Мерседес помрачнела, а затем щелкнула пальцами у бандита перед носом.

— Какая задница? — прошипела она. — Ты знаешь, с кем разговариваешь, недомерок?

Джек выхватил из кармана газовый баллончик, сгреб певицу за волосы и опорожнил баллончик прямо ей в лицо. Казалось, оно сразу покрылось волдырями. Мерседес визжала, задыхаясь в струе перечного газа.

Когда она рухнула на колени, Джек спокойно протащил ее за волосы по мраморному полу к двери исповедальни у северной стены. Он открыл дверь, с усилием втолкнул девушку внутрь и запер замок.

— Горячая штучка для горячей сучки, — бросил он в сторону заложников, во все глаза уставившихся на него. — Кто-нибудь еще хочет обсудить свои планы на сегодня?

В наступившей тишине раздавалось только постукивание его ботинка по полу.

— Видимо, нет, — в конце концов заключил он. — Так, слушайте, детишки. Сейчас с каждым из вас у меня будет разговор с глазу на глаз, поэтому прошу всех выстроиться в очередь у первой двери справа за исповедальней. Живо!

Юджина покорно встала и развернулась, следуя за остальными. Выходя в проход, она услышала всхлипывания Мерседес в исповедальне.

Ей было почти жаль девушку, но стоило ли препираться с этими людьми? На что она надеялась? О чем думала? Наверное, Мерседес и правда рассчитывала, что ее отпустят, решила Юджина. Когда этой испорченной старлетке последний раз в чем-нибудь отказывали?

Стоя в очереди, Юджина решила, что из всех, кто был здесь, именно она должна поговорить с захватчиками. Ни у кого больше не было такого шанса на успех, как у нее. На беду или на удачу, но так оказывалось всегда.

Она снова взглянула на сияющие золотом ряды мерцающих лампад. Может, в этом и заключался смысл того, что сейчас она оказалась здесь, подумала Юджина.

Чтобы убедить их отпустить заложников.

Чарли Конлан ждал своей очереди на «разговор», стоя у исповедальных кабинок, занавешенных красными шторками.

Поведение бандитов казалось ему слишком наигранным — маски, сутаны, а теперь еще и исповедь. Казалось, будто похитители хотят, чтобы готическая атмосфера храма подыгрывала им, нагоняла на людей страх, не давала заложникам прийти в себя. В общем-то неглупая тактика.

Конлан знал, что рок-звезд вроде него принято считать мягкотелыми и прекраснодушными субчиками. Но в отличие от остальных у него за плечами был солидный багаж. То, чему его не научили детские годы в бедных кварталах Детройта, он с лихвой добрал, отсидев в «Ханой-Хилтоне»[5] большую часть 1969 года.

Темная деревянная дверь наконец открылась, и Конлан собрал нервы в кулак. Женщина, которую собеседовали — Мэрилин Рубинштейн, — была не похожа на себя: мокрые от пота светлые волосы облепили череп, глаза остекленели, а на потрясенном лице застыло такое выражение, будто она столкнулась с чем-то невообразимо отвратительным.

Проходя мимо Конлана, она поймала его изумленный взгляд и прошептала:

— Делай все, что они скажут.

— Следующий, — раздался скучающий голос из-за двери. — К тебе обращаются, мустанг.

Конлан секунду помедлил в нерешительности, а затем прошел в комнату, и ему сразу стало ясно, что это не исповедальня, а комната охраны. Несколько складных стульев, стол посередине, кофейный автомат и несколько раций, стоявших на подзарядке на металлическом столе у стены.

У стола в центре комнаты сидел главарь бандитов, Джек. Он указал на металлический стул напротив:

— Мистер Конлан, прошу вас садиться. Кстати, я ваш большой поклонник.

Конлан сел.

— Спасибо.

На столе между ними лежали наручники в полиэтиленовом пакете и моток изоленты. Конлан смотрел на них, стараясь пересилить страх, поднимавшийся откуда-то из живота. «Не выдавай себя, Чарли. Держи все под замком».

Джек взял планшетку и щелкнул авторучкой.

— Итак, мистер Чарли Конлан, — сказал он. — Чтобы облегчить процесс, я сразу попрошу у вас список имен и телефонов людей, управляющих вашими финансами. Нам также очень пригодятся пин-коды и номера счетов, где хранятся ваши накопления, пароли и прочая подобная информация.

