Красота и польза. Если посмотреть на историю человечества сквозь призму только этих двух слов, то станет очевидным, что выражение «новые города» — глупость несусветная. Новых городов — нет. Если вы более или менее разумный человек и заложили новый город на удобном для жизни месте, то, построив жилые районы, возведя храмы, школы, стадионы, больницы и заводы, попробуйте копнуть землю у крыльца вашего дома. Не надо далеко ходить. Углубитесь в землю у крыльца вашего дома. И вы найдете… Уж черепки глиняные — точно. Все поглощает и растворяет земля за тьмы веков, но глиняные черепки — остаются. И вы поймете, что здесь до вас уже жили люди. Что это удобное и красивое место еще до вас уже выбирали люди.

Поезжайте просто так по земле. Вдоль рек больших и малых. Найдите над любой рекой семь холмов, как в Риме или в Москве. Или один большой холм, возвышенность просторную, на которой можно поставить город. Начните копать землю в этом чистом поле, на семи ветрах и семи холмах — и вы найдете все то же. И убедитесь, что здесь уже жили люди. Это место уже миллион лет назад было выбрано для стоянки человека…

Кажется, мой фильм не затерялся в общем телевизионном потоке. Во всяком случае, мне тогда позвонили сразу аж из трех журналов, чтобы я написал для них о древнерусской архитектуре, именно о взгляде. Я обещал, но не смог сделать, потому что очень тяжело, трудно писать, изображать картины словами после фильма, где все — показано. И правда, какими словами нарисовать тихую речку Колокшу, что в Юрьеве-Польском. Возле города и в городе она, перегороженная плотинкой, с почти остановившимся течением, грязненькая и мутненькая. А в фильме — светится! Потому что в окнах церквей, в каменных бойницах колоколен, которые стоят на самом берегу, загорелось закатное солнце — и все это вместе отражается в воде; и на экране, перед глазами, сразу два храма: один — плывет вместе с легкими облаками в голубом небе, второй — мерцает в таинственной синеве реки, по которой скользят, кружась, узкие желтые ивовые листья.

Река, река… Дорога ушедших времен и ушедших людей. И храм Покрова на Нерли, восьмое чудо света, поставлен так, что ярче всего и полнее всего подтверждает непреложное правило древних зодчих.

От окраины села Боголюбова мы шли на веслах по Нерли часа полтора — и на всем пути он открывался нам с разных сторон, как бы сопровождал нас. Или — встречал… Потом мы высадились на берег. А можно и дальше идти по реке, огибая полуостров, до впадения Нерли в Клязьму — и все время тонкий силуэт церкви будет парить над речными излуками и прибрежными лугами и перелесками. А она ведь маленькая, очень маленькая.

И с Нерли ее видно, и с Клязьмы!

В ту поездку я взял с собой жену Машу и дочку Динку. Счастливица Динка, она в одиннадцать лет увидела и узнала то, до чего ее отец своим умом и случайным опытом доходил четверть века.

— Не мог человек задумать и сделать такое, — сказала Маша. — Если только по Божьему промыслу. Страшно представить, что же должен был почувствовать Андрей Боголюбский, когда завершилась церковь, когда он понял, что как бы выполнил Божий промысел… И что же чувствовали мастера, когда увидели и поняли, что это они своими руками сделали ее?

Не представляю. Даже боюсь представить. Андрей Боголюбский, человек, близкий к Богу, наверно, молился, сливался в молитвах с Богом, и душа его полнилась какой-то высшей благодатью.

А мастера… Они тоже молились. А потом — в чем я почти уверен — упились вдребадан. Вусмерть. И долго еще пили, чтобы заглушить себя. Не чувствовать.

И так ведь, спустя восемь веков, смотришь, и кажется, что душа не выдержит…

Жители Юрьева-Польского живут в городе, которого никогда не было в истории, и неизвестно, есть он сейчас или нет.

Хотите верьте, а хотите нет, но почти во всех энциклопедиях и справочниках он называется — Юрьев-Польский. Мало того, сами горожане именуют его только так. А чтобы отдельные приезжие не сомневались, на въездах в город высятся бетонные надолбы с установленными на них ажурными металлическими буквами: Юрьев-Польский.

