого, – Горликов справился с собой и теперь смотрел на визитера.

– Следовательно, присягу Императору давали. А теперь служите каким-то прохиндеям. Да еще и с усердием служите. На Великой войне вели себя так же? Или там по тылам отсиживались?

Ответа не было, поэтому после некоторой паузы Покровский продолжил:

– По моим сведениям, вы меня искали. В тайге не довелось встретиться, вот, пришлось заглянуть в гости. Итак, чем могу служить? Вернее – чем обязан столь пристальному вниманию?

– Сами знаете, – буркнул Горликов.

– Ну-ну. Интересно выслушать вашу версию.

– Какую версию? – вдруг вскинулся капитан. – Вы поезд ограбили, людей убили. И, по-вашему, это пустяки? Вот вы говорили про меня, а сами? Вы же тоже офицер, сколько знаю, кадровый, да еще и Георгиевский кавалер. А превратились в разбойника, которым людей пугать. И после этого еще пытаетесь стыдить других!

– Я, в отличие от вас, присяги не нарушал. Режим ваш – беззаконный. Уничтоженные мною – солдаты другой державы, проще говоря – интервенты, и здесь им нечего делать. Чужой солдат – однозначно, оккупант, и как таковой подлежит немедленному уничтожению. Да и деньги, к вашему сведению, мне нужны не для себя, – отчеканил Покровский. – Вам не понять. Вы – пес нынешнего режима. Хотя, режим этого не ценит. Вон, как живете. Даже жена от вас ушла.

Покровский судил по фотографиям и обстановке, и был прав. Горликов дернулся в очередной раз, словно от удара под дых, и опустил голову.

– Впрочем, так даже лучше. Вы людей убили. Тех, кто предоставил мне кров. Аким!

Стоявший за спиной хозяина здоровяк шагнул вперед, схватил Горликова за голову и резко повернул. Хрустнули позвонки, тело капитана дернулось и сразу обмякло.

– Все. Уходим.

Улица бурлила толпой. Люди шли и шли, целеустремленно, густо, забив и тротуары, и проезжую часть. Над головами свисали в безветрии красные знамена и написанные на красном же лозунги.

Пока шествие происходило мирно, без бития стекол и разграбления лавок, но мало ли в какую сторону повернут мысли и чаяния людского стада?

– Всем сотрудникам милиции срочно на выход! Направляемся в центр. Надо прикрыть хотя бы административные здания. На месте остается только наряд. Не забывайте оружие!

Последнее напоминание являлось излишним. Без оружия чувство незащищенности подступало с такой силой – хоть вообще на улицу носа не высовывай. Ограбят среди бела дня, и еще хорошо, коли просто ограбят. А уж любого милиционера просто убьют – как сторонника и сторожевого пса порядка. Пусть милиция считается народной. Только ведь преступники – тоже часть народа. Пусть не лучшая его часть…

Люди часто ненавидят тех, кто пытается ограничить их свободу делать все, что только заблагорассудится. Даже если подобные действия наносят ущерб другим.

– Николаев! Тебе что? Особое распоряжение требуется?

– Это… Сами говорили, заниматься лишь убийством американца.

– Считай, разрешен краткий перерыв. Сам знаешь, людей маловато. Не дай Бог…

Веру никто официально не запрещал. И, одновременно, негласно преследовалось все с ней связанное. Иногда – под угрозой репрессий, когда речь шла об официальных лицах. Положено было не верить, точнее, верить в материалистический марксизм, а не то… Безработных хватает.

Но бывают ситуации – помянешь и Бога, и его вечного антипода, и еще многое другое, находящееся за любыми гранями приличия. Или того, что в старые несвободные времена считалось приличием.

Оставалось выругаться про себя и выполнять распоряжение. Но дело ли следователя стоять в оцеплении, подобно простому постовому милиционеру?

Транспорта в распоряжении управления имелось мало. Пара автомобилей, один из которых чинился вечно, с самого попадания в участок, а второй принадлежал начальнику, несколько разнообразных пролеток, – пожалуй, и все. Если не считать конюшни с лошадьми. А подавляющему большинству сотрудников традиционно приходилось идти пешком.

Хорошо, от здания управления до центра улицы были практически пусты, манифестация двигалась от рабочих районов, и добраться сумели без особых преград и происшествий.

Разномастно одетая цепочка представителей правоохранительных органов отнюдь не смотрелась всевластной охраной закона. Так, какими-то народными дружинниками, или еще чем-то несерьезным. Но уж как есть.

– Лука Степанович! Тут интересная вещь получается, – Суханов встал рядышком с непосредственным начальником.

– Ты о чем?

– Об убитом офицере.

– Это… А что там вообще?

Занятый непосредственным поручением, Николаев лишь краем уха слышал об очередных происшествиях.

– Некий Горликов. Найдет недавно в своей квартире. Сегодня не явился на службу, послали узнать, в чем причина, а там – остывшее тело. Доктор говорит – смерть наступила еще до полуночи, – охотно принялся пересказывать Суханов.

– И что? – равнодушно уточнил следователь.

Этих трупов в спокойные дни находят по полдюжины. Стоит ли интересоваться подробностями, коли расследование поручено не тебе?

– Все бы ничего, только у убитого свернута шея. Совсем как у того солдата, – с некоторым возбуждением пояснил Суханов.