Глядя в глаза Джеку, Конлан заставил себя улыбнуться.

— То есть все вертится вокруг денег? — спросил он.

Похититель постучал ручкой по краю планшетки и нахмурился.

— У меня нет времени на болтовню, мистер Конлан, — ответил он. — Вы будете сотрудничать или нет? Даю вам последний шанс ответить.

Конлан решил подпортить им игру и посмотреть, на что они способны.

— Дайте немного подумать, — протянул он, потирая подбородок. — Э-э… м-м… А не пошли бы вы?..

Джек медленно вытянул наручники из пакета и поднялся. Он обошел Конлана и быстро, профессионально сковал ему руки за спиной.

Конлан сжал челюсти, ожидая первого удара. Он на всю жизнь запомнил, каково это, когда выдирают зубы щипцами, и надеялся, что этот ублюдок с наполеоновским комплексом запасся едой и терпением.

Но удара не последовало. Вместо него раздалось шуршание — бандит надел Конлану на голову пакет. Потом взвизгнула изолента, и шею певца охватило тугое кольцо, мгновенно прекратившее доступ воздуха. Чарли тут же вспотел. Полиэтилен облепил кожу, как грязь. Чарли панически глотнул воздух — и пластик захрустел во рту и ноздрях.

— Жарковато там, правда, дядя? — проговорил Джек ему на ухо сквозь пластик.

Конлан задыхался. Его легкие горели. «Боже мой, нет. Я не хочу умирать так».

Джек сел на место, зевнул и закинул ногу на ногу. Конлан бился в конвульсиях. Спустя, кажется, вечность Джек взглянул на часы.

— Не хотите подписаться на программу «Бабки за кислород»? — спросил он. — Все в ваших руках.

Конлан отчаянно закивал, хрустя пакетом.

Джек перегнулся через стол, и воздух, бесценный воздух хлынул в пакет, когда он пальцем проткнул в полиэтилене дырку.

— Чарли, Чарли, а я-то думал, что ты вырос на «Битлз», — сказал Джек, улыбаясь и барабаня пальцами по столу. — Ну же! Неужели ты не помнишь? «Лучшее в жизни достается бесплатно» — ничего не напоминает?

Конлан жадно, хрипло дышал, уткнувшись лбом в край стола. Джек придвинул к нему планшетку и положил сверху ручку.

Чарли Конлан взялся за ручку. Две мысли пульсировали у него в голове вперемешку со свежим воздухом: первая — о Боге, вторая — не совсем.

«Боже правый.

Нас всех поимели».

Я только что поговорил по телефону с Мэйв. «Мне нужно услышать ее голос гораздо больше, чем ей хочется услышать меня», — думал я.

Стив Рено как раз вошел в штаб, аккуратно неся картонную коробку с бутербродами и кофе. Он выдал мне стаканчик и пожал руку.

Я помнил Стива по нескольким тупиковым ситуациям, когда нам приходилось вести переговоры. Как и многие его коллеги из верхушки департамента, этот высокий длинноволосый мускулистый офицер был своего рода белой вороной. Никто, кроме него, не проявлял большего терпения и сострадания во время переговоров у забаррикадированной двери — и никто не действовал быстрее, когда ее наконец удавалось выбить. Стив Рено был во всех отношениях человеком-загадкой. Три брака, пятеро детей, живет в Сохо, водит пикап с наклейкой «Semper Fi»[6] на заднем стекле.

За его спиной маячили двое фэбээровцев в черной спецназовской униформе. Того, что поменьше, можно было принять за водопроводчика, а то и школьного учителя, если бы не ярко-зеленые глаза, просветившие штаб и меня насквозь, как лампа сканера.

— Майк, это Дейв Оукли из команды спасения заложников, — сказал Стив. — Лучший в мире начальник оперативной группы.

— Давай не будем портить впечатление, Стив. Сегодня — никаких ляпов, — отреагировал вояка с хриплым, безрадостным смешком, протягивая мне мозолистую лапу. — Что там за история с нашими новыми друзьями?

Я постарался ввести его в курс. Тактик слушал с непроницаемым лицом, только сжал губы при упоминании о взрывчатке. Когда я закончил, он молча кивнул.