При чем здесь поляки!? Они на Северо-Восточной Руси отродясь не бывали! А название города происходит от «поля». Вернее, «ополья». Край так и называется — Владимирское ополье. Пространство за лесами. Переславль-Залесский, Юрьев-Польской…

А может, вернее и точнее будет так — Юрьев-Опольский?!

Иногда мне казалось, что я умом тронулся. Абсурд ведь бьет по мозгам так, что и сам не знаешь, что с тобой творится. Я почему-то ни разу не сказал, никого не спросил из горожан, чего же они свой город эдак-то переиначили? Хотя самая естественная реакция — спросить, удивиться. Но как будто кто-то мне диктовал: молчи. До сих пор не понимаю. Наверно, это был такой вид истерики. Потому что по правде-то надо бы выйти на городскую площадь, раздеться догола и орать: «Люди, вы что, с ума посходили?!»

Так ведь все равно внимания не обратят. Просто в кутузку отведут.

Готовя книгу к печати, я звонил в Юрьев-Польской (Опольский), в музей тамошний. Автоматика не срабатывала, и я заказал переговоры на станции. Дежурная телефонистка откликнулась тут же. «Какой-какой? — переспросила она. — Так вам нужен Юрьев-Польский? Абонента правильно называть надо!»

Ну что тут скажешь? И телефонистка тут ни при чем, и жители города тоже не виноваты. Если в энциклопедических словарях так пишут, то какой спрос с рядового человека…

Не так уж давно по всем каналам телевидения показали открытие в городе Муроме памятника нашему былинному богатырю Илье Муромцу. А я, глядя на районные торжества, думал о том, как десять с лишним лет назад тихо, без всякой помпы, уничтожили его дом, его село… Попросту упразднили Карачарово. То есть включили его в черту города Мурома. А это значит, что оно исчезло не просто из почтового перечня, а с географических карт, вообще из жизни. Нет теперь села Карачарова, а есть только город Муром.

Вообще-то Карачарово не столько история, сколько легенда. Отсюда ли родом Илья Муромец, никто не знает доподлинно. Скорее всего — из Карачева и Моровска, что в Черниговском княжестве. Не случайно же в более древних сказаниях он называется Муравленин, Моровлина или Муровец из города Морова. Кстати, в тех же краях есть село Девятидубье, связанное с легендами о Соловье-разбойнике. Оттуда же, из ближних градов и весей Черниговского княжества, ведет и та самая «дорога прямоезжая» в стольный град Киев. Ведь Илья туда частенько наведывался: то на пир, то на суд к князю.

А от северного Мурома до Киева и сейчас-то добраться сложно…

С веками, когда Южная Русь переходила на письменную культуру, былины отодвигались, уходили на крестьянский север. Тогда-то, наверно, и «приписали» Илью к северному селу Карачарову и городу Мурому. Кстати, в некоторых более древних, «южных» былинах он называется то «боярским», а то и «царским» сыном. Вообще, Илья — одна из самых загадочных фигур русского эпического былья. Здесь же, на севере, он прочно и навсегда стал народным, «крестьянским сыном». Между прочим, в нынешнем Карачарове живут его потомки. Так называют себя карачаровцы из многочисленного рода Гущиных. И даже приводят какие-то доказательства.

В общем, легенда всегда обрастает житейскими подробностями. И вот легенду уничтожили.

Бедный Илья. Ему и так немало досталось от всяких словописцев XX века. То объявят его лентяем, поскольку пролежал на печи тридцать три года. А заодно с ним и весь русский народ. А то «защитят» — мол, это характер наш народный такой: лежим-лежим, зато как поднимемся — ух!..

Удивительно, до чего легко сочиняются «глубокомысленные» схемы и делаются «глобальные» обобщения! Даже моя маленькая Динка возмущалась, слыша такое: что они выдумывают, папа? Они что, былин не читали? Там же ясно написано, что Илья Муромец болел, и его калика перехожий вылечил!